Школа в Кармартене

Вездесущий Ллевелис весь изнервничался, наблюдая за неуклюжими попытками доктора Мак Кехта наладить отношения с Рианнон.

— Боже мой, ну кто так делает! — восклицал он. — То есть, я хочу сказать, это, конечно, не мое дело, но ведь сердце кровью обливается!.. Подумай только: бедный доктор Мак Кехт, такой одинокий, в своей одежде в кровавых пятнах, робко пытается обратить на себя ее внимание — при том, что давно мог бы сварить любовное зелье и одурманить ее. Он так трогательно каждый раз садится в калошу. Другая давно бы уже обрыдалась и бросилась ему на шею. Откуда в Рианнон столько жестокости?

Гвидион помалкивал.

— Может быть, нужно как-то… подтолкнуть эту ситуацию?

— Оставь людей в покое… организатор помощи, — посоветовал Гвидион.

— Да нет! Я очень деликатно, — уверял Ллевелис. — Никто ничего и не заметит.

…Тем временем доктор Мак Кехт, даже не подозревая, что он может вызывать у кого-то такие чувства, задумчиво заполнял медицинскую карту Сюань-цзана, который впервые обратился к западной медицине, почувствовав отвращение к местной пище, и в ходе врачебного осмотра несказанно изумлялся тому, что Мак Кехт зачем-то осматривает его ничтожную земную оболочку вместо того, чтобы воспользоваться гадательной травой и панцирем черепахи-гуй и вывести причину болезни из расположения звезд.

На закате в комнату к Ллевелису и Гвидиону властно постучали, и в дверь, как боевой корабль, вдвинулась Пандора Клатч.

— Я занимаюсь условиями жизни! — трубным голосом объявила она. — Есть какие-нибудь жалобы?

Случилось так, что у Ллевелиса на спинке кровати как раз висело в то время два носка — один серый, другой коричневый, и он поспешно смел их в невидное место при появлении Пандоры, вскочил, расшаркался и предложил ей стул. Гвидион, занимавшийся за столом у окна, обернулся.

— Да, — сказал он. — Очень жаль, что вымерли плезиозавры и индрикотерии. Нельзя ли их как-нибудь вернуть?

— Это не моя епархия, — отрезала Пандора Клатч.

— Вы же сказали, что занимаетесь условиями жизни! — удивился Гвидион. — Это прямо касается условий жизни на Земле!

— Не обращайте на него внимания, — затараторил Ллевелис. — Он у нас недалекий малый, всегда что-нибудь такое сморозит. Взгляните лучше, какой прекрасный вид из окна!..

— Грызуны есть? — прямо спросила Пандора Клатч, не желая смотреть в окно. — Дров для камина хватает?

— Грызунов нет, к сожалению, но не ставьте это, пожалуйста, в вину нашему куратору: если по новым нормам это необходимо, мы заведем, — заверил ее Ллевелис, прижимая руку к сердцу. — А дрова для камина есть, что очень обидно, потому что тем, у кого не хватает в холодную пору дров для камина, профессор Лютгарда одалживает свои носки, а вот нам, к сожалению, не светит.

— Одалживает свои носки? — переспросила Пандора Клатч. — Как это понимать?

— Ох! — сказал Ллевелис, состроив глазки. — Я сейчас, сейчас! Я одолжу такой носок у Дилана, у него есть, он, конечно, даст, и покажу вам!..

Меньше чем через минуту Ллевелис вернулся с носком. Это был прекрасный носок из исландской шерсти, с широкой полосой орнамента по краю, теплый, пушистый, с искусно вывязанной пяткой. Ллевелис быстренько влез в него, чтобы было совсем уж понятно, как и для чего он служит.

— Что за странная фантазия вязать спальные мешки в форме носков! — фыркнула Пандора Клатч.

— Да нет же, это никакой не мешок, — удрученный непонятливостью комиссии, втолковывал Ллевелис. — Это и есть собственный носок Лютгарды!

— Но тогда Лютгарда…, — начала Пандора и замерла, грозно поводя носом.

— Ну конечно! — радостно закричал Ллевелис. — Она в эту комнату не пройдет!

— Это несусветная чушь, — сказала Пандора. — Кого вы думаете этим обмануть? Где эта Лютгарда?

— Профессор Лютгарда сейчас в отъезде, — сказал Ллевелис. — Но если хотите…, — он радостно подмигнул, — подождите еще, я знаю, где взять ее гребень!

Через десять минут Ллевелис, тяжело дыша, втащил в комнату огромный деревянный гребень для волос, вырезанный из березы, искусно отполированный, со звериными головками на концах. Он поставил его зубцами вниз, и изделие заслонило собой весь камин.

— Вот. Профессор Лютгарда случайно забыла его в зале педсовета.

Пандора внимательно осмотрела гребень и вынуждена была признать, что это действительно гребень, а не борона, как она предположила вначале, поскольку Ллевелис живо указал ей на то, что здесь некуда впрягать лошадей.

После этого Пандора удалилась, мрачно бормоча, что все это еще требует проверки.

— Сегодня мы знакомимся с генеалогической классификацией драконов, — объявил доктор Зигфрид. — Эту классификацию вы должны знать настолько, чтобы комар не мог точить об нее свой нос. Да.

И Зигфрид достал из сундука большой пожелтевший по краям лист с роскошной классификацией, похожей на родословное древо и украшенной миниатюрами с изображением драконов.

— Итак, прародители драконов, и затем — какие виды от кого произошли в процессе эволюции. Всем, кто относится по складу ума к группе D, это знать совершенно не обязательно. Более того, сейчас вам знакомство с этой классификацией повредит. Ваш склад ума требует обратной последовательности подачи материала. Поэтому я покажу вам ее в конце мая. Теперь вы не способны понять ее в полной мере. До свидания, — категорично сказал Зигфрид и вымел группу D за дверь.

Хлопая глазами от недоумения и возмущения, Ллевелис и еще трое ребят очутились перед закрытой дверью и мрачно разошлись восвояси.

…С некоторых пор Фингалл МакКольм ходил за доктором Зигфридом по пятам и искоса посматривал на то, что тот и как делает. Он сразу решил для себя, что занятия драконографией опасны и восхитительны, и смешки первокурсников, утверждавших, что объекта изучения — драконов — в действительности не существует, мало трогали его. Поскольку Зигфрид решительно пресекал всякие попытки втянуть его в беседу о существовании драконов, Фингалл со свойственной ему цепкостью и неустрашимостью вновь и вновь вступал в разговоры со старшекурсниками, терпеливо собирал обмолвки и недоговорки преподавателей и наконец составил себе полную и ясную картину ситуации.

По сведениям, скопившимся у Фингалла, дело обстояло следующим образом: из хранилища манускриптов вбок вела небольшая дверца, которую не всякий и не всегда мог найти. В конце июня, когда наступало время практики по драконографии и Зигфрид считал учеников первого курса достаточно подготовленными к встрече с драконами, он отпирал эту дверцу и отправлял их поодиночке вперед по коридору с одним только напутствием: использовать все свои знания. Что именно было в конце коридора, узнать Фингаллу не удалось. Известно было только, что одни возвращались оттуда чрезвычайно веселые и возбужденные и охотно, красочно, со множеством деталей описывали свою встречу с драконом. Таких доктор Зигфрид обычно отправлял на пересдачу. Редкие ученики возвращались оттуда мрачные, задумчивые и молча, не говоря ни слова, клали Зигфриду на стол письменную работу на двух-трех листах. У таких Зигфрид ничего больше не спрашивал.

…В ту же ночь все, кто относился к группе D, столкнулись носами в кабинете драконографии около сундука, в котором Зигфрид хранил классификацию. Всех их привела туда одна и та же причина: они, совершенно независимо друг от друга, изныли от любопытства. Дожидаться конца мая было выше их сил. Шикая друг на друга, они осторожно вытащили лист с классификацией, развернули, внимательно изучили ее, светя себе фонариками, и переписали в тетрадь.

Когда они начали перерисовывать драконов, отворилась внутренняя дверь, и в класс вошел Зигфрид, почему-то в кольчуге поверх ночной рубашки.