Страница 57 из 64
- Я бы убила ее, но легкой смерти она не удостоилась бы. Я бы убила ее в постели, рядом с мужем, в его объятиях. А если бы она умерла раньше, чем свершилась бы моя месть, то я и в аду разыскала бы ее.
- Да, тебе легко говорить - ты можешь ходить по улицам при свете дня, и ни один мужчина не повернет головы в твою сторону, - сказала королева с горечью. - Твои руки свободны, а лицо открыто. А если бы ты была рабой среди рабов, чужестранкой в чужой земле, и если бы, - голос ее упал, твой господин лишил тебя своей милости?
Женщина нагнулась и поцеловала босые ноги королевы, которые она все еще обнимала.
- Тогда я не стала бы изнурять себя борьбой, но, всегда помня о том, что мой мальчик вырастет и станет королем, отослала бы его куда-нибудь подальше, куда не дотянется рука второй жены.
- Ты думаешь, так просто отрезать себе руку? - сказала королева, всхлипывая.
- Лучше руку, чем сердце, сахиба. Кто сумеет уберечь здесь такого ребенка?
Королева указала на Кейт.
- Она приехала издалека и однажды уже спасла его от смерти.
- Да, ее лекарства хороши, и ее искусство велико, но... ты же знаешь, что она всего лишь девушка: она не знала ни потерь, ни приобретений. Может, я и невезучая, и глаз у меня дурной (правда, прошлой осенью мой муж не говорил мне этого), пусть будет так. И все же я знаю, что такое душевная боль, знаю острую радость при крике новорожденного - знаю, как и ты.
- Как и я...
- Мой дом пуст, я вдова, я бездетна, и никогда ни один мужчина не позовет меня в жены.
- Как в меня... Как и меня...
- Нет, хоть ты и утратила все остальное, у тебя есть твой мальчик, поэтому его надо охранять как следует. Если кто-то питает к ребенку ревность, его нельзя оставить здесь, в самом опасном для него месте. Пусть он уедет.
- Но куда? Мисс Кейт, ты знаешь, куда? Мир темен для тех, кто сидит взаперти за занавесями.
- Я знаю, что мальчик сам надумал поехать в Аджмер, в школу для принцев. Он мне говорил об этом, - сказала Кейт, слушавшая со своего места, где сидела на подушках, подперев подбородок рукой, каждое слово этого разговора. - Ведь это всего на год-другой.
Королева засмеялась сквозь слезы.
- Всего год-другой, мисс Кейт. Знаешь ли ты, как долго тянется даже одна ночь, когда его нет со мной?
- И потом, он может вернуться по первому зову. Но зови - не зови, а мои дети ко мне не вернутся никогда. Всего год-другой. Мир темен и для тех, кто не сидит взаперти за занавесями, сахиба. Не сердитесь на нее, она не виновата. Откуда ей знать? - шепотом сказала королеве женщина пустыни.
Кейт против воли начинала чувствовать раздражение от того, что ее постоянно исключают из разговора. Эти две женщины, кажется, думали, что хоть она и сама уже хлебнула горя и не раз облегчала страдания других, а все же она им не ровня, и для нее не оставалось места в их горестных беседах.
- Почему же вы думаете, что я не знаю? - пылко воскликнула Кейт. Разве я не знаю, что такое боль? Разве я живу не для того, чтобы было меньше горя?
- Пока нет, - ответила королева спокойно. - Тебе еще неведомы ни радость, ни боль. Мисс Кейт, ты очень умная девушка, а я всего лишь бедная женщина, которая ни разу не выходила за стены дворца. Но я умнее тебя, потому что я знаю то, чего ты не знаешь, хотя ты и возвратила мне сына и вернула язык мужу этой женщины. Как отплачу я тебе за все, что ты сделала?
- Пусть услышит всю правду, - сказала женщина пустыни шепотом. - Нас здесь трое, сахиба: увядший лист, цветущее дерево и нераскрывшийся бутон.
Королева взяла девушку за руки и тихонько притянула ее к себе, пока голова Кейт не упала ей на колени. Утомленная пережитыми за день волнениями, невыразимо устав духом и телом, Кейт не чувствовала охоты подниматься.
- Послушай, сестра моя, - начала королева с бесконечной нежностью. Забудь о том, что ты белая, а я черная, и помни лишь о том, что мы три сестры. Тайна мира сокрыта от любого, кто не вынашивал и не рожал ребенка. Сестричка моя, разве может постичь жизнь тот, в ком никогда не зарождалась жизнь? Знаешь ли ты, как младенец тянет материнскую грудь? Нет, не надо краснеть. Ты не знаешь этого. Сегодня ты потеряла свою больницу. Разве не так? И женщины одна за другой покидали тебя. И что же ты сказала им?
Женщина пустыни ответила за Кейт:
- Она сказала: "Вернитесь, и я вас вылечу."
- А какой клятвой она подтвердила свои слова?
- Она ничем не клялась, - сказала вдова, - она просто звала их вернуться.
- В твоих руках не было ребенка. В твоих глазах не было материнской любви. Они говорили тебе, что твои лекарства были заколдованы, а их дети родятся уродами? А что же такое ведомо тебе о том, что дает начало жизни и откуда приходит смерть, чтобы ты переучивала их? Я знаю, в тех книгах, которые ты прочла в своей школе, написано, что такого не бывает. Но мы, женщины, не читаем книг. И не из них мы постигаем премудрость жизни. Ты отдала свою жизнь служению женщинам. Сестричка моя, когда же ты и сама станешь женщиной?
Голос королевы умолк. Кейт лежала, не шевелясь.
- Да! - сказала женщина пустыни. - Королева говорит правду. Боги и твоя собственная мудрость до сих пор помогали тебе, как успела заметить я, не отстававшая от тебя ни на шаг. И боги предупредили тебя, чтобы ты больше не рассчитывала на их помощь. Что же остается? Разве эта работа для таких, как ты? Разве королева не права? Сидя здесь, взаперти и в одиночестве, она поняла то, что поняла и я, каждый день проводя с тобой у постели больных. Сестричка моя, разве это не так?
Кейт медленно подняла голову, лежавшую у королевы на коленях, и встала.
- Возьми мальчика, нам надо идти, - проговорила она хриплым голосом.
Милосердная темнота скрывала ее лицо от чужих глаз.
- Нет, - сказала королева, - о нем позаботится эта женщина. А ты возвращайся домой одна.
И Кейт ушла.
XX
"Плохи мои дела, - думал Тарвин, - хуже некуда; но есть подозрение, что Джуггуту Сингху еще хуже приходится. Да! Но не стоит сожалеть о Джуггуте. Мой толстый друг, не надо было тебе в тот раз возвращаться за городские стены!"
Он встал и посмотрел на залитую солнцем дорогу, гадая, кто из праздно шатающихся прохожих мог быть эмиссаром Ситабхаи. На обочине дороги, ведущей к городу, рядом со своим верблюдом лежал спящий туземец. Тарвин с видом ни о чем не подозревающего человека спустился с веранды и, как только вышел на открытое место, заметил, что спящий передвинулся к другому боку верблюда. Он прошел вперед еще несколько шагов. Солнечный луч, скользнув по спине верблюда, упал на какой-то предмет, заблестевший, точно серебро. Тарвин подошел прямо к блестевшей вещи, держа в руке пистолет. Человек спал крепким невинным сном. Из-под складок его одежды выглядывало дуло новенького, отлично вычищенного ружья. "Похоже, Ситабхаи собирает собственную милицию и экипирует ее оружием из своего арсенала. У Джуггута тоже было новое ружье - думал Тарвин, стоя у ног спящего. - Но этот человек обращается с ружьями получше, чем Джуггут".