Страница 57 из 122
Смешные они, эти ребята. Эм-у-меня-есть-предложение-как-вас-подать-сначала-вы-не-видны-а-слышен-только-голос-и-лишь-потом-вы-появляетесь-во-всей-красе!.. Эмма Ивановна сказала тогда: "Сереженька, будьте проще. Я слишком стара, чтобы выходить на сцену сразу. Конечно, надо подготовить публику по крайне мере голосом - иначе она же умрет со смеху, увидев на сцене такую развалину!.." Да уж, рискованное это было решение - петь в молодежном ансамбле… Как она вообще отважилась на такой шаг! Манечка впала в транс: вспомни-сколько-тебе-лет-тебе-шестьдесят-три-года-тебя-же-освищут! Между прочим, могли бы и освистать. Запросто. В кафе по вечерам одна молодежь приходит, а тут она - со своими романсами. Бабуля-на-покой-не-пора? И такое бывало… Слава богу, закончилось. Стас говорил, что слышал, как молодой человек в их кафе девушку приглашал: "Пойдем, там одна бабуля поет - классно!" Ну, бабуля так бабуля. Когда женщине за шестьдесят, неудивительно, что ее называют "бабуля": бабуля она и есть. А вот "поет классно" - это надо заслужить. И трудно заслужить, кстати говоря. Единственный способ заслужить - петь классно. Так она и поет.
"Снился мне сад в подвенечном уборе.
В этом саду мы с тобою вдвоем.
Звезды на небе, звезды на мо-о-оре…"
И действительно классно поет Эмма Ивановна Франк. Эм-я-от-вашего-голоса-с-ума-схожу! - это Бес… Есть от чего сойти с ума: голос ей сама природа ставила, никто не вмешивался - никакие учителя. И никто не использовал - никакие театрально-зрелищные учреждения: для друзей только всю жизнь пела. Причем по первой же просьбе, безотказно. Хоть и ученики в классе просили - она, сколько себя помнит, немецкий преподавала, - хоть кто.
- Эмма Ивановна, спойте, пожалуйста! - Это, как правило, вместо проверки-домашнего-задания.
- Ну, что ж, - и какую-нибудь старонемецкую песню - чем не урок? Ужасно любили Эмму Ивановну Франк в спецшколе, да пришлось уйти на пенсию: ставки в спецшколе нарасхват…
Здесь, в кафе, ее тоже любят. И здесь не надо на пенсию идти. Между прочим, даже какая-то публика образовалась - "своя".
" Я помню вальса звук прелестный
- Весенней ночью в поздний ча-ас:
Его пел голос неизвестный,
И песня чудная лилась…"
Что-то случилось с Эммой Ивановной Франк на строчке "Да, то был вальс, старинный, то-омный…" - в зале даже есть перестали. Стас взглянул на Сергея - тот показал глазами куда-то в направлении входа. Там медленно и постепенно (плешь-лицо-шея-плечи-розы-руки…) образовывался в дверях запыхавшийся старичонка с внушительным букетом-алых-роз.
"Да, то был ди-и-ивный вальс!"
- Пропала наша Эм, - шепнула Павлу Бес.
А Эмма Ивановна смотрела только на старичонку: это ему она изо всех сил жаловалась на то, что теперь-зима, что ели-вроде-бы-те-же, покрытые-сумраком, что за-окном-шумят-метели, но… милый, милый Дмитрий Дмитриевич, звуки-вальса-не-звучат больше, это самое печальное, милый Дмитрий Дмитриевич… жизнь, видите ли, прошла, и один Вы можете ответить мне, "Где ж этот вальс, старинный, то-омный, Где ж этот ди-и-ивный вальс?"!
А переставшие есть уже не смотрели на сцену: они смотрели туда, куда посылала свои жалобы симпатичная-старушка-Эмма-Ивановна-Франк и где совершеннейшим бревном стоял маленький-старичок-вы-полненный-в-коричнево-синей-гамме - стоял навытяжку, держа перед собой букет, с места не сдвинувшись и даже не шелохнувшись ни разу. Дальше случилось совсем уж невероятное.
- Миллион-алых-роз, - объявил в микрофон несколько обалдевший Стас после того, как Эмма Ивановна Франк наклонилась к его уху, - для нашего гостя из Воронежа Дмитрия Дмитриевича Дмитриева. Музыка Раймонда Паулса на стихи Андрея Вознесенского.
- За месяц предупреждать надо, - заворчал Володя-ударные-инструменты.
"Жил-был художник один…" - начала Эмма Ивановна Франк и сделала из простецкой, в общем, песенки такую трагедию, которая и не снилась ее авторам… Низкий надтреснутый голос, поставленный самою природой, пел о чуде, руками одного человека содеянном и руками другого человека разрушенном, о счастье необладания, о любви без предмета, без цели, без смысла… обо всем. И падали на пол ложки и ложечки, вилки, ножи, чашки, тарелки, сердца - и сваливались в кучу, на которую никто не обращал больше внимания, потому что улетели посетители кафе далеко-далеко, откуда не видно уже этой-жизни, а видна та-жизнь, другая-жизнь, жизнь-вечная-и-прекрасная…
На обратном пути Дмитрий Дмитриевич молчал так, будто его убили. С этого памятного вечера он вообще стал говорить совсем мало - с трудом удавалось вытянуть из него даже односложный ответ. Зато он ежедневно ходил на концерты, а дома эдаким хвостом… хвостиком сопровождал Эмму Ивановну из комнаты в комнату: ей, честно сказать, было неловко.
Разрушил все это телефонный звонок из Воронежа. Дмитрий Дмитриевич опустил трубку и глаза:
- Мне домой надо, внук звонил. Соскучили без меня.
- Ну, если "соскучили"… - Эмма Ивановна в кровь стерла пальцы о терку. "Морковь-с-кровью, блюдо называется". - Тогда, конечно…
Два дня группа "Счастливый случай" скупала в московских магазинах все-что-попадалось-под-руку. В сопровождении ребят и Эммы Ивановны Дмитрий Дмитриевич благополучно отбыл на Казанский вокзал. Воспитанные ребята, погрузив в вагон багаж, откланялись. Дмитрий Дмитриевич стиснул плечо Эммы Ивановны совершенно уголовным образом.
- Хорошая Вы моя, - сказал. - Совсем не я Вам нужен?
- А кто? - машинально спросила Эмма Ивановна.
- Тот, который… ну, снился Вам… на самом деле. Я - что… - И в первый раз за все это недолгое время он очень аккуратно поцеловал Эмму Ивановну в щечку - три раза.
Поезд почти тронулся.
- Это Вам! - опомнилась Эмма Ивановна, выхватив из сумки большой сверток. - На счастье. Хотя… Вы, по-моему, уже счастливы.
- Вы простите, если что не так! - высунулся Дмитрий Дмитриевич из тамбура уходящего уже поезда. - Я ведь по-простому…
- Да что Вы, голубчик! Все было очень хорошо, все правильно было… - Это уже вдогонку. И пошла по перрону.
В купе Дмитрий Дмитриевич развернул сверток. Большой слон-из-кажется-слоновой-кости лежал на боку.
- Дорогая штука, - отнесся сосед.
- Дорогая… - сказал Дмитрий Дмитриевич и зажмурился.