Страница 62 из 72
Вот пенсию на 90 тысяч прибавили, как узнику, ой хорошо-то! Я как генеральша хожу, кверху нос! Всего выходит 451 тысяча старыми, я самая богатая... Хотя я о деньгах никогда не думаю.
А деньги от немцев мне... очень, очень даже обидно получать. Лучше бы не надо.
Татьяна Попова:
- Нас сначала пешком гнали. Всю деревню Высокое Хвастовичского района Калужской области. То в церкви переночуем, а то и на улице. А после посадили в вагоны и повезли. Помню, мы проезжали Берлин, все смотрели в окошко интересно же! Запомнилось: там серые дома. Это не понравилось.
Лагерь наш был в городе Фельтен, что ли, - под Дрезденом. Мне ограда проволочная казалась очень высокой - я ж маленькая была. Мама, сестра и брат работали на заводе, порох насыпали в патроны. Я полы мыла, карточки отоваривала - меня водили на работу в немецкую семью, мне 8 лет было. Муж у них воевал. Они меня кормили, что сами ели: картошка, суп, каша. Нет, чтоб издевались, такого не было. Ненависти не было, мы ж дети. Слова понимала немецкие, все понимала, что они мне приказывали. А теперь все забыла, 65 лет все же.
Искалеченная жизнь, искалеченная судьба у меня, конечно. А теперь - что ж, простила: это ж был нацизм. Никто ж не виноват был. Я к немцам отношусь спокойно, это ж война, нацизм, это ж какая-то кучка...
А в 45-м приехали наши танки. Счастье, победа, все радовались! Никто нас не организовывал, сами пешком домой пошли. Остаться? И мысли не было. Это сейчас хотят в чужие страны, а тогда такого не было.
А после больше такого счастливого в жизни уже не было.
Ну что, в совхозе работала. А после, как Сталин умер, я уехала оттуда и в Нару на шелковый комбинат устроилась. Сначала мотальщицей, потом в красильный цех. 472 тысяча в месяц пенсия, "с узниками" в том числе, "за узников" - 84 тысячи старыми. Помогают ли дети? Сын военнослужащий, ушел из армии, там же сокращение, живет на свою пенсию с семьей.
Жить тяжело, конечно, но я ж еще работаю сторожем - так, правда, пять месяцев денег не платят, там 300 тысяч зарплата. Вот если б их платили, тогда б можно было пошиковать маленько.
Марки я первый раз получала в 94-м году. 1000 марок. Так на них телевизор купила себе, "Самсунг". А оставшиеся - так, по хозяйству. Естественно, приятно было получить денег. Хоть немного нас поддержали, не забыли - немцы, я имею в виду. Благодарность, конечно, есть к немцам, хоть немного нам выходит поддержка. А от русской власти я никакой поддержки не получала, ничего, никогда - только то, что заработала (сейчас, правда, это с задержкой). Да, наше государство ничего нам не дало. А должно б! Но уж мы не дождем...
Что с новыми этими деньгами делать - еще не решила. Может, к сыну съезжу в Ленинград. Еще в Германию, конечно, неплохо бы съездить, - так не возьмут же нас туда. Привезли б меня, я б то место нашла, где конц-лагерь. Посмотрела б, как там люди живут, - наверно, лучше, чем мы.
День Победы как отмечаю? Сядем с сестрой и по рюмочке красненького. Песни поем - "Ой цветет калина в поле у ручья". Наши песни, наши.
Нина Литова:
- К нам немцы пришли в октябре, это Нарофоминский район, деревня Литеево. И сразу нас погнали. Догнали до Смоленска - пешком. Нет охоты вспоминать... (Руки у нее дрожат, когда рассказывает. - Прим. авт.).
Потом - в Германию. На сахарном заводе... Одни дети там на фабрике работали. Привезут, бывало, свеклу, так мы разгружали. Уставали, конечно, придем с работы - и валимся на нары, разговаривать уж и неохота. А я умела говорить. Даже переводила. Сейчас помню только обрывки каких-то считалок: "Haensel klein ging allein in die weiten Weg hinein". Это по-русски "Маленький мальчик, иди гуляй..." (перевод верный. - Прим. авт.).
Какие там витамины! Там, в лагерях, капусты бросят кочан, сварят, и раздавали. Я старалась, маму спасала, я маленькая была, шустренькая, где-то убежишь, попросишь еды у немцев - они давали. Бывало, зайдешь, а там забегаловка, закусочная - ну, дадут бутерброд. Спасла маму? Спасла. До 76 лет она дожила.
Не все немцы такие вредные. Они ненавидели кого? Ребят, мужчин, а вот таких маленьких девочек, как я, - жалели. Бывало, немец отпустит побираться, иду по улице - трупы лежат. Еще, бывало, подойду, документы посмотрю. Это наши бойцы, пленные, и дети. Особенно маленьких детей они уничтожали, грудных. А потом они наоборот стали. Помню, одна знакомая своего ребенка положила в снег - у нее еще четверо, не под силу ей было прокормить - так немец ей велел ребенка взять обратно: чтоб работник вырос.
Бомбили нас американцы, спрятаться некуда. Брат умер в 68-м, в 35 лет, бывало, как тревога, так у него... в туалет с расстройства. Это ужасно...
Освобождали нас американцы. Американцев там, правда, мало было, одни негры. Целое лето они нас в своем лагере откармливали. После отправки в русский лагерь на 3 месяца, там нас проверяли. И маму спрашивали - вам что, мало показалось, что еще везете в Россию немку? Мама заплакала, какая ж немка, это моя дочь, так вот сложилась судьба... Там весь день на работе по-немецки, а после упала и спишь, я забыла русский. Это было страшное несчастье, что я не знала по-русски, все смеялися. Да и теперь... Я соседке рассказала, так теперь чуть к ссоре, так она меня оскорбляет: немецкая подстилка, немецкая шлюха. Я даже в соцзащиту ходила жаловалась... Я не умела по-русски разговаривать, мне трудно было перестроиться. Я стеснялась, четыре класса кончила и бросила школу, осталась без образования...
Что интересное было в Германии? Конечно, там культурная жизнь. Режим соблюдается дня, все питание там режимное, уборка у них чистая. Культура у них очень хорошая. Нам до них не дожить, не добиться. Я вот своих ругаю. Через нас москвичи едут на дачу, так мусор из окон выбрасывают. А там - нет, там чистота-порядок, несмотря что была война, все следили.
Я б туда съездила, да не хватает...
В 95-м я получила первые немецкие деньги. Дали 3,5 миллиона - это мне на смерть; немцы прислали денег на смерть. Положила на книжку. А то нас все обманывают... У нас теперь 6 миллионов напополам с мужем. И пенсия 470 тысяч.
А теперь - ну, еще дадут, ну, возьму я дойче марки, положу их, до трудного времени. Что-то ничего не двигается... Сейчас ведь надо рассчитывать на худшее, а не на лучшее.
Тамара Котова:
- Я хочу, чтоб вы от меня услышали самое главное. Можно? Я сама жительница Белоруссии. Мне бы не сорваться, не заплакать, - вы тогда меня бейте, чтоб я не плакала. Можно?
Когда фашисты пришли, я был взрослая, комсомолка. Нас сразу собрали смотреть, и людей зарыли живьем на наших глазах (она быстро и тихо плачет в мятый платок, после успокаивается). Евреев зарыли.
Мы ушли в лес. Я вышла замуж, и у меня ребенок был, два года. Муж активно участвовал в партизанском движении, взрывы-подрывы, он всегда ходил. И я очень часто ходила с ним. Мне очень хотелось, если что, то чтоб и я там погибла вместе с ним. Ну молодость, 17 лет, поймите.
Помню, партизаны застряли в болоте, так немцы их не стреляли, а кололи штыками в спину, 18 человек закололи. Мы их закрывали простынками льняными, из деревни принесли, и хоронили сразу же.
Однажды я вышла из леса и вижу - мама стоит, ей 42 года, и держит сына моего. Я к ним, меня полицай отгоняет. Так загнали их в сарай и на моих глазах сожгли, 170 человек. Я не помню ничего, только огонь и крики, это же мгновенье. (Дальше она рассказывает сбиваясь, ей не хватает воздуха. Пять или шесть фраз совсем не разобрать. - Прим. авт.)
...Нас погнали дальше. Проволока под током, овчарки... Потом в вагоны, там только стоять, если сядешь, затопчут. Кто плачет, кто есть просит, кого выкинули с вагона уже мертвого... Потом поезд остановился, взяли шланг и через дырку провели его в вагон, дали воду. Нам кинули одну буханку хлеба на всех... И вообще хотелось тогда умереть.
Сварили нам суп из такой капусты кольраби - вы знаете, что это такое? пустой. И по половничку, по очереди чашку подставляли. Конечно, очень хотелось есть. Вы знаете, жажда покушать...