Версаль. Мечта короля

– Тогда мы должны прочесть молитву, – дрожащим голосом ответила она.

Филипп толкнул жену на кровать и быстро расстегнул панталоны.

– Читай что хочешь, – буркнул он. – Это все равно тебе не поможет.

Все эскизы величественного дворца в окружении садов Людовик собрал на громадный лист бумаги, который и показал приглашенным в его покои Лево и Ленотру. Последний был известен своим искусством устройства садов и парков. Сейчас оба зодчих стояли, разглядывая королевские рисунки.

Людовик смотрел на приглашенных, едва сдерживая возбуждение. Ему не терпелось поскорее перейти от рисунков и чертежей к их воплощению.

– Как я уже сказал, весь существующий охотничий замок должен претерпеть изменения. Вдоль террасы, по всей ее длине, я желаю видеть большой зеркальный зал, чтобы стены симметрично отражались в них. Зеркала нам придется закупить в Венеции. А сады в этой стороне должны простираться вот отсюда… и досюда.

– Превосходный замысел, ваше величество, – сказал Ленотр. – А что обозначает этот большой прямоугольник?

– Озеро.

Ленотр задумчиво поскреб подбородок. Сомнение на его лице мгновенно подействовало на настроение короля.

– Ваше величество, чтобы наполнить водой озеро таких размеров…

Людовик сжал кулаки. В нем нарастала ярость. Откуда-то, доступный только ему, послышался голос матери: «Вы, конечно же, знаете, в чем проблема. Едва вы поднимете забрало, как враги тотчас воспользуются этим».

– Ваше величество, – заговорил Лево, – в окрестностях Версаля недостаточно рек.

Людовик в упор смотрел на устроителя садов. «Они подчинятся моей воле!»

– Так приведите реки сюда, – властно потребовал он.

Отпустив архитекторов, Людовик сошел в сад, где чумазые от земли садовники рыли ямы и сажали деревья. Он остановился возле садовника по имени Жак. Увидев короля, садовник торопливо бросил лопату и согнулся в поклоне.

– И давно ты у меня работаешь? – спросил Людовик.

– Почитай, полгода будет, ваше величество, – ответил Жак.

– А до этого чем занимался?

– Воевал, ваше величество, – ответил садовник, осмелившись поднять глаза на короля.

– Что случилось с твоей левой рукой?

– Оставил на поле под Мехеленом.

– Экий ты забывчивый, – усмехнулся Людовик.

Король посмотрел на яркое солнце, наслаждаясь теплом светила, после чего задал садовнику новый вопрос:

– Какие качества помогают солдату сделаться садовником?

– Умение копать землю, – ответил Жак. – Ведь солдатам – им и траншеи приходится рыть, и могилы. Террасы для солдата – что укрепления. А деревья – те же солдаты в строю. Сад устроить – что войну затеять. Много общего. И здесь и там поначалу сильно кумекать приходится. Но зато уж если сад удался… люди и через сотни лет будут ходить и любоваться его красотой. Я ж вам сказал, ваше величество: сад – такая же война. Война за красоту и против беспорядка.

– Скажи, а сколько времени понадобится, чтобы вырыть здесь озеро длиною в половину лье? И чтоб оно доходило вон до тех деревьев?

– Много времени, ваше величество. Мне бы понадобилась целая армия.

«А он отнюдь не глуп, этот садовник», – подумал король, глядя на горизонт и размышляя над словами Жака.

– Счастливо тебе, садовник.

– И вам, счастливо, ваше величество. Да произведет наша королева на свет здорового наследника. И пусть ваши сны будут полны воспоминаний.

– Сны? – удивленно переспросил Людовик.

– Помню, матушка мне однажды сказала: когда мужчина готовится стать отцом, он видит во снах свое детство.

Свой особняк Бонтан построил на острове Сен-Луи – одном из двух больших островов на Сене в пределах Парижа. Его большой, просторный дом был полон верных слуг. Даже в хмурую погоду там нередко бывало солнечно от царившей в доме радости. Однако сегодня, в солнечный день, в роскошно убранных комнатах ощущалась подавленность, имевшая вполне определенную причину. Младший сын Бонтана опасно заболел.

Бледный, худенький мальчик непрестанно потел, отчего простыни на его кровати быстро намокали. Бонтан, только что приехавший из Версаля, крепко обнял жену и не торопился разжимать руки. Так он пытался хоть немного восполнить время, проводимое вдали от дома и семьи. Затем он встал на колени у постели сына и принялся влажным полотенцем вытирать пот со лба ребенка. У Бонтана сжималось сердце. Жгучие слезы были готовы вот-вот брызнуть у него из глаз. Оспа. «Боже милостивый. За что такое моему малышу?» – мысленно вопрошал Бонтан.

Вместе с первым камердинером приехали двое придворных докторов. Обменявшись несколькими тихими фразами, придвинули стулья к изножью кровати и сели, поставив на пол чашу. Увидев в руке одного из эскулапов бритву, сын Бонтана вздрогнул.

– Я… мне уже намного лучше, – хрипло произнес ребенок.

Бонтан продолжал утирать ему лоб.

– Сынок, этим людям надо делать свое дело. Король прислал тебе своих докторов. Они – самые лучшие во всей Франции.

– Отец, пожалуйста! – взмолился мальчишка, когда сверкающее лезвие приблизилось к его лодыжке. Он стиснул отцовскую руку. – Прошу вас, расскажите мне что-нибудь.

Лезвие полоснуло по худенькой мальчишечьей ноге. Сын Бонтана всхлипнул. В чашу потекла струйка крови.

– Жил-был на свете великий и славный король, – начал Бонтан, старательно унимая дрожь в голосе. – И жил он в прекрасном дворце, стоявшем посреди леса. Его первый камердинер был честным человеком и преданно служил королю. Должность перешла к нему от отца, так же как однажды она перейдет… к тебе.

– Я буду служить королю? И что я буду делать?

Бонтан коснулся пылающей щеки сына.

– Ты станешь первым человеком, которого видит король, просыпаясь по утрам, и последним, кого он видит вечером, укладываясь почивать. Ты будешь предвосхищать все желания короля, дабы ничто не мешало ему править, оставаясь величественным, целеустремленным и мужественным. Никто из тех, с кем сведет тебя жизнь, не сравнится с королем по мудрости, доброте и щедрости. Сын мой, ты будешь счастливейшим из людей. Ты окажешься среди немногих, кому ведомы самые сокровенные мысли короля. Потом у тебя тоже родится сын, и когда он вырастет, ты расскажешь ему о годах, проведенных на королевской службе, а со временем передашь ему свою почетную и ответственную должность.

Больной ребенок облизал сухие губы. Тихо, чтобы слышал только отец, он спросил:

– Но если я буду жить при короле, значит я больше никогда не смогу вернуться домой?

Дом в Эперноне ничем не отличался от подобных заведений в любом другом городе. Стремясь сохранять внешние приличия, их содержательницы предлагали своим посетителям целебные травы, лекарства и простые медицинские процедуры вроде удаления мозолей и вросших ногтей. Однако главной «процедурой» для приходящих сюда мужчин были влажные, резко пахнущие женские лона, окруженные густой растительностью, а также мокрые накрашенные губы. Те и другие искусно умели высасывать из мужчин горячее, необузданное желание, беря за это не такие уж большие деньги.

Приехав в Эпернон, Фабьен Маршаль достаточно быстро узнал, что вороватый чиновник сейчас находится в публичном доме на «процедуре».

Эпернон отстоял от Версаля почти на одиннадцать лье. Маршаль отправился туда в сопровождении нескольких гвардейцев, захватив кожаную сумку и тесак. В дороге он думал о Людовике и опасностях, грозящих королю. Фабьен не сомневался: при дворе наверняка есть некто, симпатизирующий испанцам и их преступным замыслам. Он размышлял о письме, изъятом у заговорщиков, и о том прискорбном факте, что записку до сих пор не удалось расшифровать. Думал Фабьен и о лысом чиновнике-казнокраде. Миссия, возложенная на главу королевской полиции, была не из приятных. Фабьену хотелось как можно скорее ее завершить и двинуться в обратный путь.

Дом терпимости встретил его духотой и вонью. Взяв канделябр, в котором горело пять свечей, Фабьен двинулся по узким грязным коридорам. Он заглядывал в каморки, пока не обнаружил предмет своих поисков. Сборщик налогов развлекался на скрипучей кровати сразу с двумя шлюхами. Одна лежала, широко раздвинув ноги. Вторая, зарывшись лицом в «кусты», лизала у нее между ног. Чиновник «пользовал» вторую шлюху сзади, совершая отчаянные толчки своим «орудием». Он обильно потел и громко сопел.