Страница 32 из 38
Горизонт оказывался в поле зрения лишь тогда, когда шхуну поднимало на большой волне, а обычно она шла вперед, то пробираясь силой, то суетясь и заискивая перед серыми, серо-синими или черными провалами волн, испещренных поперечными полосами дрожащей пены; а то она осторожно и мягко прокрадывалась по склону какой-нибудь водяной горы. Казалось, будто она говорит: "Ты ведь меня не тронешь, правда? Я всего лишь маленькая шхуна "Мы здесь". Потом она, хихикая про себя, скатывалась со склона, пока ей не попадалось новое препятствие. Не заметить этого за долгие, долгие дни плавания мог разве что отъявленный глупец и тупица. Но Гарви не был ни тем ни другим, и он стал понимать и наслаждаться холодным хором гребней волн, опрокидывающихся со звуком без конца рвущейся материи; спешкой ветра, несущегося по открытому пространству и гонящего багрово-синие тени облаков; великолепным восходом багряного солнца; тем, как рассеивается и улетучивается утренний туман, стена за стеной покидающий белесый водяной покров; солоноватым блеском и сверканием луны; поцелуями дождя, падающего на тысячи квадратных миль мертвого, плоского пространства; тем, как все холодно чернеет к концу дня, и миллионами морщинок океана, освещенных лунным светом, когда углегарь церемонно устремлялся к низким звездам.
Но интереснее всего становилось тогда, когда под присмотром Тома Плэтта обоих мальчиков ставили к штурвалу и шхуна приникала своим подветренным бортом прямо к грохочущей синеве, а над ее брашпилем стояла небольшая, собственного изготовления радуга. Тогда челюсти гиков с воем терлись о мачту, шкоты потрескивали, а паруса наполнялись ревом; а когда шхуна соскальзывала во впадину, она топталась, словно женщина, запутавшаяся в собственном шелковом платье, и выбиралась оттуда с намокшим до середины кливером, страстно желая поскорее увидеть высокий сдвоенный маяк острова Тэчерс-Айленд.
Они покинули холодное серое море Отмелей, и им стали попадаться лесовозы, направляющиеся в Квебек через пролив Святого Лаврентия, и повстречались суда из Джерси, везущие соль из Испании в Сицилию. Дружелюбный северо-восточный ветер подхватил их и понес мимо восточного маяка острова Сейбл-Айленд, на который Диско не стал заглядываться, мимо отмелей Уэстерн и Ле-Хейв и нес их до северной кромки отмели Джорджес-бэнк. Здесь шхуна вышла на глубокую воду и весело побежала вперед.
- Меня к Хэтти тянет, - откровенничал Дэн с Гарви. - К Хэтти и к маме. А ты в следующее воскресенье наймешь мальчишку плескать водой на окна, чтобы тебе лучше спалось. Ты, наверно, с нами побудешь, пока твои не приедут. Чего тебе больше всего хочется на суше?
- Горячей ванны? - предположил Гарви. Его брови были совсем белыми от соли.
- Верно, неплохо, только ночная сорочка лучше. Я мечтаю о ней с тех пор, как мы свернули грот. Ведь в ней можно пошевелить пальцами ног... Мама мне новенькую купила и постирала, чтобы мягче была. Домой, Гарви! Мы почти дома, Гарв! Дома! По воздуху чувствую. Мы подходим к теплу; уже берегом пахнет. Интересно, поспеем мы к ужину или нет. Немного портвейну...
Паруса решительно захлопали и обвисли в душном воздухе, а глубокая океанская синева разгладилась и стала маслянистой на вид. Вместо желанного ветра пошел дождь, и его остроконечные струи пузырили воду и стучали, как барабан, а затем раздался гром и сверкнула августовская молния.
Мальчики разлеглись на палубе, подставив дождю голые руки и ноги, и вслух мечтали о том, что бы они съели на ужин на суше, так как берег уже был хорошо виден. Рядом с ними прошло небольшое судно из Глостера, и на его носу в небольшой кабине стоял человек, лысая голова которого блестела от дождя, и потрясал гарпуном для ловли меч-рыбы.
- Полный порядок на борту! - закричал он жизнерадостно, будто нес вахту на огромном лайнере. - Диско, Вувермен ждет вас! А где остальные шхуны?
Диско прокричал ответ, и они пошли дальше, а над ними грохотала дикая летняя гроза, и со всех сторон одновременно над мысами сверкали молнии. Из-за них низкая цепь холмов вокруг глостерской гавани, остров Тен-Паунд-Айленд, сараи для хранения рыбы и прерывистая линия крыш домов, а также весь рангоут и каждый бакен на воде то высвечивались, как при слепящей фотовспышке, то исчезали по дюжине раз в минуту, а "Мы здесь" в это время медленно шли вперед с начинающимся приливом, а позади нее тоскливо стонал буй-ревун. Затем после нескольких особенно зловещих вспышек сине-белого пламени гроза постепенно утихла, громыхнув напоследок пушечным залпом, от которого задрожали сами небеса, и установилась полная тишина.
- Флаг, флаг! - воскликнул вдруг Диско. - Отто! Приспустить флаг, нас уже видно с берега!
- Начисто забыл! Но он ведь не из Глостера?
- Здесь девушка живет, на которой этой осенью он хотел жениться.
- Храни ее господи! - пробормотал Длинный Джек и приспустил их маленький флажок в память об Отто, которого три месяца назад снесло волной во время шторма неподалеку от Ле-Хейв.
Диско смахнул с глаз слезу и, отдавая приказы шепотом, повел "Мы здесь" к пристани Вувермена, мимо пришвартованных буксиров, и с иссиня-черных пирсов до них доносились приветствия ночных сторожей. За этой темнотой и таинством шествия Гарви снова почувствовал, как его окружает земля с тысячами ее спящих жителей, и запах земли после дождя, и знакомые звуки маневрового паровоза, покашливающего про себя на товарном дворе... И от всего этого у него забилось сердце и пересохло во рту, когда он стоял у фока. Они слышали храп вахтенного на маячном буксире, приткнувшемся в темном провале, по обеим сторонам которого тускло мерцали две лампы. Кто-то проснулся и с ворчанием бросил им конец, и они пришвартовались к молчаливой пристани, по обе стороны которой стояли громадные, крытые железом склады с их теплой пустотой; здесь они и стали, не издавая ни звука.
Гарви сел возле штурвала и разрыдался так, будто его сердце было готово разорваться, а в это время какая-то высокая женщина, сидевшая возле весов, спрыгнула в шхуну и стала целовать Дэна в щеки. Это была его мать, и она разглядела "Мы здесь" при вспышке молнии. Она не обратила внимания на Гарви, а когда он немного пришел в себя, Диско рассказал ей, как он попал к ним. Потом, когда уже начало светать, они пошли в дом Диско, и пока не открылся телеграф и он не отправил своим родным телеграмму, Гарви Чейн был, наверно, самым несчастным мальчиком во всей Америке. Но самым любопытным было то, что ни Диско, ни Дэн не осуждали его за слезы.