Страница 50 из 64
- Но я именно это и говорю. Я вполне могу прожить без Ратора, но без вас мне не обойтись. Вы должны уехать со мной.
- Вы хотите сказать, что, если я не уеду, вы никуда не двинетесь? - в отчаянии спросила она.
- Нет, тогда это была бы угроза. Я хочу сказать другое - я вас дождусь. - Он смотрел на нее смеющимися глазами.
- Ник, все это из-за того, что вы сделали по моей просьбе? - неожиданно спросила она.
- Вы меня вовсе ни о чем не просили, - возразил он.
- Значит, и в самом деле из-за этого, и, значит, я во всем виновата.
- Что? Вы думаете, это из-за того, что я говорил с королем? Девочка моя милая, это что-то вроде парада-алле, с которого лишь начинается представление в здешнем цирке. Пусть вас не мучает мысль о вашей персональной ответственности. Единственное, за что вы отвечаете в настоящий момент, - так это за то, чтоб убежать отсюда вместе со мной бежать очертя голову, удирать, уносить ноги! Вам не стоит оставаться здесь даже на час, я убежден в этом. Что же до меня, то мне и на минуту оставаться здесь нельзя.
- Видите, в какое положение вы ставите меня, - проговорила она с упреком.
- Я вовсе не ставлю вас ни в какое положение, я всего лишь предлагаю простое решение.
- То есть себя!
- Что же, вы правы. Это самое простое решение. Я не претендую на то, чтоб называть его блестящим выходом из положения. Я бы даже сказал, что почти всякий на моем месте смог бы сделать для вас гораздо больше, чем я; но вы не найдете ни одного человека, кто любил бы вас сильнее меня. Ах, Кейт, Кейт, - вскричал он, вставая, - доверьтесь моей любви, и я не побоюсь выступить один против всех, лишь бы сделать вас счастливой.
- Нет-нет, - вскричала она горячо, - вы должны уехать!
Он покачал головой.
- Я не могу оставить вас. Кого-нибудь другого попросите об этом, а не меня. Вы что, думаете, что человек, который вас любит, способен бросить вас на произвол судьбы в этой дикой пустыне? Кейт, любимая, поедемте со мной. Вы мучаете меня, вы меня убиваете, пропадая хоть на мгновение из виду. Говорю вам - над вами нависла смертельная опасность. Не можете же вы остаться здесь, зная это. Уверен, что вы не захотите пожертвовать своей жизнью ради этих существ.
- Да, захочу! - вставая, восторженно произнесла она. - Да! Если жить для них - это доброе дело, то и умереть ради них - тоже добро. Я не думаю, что жизнь моя нужна хоть кому-то, но если она нужна им - пусть!
Тарвин смотрел на нее, сбитый с толку, огорченный, недоумевающий.
- Значит, вы не уедете?
- Я не могу, Ник. До свиданья. Все кончено.
Он взял ее за руку.
- До свиданья, до встречи, Кейт. На сегодня действительно хватит.
Она провожала его тревожным взглядом, когда он выходил из комнаты; но потом вдруг бросилась за ним.
- Но вы ведь уедете, правда?
- Уеду? Нет! Нет! - закричал он. - Теперь-то я останусь, даже если для этого мне понадобится организовать постоянную армию, объявить себя королем и превратить постоялый двор в место заседаний правительства. И вы еще спрашиваете, уеду ли я!
Она протянула к нему руку, словно пытаясь в отчаянии удержать его, но Тарвина и след простыл.
Кейт вернулась к маленькому махарадже Кунвару, которому привезли из дворца игрушки и любимых домашних зверьков, чтобы он не скучал в долгие часы выздоровления.
- Что случилось, мисс Кейт? - спросил принц, внимательно глядя на девушку и пытаясь по выражению ее лица понять, что происходит. - Право, я уже совсем здоров, так что незачем плакать. Когда я вернусь во дворец, я расскажу отцу обо всем, что вы сделали для меня, и он подарит вам деревню. Мы, раджпуты, никогда ничего не забываем.
- Дело не в этом, Лальи, - сказала она, наклоняясь к нему и вытирая покрасневшие от слез глаза.
- Пусть тогда отец подарит вам две деревни. Никто не должен плакать, если я выздоравливаю, ведь я принц, королевский сын. Но где же Моти? Мне хочется, чтобы он посидел рядом со мной на стуле.
Кейт послушно поднялась и стала звать любимицу махараджи Кунвара маленькую серую обезьянку в золотом ошейнике, которая свободно гуляла по всему дому и саду, а по ночам всеми правдами и неправдами добивалась права улечься спать рядом с принцем. Когда она откликнулась, Кейт увидела ее на ветвях дерева, где она ссорилась с дикими попугаями, а через некоторое время обезьяна вбежала в комнату, что-то напевая на своем обезьяньем языке.
- Иди сюда, маленький Хануман*, - сказал принц, поднимая руку. Обезьяна вспрыгнула к нему на постель. - Я слышал об одном короле, - сказал принц, играя с золотым ошейником, - который потратил три лакха* на обезьянью свадьбу. Моти, а ты хочешь взять себе жену? Нет, нет, хватит с тебя и золотого ошейника. Мы лучше потратим три лакха на свадьбу мисс Кейт и сахиба Тарвина, когда мы поправимся, а ты, Моти, будешь плясать на свадьбе. - Он говорил на родном языке, но Кейт слишком хорошо поняла, почему он соединил ее имя с именем Тарвина.
- Не надо, Лальи, не надо!
- Ну почему, Кейт? Смотри - даже я уже женат.
- Да-да. Но это другое дело. Ради вашей Кейт - не говорите об этом, Лальи.
- Очень хорошо, - отвечал махараджа, надув губы. - Что ж, я всего лишь ребенок, я знаю. Но когда я поправлюсь, я снова стану королем, и тогда никто не посмеет отказаться от моих подарков. Слышите? Это трубят трубы моего отца. От идет сюда, чтобы повидать меня!
И прежде чем Кейт успела встать, мистер Эстес возвестил о приходе махараджи, и комната вдруг уменьшилась в размерах, потому что в ней появилась внушительная фигура махараджи во всем великолепии и блеске. Он только что закончил смотр своей личной гвардии и потому был в полной парадной форме главнокомандующего королевской армии - событие само по себе незаурядное. Махараджа Кунвар с восторгом оглядывал своего августейшего отца - начиная с начищенных до блеска сапог с золотыми шпорами и белоснежных замшевых панталон, военного мундира, сверкавшего золотом, и алмазов ордена "Звезда Индии" и кончая ярко-желтым тюрбаном с плюмажем изумрудного цвета. Король снял перчатки и ласково пожал руку Кейт. Заметно было, что после недавней оргии Его Высочество стал вести себя намного цивилизованнее.
- Здоров ли ребенок? - спросил он. - Мне говорили, что у него небольшая лихорадка, - у меня тоже была однажды лихорадка.