Шпион его величества

Полковники Розен и Ланг были у меня без пяти девять, а вот Шлыкова нигде не было, ну совершенно нигде.

Мы ждали около двадцати минут, но он так и не появился. Это был дурной знак, ибо Шлыков всегда отличался совершенно особой исполнительностью – он никогда не опаздывал.

Но делать было нечего, и мы поехали с обыском к аббату Лотреку.

Облазили весь дом, весьма обширный и поместительный, полный темных закоулков, но даже следов таинственной нищенки не нашли.

Аббат заявил нам (то есть мне, Розену и Лангу), что даже в глаза ее не видывал. Ясное дело, он ее переправил в надежное место, но сомнений никаких не было – прежде тут была Алина. Приходилось уходить несолоно хлебавши.

Я вернулся к себе. От Шлыкова ни слуху ни духу, и это просто ужасно: рождаются самые дурные предчувствия.

Подождал до часу, а потом отдал приказ по военной полиции разыскивать Шлыкова и девицу с приметами Алины Коссаковской. Особенно усиленная слежка по моему распоряжению была установлена за домом аббата Лотрека. Но она совершенно ничего не дала.

Вообще эта Алина, доставляющая нам столько хлопот, как будто растворилась. Убежден, что она непременно находится в Вильне, но только где? Не представляю, где ее искать. Совершенно очевидно, что она не станет прятаться у своих – у графа Шуазеля, аббата Лотрека, графа Тышкевича, Менцеля. Думаю, что милейшая Алина постарается проникнуть туда, где ее точно искать не станут.

А от Шлыкова вестей все не было. Никаких.

В пять часов я вызвал к себе полковников Розена и Ланга и отправил их с отрядом полицейских, дабы они разбились на две основные группки и пошли осматривать городской парк, глухие переулки, палисаднички.

Через два часа поисков квартальный надзиратель Шуленберх в палисадничке одного из домом на Остробрамской улице (за ратушей) обнаружил безжизненное тело, прикрытое большим листом бумаги. Сдернув лист и начав его рассматривать с внутренней стороны, надзиратель увидел, что это нечто иное, как портрет самого Наполеона Бонапарта. А лежавшего на земле он сразу узнал: то был наш поручик Шлыков, Степан Григорьевич.

Если бы не возвращение Алины, уверен, никто бы тут не догадался, что Шлыков числится по штату военной полиции.

Нужно искать Алину.

Теперь последняя моя надежда – сын аптекаря.

Как только Шуленберх ушел от меня, я тут же известил главнокомандующего и государя о гибели доблестного Степана Григорьевича Шлыкова.

Сразу же после завтрака отправился в Виленский замок.

Император Александр Павлович страшно огорчен из-за гибели Шлыкова, что совершенно понятно, ведь это был единственный наш сотрудник, которому удалось попасть к виленским бонапартистам. При том у него был доступ к их переписке.

Мы на Шлыкова возлагали большие надежды, а теперь неожиданно все рухнуло. Кажется, вход в здешнее подполье для нас завален едва ли не окончательно.

Государь, как и я, считает, что единственный наш шанс отныне – это сын аптекаря (хоть бы только он не отступился от нас, не решил вдруг вернуться к изучению своей жидовской премудрости).

Еще государь полагает, что ситуацию может если не улучшить, то хотя бы несколько прояснить расследование по делу об убийстве Шлыкова.

Квартальный надзиратель Шуленберх, конечно, человек надежный и в высшей степени расторопный, но тут дело, как мне кажется, совершенно глухое.

Я не верю, что мы сможем выйти на след убийц. Нужны свидетели, и они, несомненно, есть, ведь, на самом деле, всегда найдется человек, который что-то видел, что-то слышал. Но ясно, что виленцы будут молчать как немые, не станут они содействовать врагам Бонапарте. Мы что-то узнаем, если только среди свидетелей окажутся жиды – едва ли не единственная опора наша в здешнем крае.

К часу дня явился ко мне квартальный надзиратель Шуленберх, и мы отправились пить кофий в трактир Кришкевича.

Шуленберх подтвердил едва ли не все мои печальные предположения – зацепок пока нет никаких: никто ничего не видел, никто ничего не знает. Глухо. Убийцы останутся на свободе, как я и думал.

Затем пришел ко мне сын аптекаря. Рассказал, что он уже устроился у графа де Шуазеля, тот взял его к себе секретарем.

Мальчишка успел скопировать целую пачку писем из тех, что граф успел ему надиктовать.

Естественно, я поблагодарил его за поразительную инициативность: между прочим, покойный Шлыков стал бы дожидаться приказа, но мальчишке, видимо, было невтерпеж. Перед сном почитаю письма, а завтра отнесу их государю.

Я предложил Заксу-младшему, дабы он попробовал отыскать следы Алины Коссаковской, видимо, скрывающейся где-то в Вильне.

Тут он вспомнил, что ее имя несколько раз сегодня всплывало в беседе де Шуазеля с графом Тышкевичем (он обедал у них), и пообещал прислушаться повнимательней к разговорам Шуазеля со своими гостями. Еще он пообещал, что все упоминания об Алине Коссаковской сгруппирует и затем изложит в особой записке.

Убийство Шлыкова все никак не выходит у меня из головы, а ведь запри мы эту Алину покрепче, ничего бы не было.

К шести часам вечера я опять пошел в Виленский замок, откуда мы отправились с государем на прогулку (вообще встречи наши, по мере накаления атмосферы, становятся все более частыми). Но прежде я передал его величеству копии писем, доставленные сыном аптекаря.

Александр Павлович остался весьма и весьма доволен. Он заметил даже, что это подлинные сокровища.

Когда же я рассказал его величеству, что мальчик взят графом де Шуазелем в секретари, то он просиял.

– Берегите ребенка, – заметил мне государь, – он нам крайне нужен, и ему ведь нет совершенно никакой замены.

Обедал я у графа Кутайсова. Там же были дежурный генерал Кикин и генерал-интендант Канкрин, как всегда забавно-оригинальнвй и проницательно-умный. Но в целом разговоры велись не слишком веселые. Убийство поручика Шлыкова как-то тяжело на всех подействовало.

Конечно, все мы знали, что население Вильны настроено против нас, против нашего государя. Но ведь это еще и ко всему было настоящее заказное убийство, убийство преднамеренное. Запахло настоящей войной, хотя Бонапарт еще пирует в Берлине.

Днем я встречался с полицмейстером Вейсом. Он докладывал об общей обстановке в Вильне, но особых новостей не было.

Вейс отличный работник, но только его нужно всегда подталкивать: он не станет ничего предпринимать, не получив предварительно четкой инструкции, но зато выполнит ее неукоснительно. Полицмейстер Вильны – идеальный исполнитель, что, конечно, отлично, но иногда этого оказывается недостаточным.

Виделся с государем. Он спрашивал меня, не вышли ли на след убийц Шлыкова, но утешить Александра Павловича совершенно нечем. Конечно, я знаю заказчика убийства (прелестную Алину), но ведь рассказать об этом его величеству я не могу.

Получил записку от сына аптекаря. Он зафиксировал все упоминания имени Алины Коссаковской, которые ему удалось услышать сегодня в доме графа Шуазеля, и сделал аналитическую сводку.

Вот его основные выводы.

Алина явно пребывает в Вильне, причем она находится в месте совершенно безопасном, находящемся вне всяких подозрений. Ни граф де Шуазель, ни аббат Лотрек, ни граф Тышкевич с ней личных встреч в эти дни не имели, но вся собранная ими информация стекается именно к ней – видимо, они состоят в тайной переписке, очевидно, осуществляемой через посыльных.

Отлично, мальчик! Нужно установить слежку за домом графа Шуазеля и проследить за маршрутами его лакеев. Тут уже можно копать.

Из Ковно прибыл майор Бистром, и я с ним отужинал в трактире у Кришкевича. Он благодарил за помощь, но сообщил, что бонапартисты наглеют буквально с каждым днем.

Майор смел и надежен, но его, как и Вейса, одолевает страх самостоятельных решений. Запросто могут отдубасить кого угодно, произвести наитщательнейший обыск, но думать боятся, боятся иметь свой взгляд на события. Эх, кабы можно было размножить сына аптекаря!..