Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 37



Тарханов посмотрел на него своими светлыми и наглыми глазами.

- Вы так думаете? - спросил он, твердо и насмешливо улыбаясь.

- Я в этом не сомневаюсь, - хмуро отвечал Шахов.

- Так вы, может-быть, принадлежите...

- Если вам угодно знать, я - красногвардеец.

- Ах, так, - весело сказал офицер, - так значит красногвардейцы умеют не только грабить дворцы, но еще и вести политические разговоры...

Он тотчас же спохватился и с нарочитым ужасом обратился к Галине:

- Извините, ради бога, Галина Николаевна, вы нездоровы, а мы тут...

Шахов взглянул в упор на это красивое и насмешливое лицо, и вдруг знакомое чувство радостного бешенства начало овладевать им.

- А вот красногвардейцы умеют еще и... - начал он и вдруг замолчал.

- Кажется, нет необходимости продолжать этот разговор, - презрительно морщась, сказал Тарханов.

- Да, этот разговор мы кончим где-нибудь в другом месте, - отвечал Шахов, неестественно улыбаясь.

Лицо его было бледно, нахмурено и чуть подергивалось.

Только теперь Галина вмешалась в разговор; до сих пор она молчала, полузакрыв глаза и откинувшись головой на подушки.

- Константин Сергеевич, вы, кажется, снова хотите устроить взятие Зимнего дворца и на этот раз у меня в комнате? - сказала она, усмехнувшись. - А вам я советую лучше обороняться, чем накануне ваши единомышленники, - обратилась она к Тарханову, - я могу удостоверить, что они оборонялись плохо. Если бы вы были вчерашний день во дворце, так и вы, быть-может... Впрочем, бросим говорить о политике. Вчера политика продырявила мне руку, сегодня она ссорит моих знакомых, - бог с ней.

Гвардеец, весело и вежливо улыбаясь, тотчас же согласился и принялся рассказывать о том, что вчера вечером, как раз в то время, когда происходила вся эта суматоха, он преспокойно слушал Шаляпина в Народном доме.

- Он был бесподобен в "Дон-Карлосе"... Какая игра!

Шахов смотрел на его лицо, свеже-выбритое, слегка припудренное, на прямой и твердый подбородок, на длинные белые руки, и чувство горечи, и недовольства собой, и злобы мутило его.

В тот же вечер, уйдя от Галины, Шахов снова встретился с Главецким.

Он бродил по городу, сам не зная куда и зачем, с непонятным вниманием следя торопливые силуэты прохожих, бессознательно щуря глаза, чтобы свет фонарей, тусклых, как рыбий глаз, в эту сумрачную осеннюю ночь расходился тонкими стрелами.

Раза два или три он останавливался на углу знакомого переулка, от которого не мог уйти в эту ночь; вот тот дом с крытым подъездом, и другой, и третий, а там...

И он поворачивался и снова начинал бродить по голым улицам, с огромными, выщербленными стенами, гулким стуком шагов пугая людей в пенснэ, вооруженных детскими пистолетами и стоявших в нишах ворот, на почетном карауле охраны своей безопасности.

Город был спокоен и мрачен: он напоминал опустевшее поле сражения, на котором только-что умолкли крики раненых, с которого только-что подобрали трупы, чтобы на утро с новыми силами начать яростную и беспощадную работу Революции.

Шахов увидел знакомое лицо с лисьим подбородком за окном запоздалого трактира, в одноэтажном деревянном домишке где-то на углу Болотной. Лицо было совсем близко к стеклу и при ясном свете электрической лампочки казалось нарисованным с удивительной четкостью.

Главецкий подносил ко рту бокал и косил глазами на улицу.

Деловитое, неподвижное выражение его как-будто нисколько не изменилось при виде Шахова, - он только отнял бокал от рта и, не отводя скошенных глаз, подул на пену.

То, что он нисколько не удивился и не обрадовался при виде Шахова, а только подул на пену (что должно быть, повидимому, подчеркнуть уверенность в превосходстве), - все это испугало Шахова. Он отвернулся и торопливо отошел прочь.

И тут же он сразу понял, что за эти два дня, как-будто не оставлявших ни одного свободного мгновения, чтобы думать о чем бы то ни было, - он ни на минуту не забывал о Главецком и о его "варшавском анекдоте".



На углу ближайшей улицы он остановился, с напряженным вниманием разглядывая темную и пустую витрину, на которой и при ясном свете дня не мог бы увидеть ничего, кроме выцветшего бархата и нескольких карманных фотографий.

Незаметно для себя самого он отошел от витрины и несколько раз прошелся туда и назад по Болотной.

Прошло десять или пятнадцать минут - не больше чем нужно для того, чтобы умереть или родиться, или принять это пустое решение зайти поздней ночью в трактир, разумеется, с единственной целью - согреться и выпить чаю.

Уже отворяя дверь, он вдруг вспомнил, что, может-быть, Главецкий его и не видел вовсе...

- Да ведь наверное не видел... ведь он же на свету был, а я в темноте, за окном...

И тут же, как-будто подталкиваемый сзади чьей-то рукой, которой не было силы сопротивляться, он перешагнул через порог и направился прямо к тому столику, за которым сидел Главецкий.

Главецкий вскочил, роняя стул, и бросился ему навстречу.

- Вот не ожидал встретить! - вскричал он, счастливо улыбаясь и протягивая Шахову сразу обе руки, - не ожидал встретить! Ведь я вас второй день ищу и никак не могу доискаться.

Шахов, заложив руки за спину, смотрел на него растерянно: впрочем, он тут же пришел в себя, сел за соседний стол и, не глядя на Главецкого, заказал себе чаю.

- Вот и отлично, теперь и поговорим, - пробормотал Главецкий, нисколько не смутившись тем, что ему не подали руки, и с особенным удовольствием устраиваясь на стуле, - теперь и поговорим. А то, ведь, прямо беда! Ни адреса, ни телефона, решительно никакого намека на местопребывание...

Шахов посмотрел на это постоянно меняющееся лицо с лисьим подбородком, с острым носиком - лицо мигнуло ему и, гримасничая, придвинулось ближе. Он молча отвернулся.

- Ах, вот как, вам со мною и говорить не угодно, - сказал Главецкий, придвигаясь еще ближе и суетливо ерзая на стуле, - очень жаль! А у меня есть для вас кое-какие новости...

- Что вам от меня нужно? - негромко спросил Шахов.

- То-есть, как это, что мне нужно? да ведь мы же с вами вчера условились встретиться. Ведь это вам со мною переговорить нужно.

- Да я сюда зашел не для того, чтобы... - начал было Шахов и тут же с чрезвычайной силой почувствовал, что зашел сюда именно для того, чтобы... - он оборвал и докончил кратко: - мне с вами говорить не о чем!

- Как не о чем? А хотя бы на счет...

Шахов резко оборотился к нему, сжав кулаки; Главецкий пугливо мигнул глазами, но остался на месте.

- Дело в том, - заговорил он вдруг тихим голосом, - что ведь бумажку-то я разыскал.

- Какую бумажку?

- Известную вам бумажку.

Он взглянул на Шахова и вдруг весь сжался и втянул голову в плечи.

- Никак не пойму, - продолжал он все тем же сдержанным голосом, - никак не пойму, отчего вы на меня так сердитесь? Ну что же, скажем, у меня на руках имеются некоторые документы, которыми можно, так сказать, пролить свет на ваше прошлое. Вам, допустим, это в данное время невыгодно, неудобно. Ну, и что ж из этого? Тут дело, если можно так выразиться, коммерческое. Вы вручаете мне некоторую сумму, по соглашению (он повысил голос и сделал ударение на этом слове), именно по соглашению, я взамен возвращаю вам эти документы. Вот и все. Ну есть ли тут из-за чего волноваться?

- Ведь я уже говорил вам, что у меня денег нет, - пробормотал Шахов.

- Знаю! Я и не расчитывал, что получу сейчас же звонкой монетой. Так сказать - "гони деньгу и никаких двадцать"! Я готов принять не только монетой, а хотя бы... ну, хотя бы ценными предметами.

Эти последние слова он выговорил как-будто с опаской.

- Вот, например, ценные предметы, - тотчас же продолжал он, - так сказать, дворцового происхождения. Некоторым лицам, которые стоят, если можно так выразиться, близко к самому делу, ничего не стоит, например, будучи где-нибудь там в карауле или...