Паладин душ

– Мудрейший ди Кэйбон наверняка рассказал тебе о том, что мне нужен старший грум? – начала Иста.

– Да, рейна. – Ди Хиксар неловко откашлялся и сглотнул слюну, отдавая должное ее присутствию. Прежний Горам, подумала она, не задумываясь, сплюнул бы.

– Ты можешь взять на себя его обязанности?

Он поморщился:

– Работа, да. Но, рейна… Я не уверен, что вы понимаете, кем я был. Э-э-э. Почему меня не выкупили.

Она пожала плечами:

– Капитан, отвечающий за лошадей, воин, бывший убийца, разрушитель жизней – причем не только вражеских, но и дружеских – мне продолжать? В общем, парень, на чьих похоронах вместо хвалебных речей будут говорить: «Что ж, какое облегчение».

Он вздрогнул:

– Вижу, что исповедоваться вам мне вовсе не нужно.

– Нет. Я все видела.

Он отвел глаза:

– Все мои грехи вернулись… странно, странно, рейна. Избавление от грехов обычно считается чудом, сотворенным богами. Но ваш бог вернул мне все мои грехи. Грум Горам… был в сотни раз лучше, чем Горам ди Хиксар когда-либо будет. Я был серостью, но меня спасли, и в этом вовсе не было моей заслуги – три года рядом с двумя лучшими людьми Карибастоса. Не лучшими воинами, а именно лучшими людьми, понимаете?

Она кивнула.

– Я едва ли знал, что такие люди существуют. Да и не хотел знать. Я скорее смеялся бы над их добродетелями. Лорд Иллвин подумал, что тогда, в парадном дворе, я упал перед вами на колени от радости. Но вовсе не радость сразила меня. А стыд.

– Знаю.

– Я не хочу быть… тем, что я есть. Раньше я был счастливее, рейна. Но все считают, что я должен ползать на коленях от благодарности.

Иста иронически улыбнулась ему:

– Поверь мне, я к этим «всем» не отношусь. Но теперь твоя душа принадлежит только тебе. Сделай из нее то, что ты хочешь. Все мы, каждый, создаем себя сами. И в конце жизненного пути мы преподносим наши души нашим Покровителям, словно ремесленник – творение своих рук.

– Если это так, то я – какой-то неказистый горшок, рейна.

– Ты еще не завершен. Наши Покровители разборчивы, но это, на мой взгляд, вовсе не значит, что им невозможно угодить. Бастард сказал мне, я слышала это из его собственных уст…

Ди Кэйбон затаил дыхание.

– …что богам не нужны безупречные души, им нужны великие. И, мне кажется, именно из такой тьмы вырастает величие, так же как цветы вырастают из земли. Я вовсе не уверена, что величие может существовать без этой тьмы. Ты был осенен богом в той же степени, что и любой присутствующий здесь. Не отчаивайся, потому что боги, думаю, еще не отчаялись.

Тусклые серые глаза покраснели, подернулись дымкой слез:

– Но я слишком стар, чтобы начинать сначала.

– У тебя больше времени, чем у Пежара, который в два раза моложе и которого похоронили за стенами замка два дня назад. Встань над его могилой и, пользуясь даром дыхания, жалуйся на то, что у тебя мало времени. Если посмеешь.

Стальные нотки в ее голосе заставили его отпрянуть.

– Я предлагаю тебе честное начало. Но не отвечаю за то, чем это кончится. Попытка может завершится провалом, но это лучше, чем заведомо обречь себя на провал, отказавшись от шанса.

Он долго набирал в грудь воздух:

– Тогда, если так, сознавая все, что вы знаете обо мне – а это больше, чем я когда-нибудь смогу рассказать кому-то, живому или мертвому, – то отныне я принадлежу вам, рейна, если вы захотите принять меня.

– Спасибо, капитан: я принимаю. Как мой старший грум вы получите указания от моего сенешаля. Мне кажется, вы сочтете его весьма сносным командиром.

Горам улыбнулся при этих словах и отсалютовал на прощание.

Ди Кэйбон некоторое время стоял рядом с ней и смотрел, как Горам покидает двор. На лице у него читалось беспокойство.

– Что ж, мудрейший? Как вам теперь быть свидетелем?

Он вздохнул:

– Знаете, быть осененным богом не такое уж… хм… удовольствие, как я думал еще в Валенде, когда мы только двинулись в путь. Я был просто в восторге от того, что бог выбрал меня для выполнения такой миссии.

– Я пыталась донести до вас это еще в Касилшасе.

– Да. Но теперь, думаю, я понимаю лучше.

– Знаете, моему двору понадобится и служитель тоже. И раз я теперь своеобразный дедикат Бастарда в этом мире, то, думаю, вы подойдете мне как нельзя лучше. Скорее всего мы отправимся в Пять Княжеств. И если вы продолжаете мечтать о судьбе мученика, как утверждали раньше в своих проповедях, у вас есть неплохой шанс.

Он весь покраснел:

– Пятеро богов, но это были очень глупые проповеди. – Он глубоко вздохнул. – Очень бы хотелось, чтобы часть про мученика миновала меня, а что касается остального, – я отвечу да, рейна, с огромной радостью. Даже несмотря на то что мне не снились пророческие сны, указывающие мне дорогу. Или скорее именно потому, что мне не снились эти вещие сны. Не думаю, что мне захочется еще когда-нибудь их увидеть. – Он помолчал и добавил с неосознанной тоской в голосе: – Вы сказали, что встречались с ним лицом к лицу во сне? Или в видениях?

– Да, – улыбнулась Иста. – И однажды он говорил вашими устами. А это значит, что Кто-то вовсе не считает, что вы недостойны носить цвета его ордена, мудрейший, раз он так использует ваше тело.

– Ох. – Ди Кэйбон моргнул, пытаясь принять сказанное. – Это так? В самом деле? Боги!

Он моргнул еще несколько раз. Когда он начал откланиваться, рот его все никак не мог закрыться.

Вечером после ужина, когда солнце уже село и белые звезды начали зажигаться на кобальтовом небе, куполом раскинувшемся над каменным двориком, лорд Иллвин поднялся по ступеням и постучал в дверь Исты. Лисс, сделав дружеский реверанс, впустила его во внешнюю комнату. С крайним удивлением на лице он протянул руки Исте:

– Смотри. Это выросло на абрикосовом дереве в парадном дворе. Я как раз только что там проходил.

Лисс взглянула:

– Это абрикосы. Вполне логично, что они выросли на абрикосовом дереве… не правда ли? – Она замолчала.

Фрукты были крупными и яркими, с красным румянцем на темно-золотистой кожице. Иста, склонившаяся над ними, почувствовала сладкий аромат.

– Приятно пахнут.

– Да, но… сейчас не сезон. Моя мать посадила это дерево, когда родился я, а миндаль предназначался Эрису. Я знаю, когда эти деревья начинают плодоносить, я наблюдаю за ними всю жизнь. А не несколько месяцев. Осталось немного цветков, которые не успели опасть, но большая часть листьев уже на земле. Эти два абрикоса висели среди остатков листвы, и заметил я их совершенно случайно.

– А как они на вкус?

– Я побоялся их попробовать.

Иста улыбнулась:

– Может быть, они появились и не в сезон, но это вовсе не несчастье. Думаю, это больше похоже на дар. Так что с ними все в порядке. – Она ногой толкнула дверь во внутреннюю комнату. – Заходи. Давай их попробуем.

– М-м-м, – протянула Лисс. – Я могу оставаться на виду, если вы оставите дверь открытой, но не уверена, что мне удастся стать глухой.

Иста кивком головы указала Иллвину на дверь спальни:

– Прости, нам надо минутку поговорить.

Легкая улыбка мелькнула у него на губах, он вежливо склонил голову и скрылся во внутренней комнате. Иста захлопнула за ним дверь и повернулась к Лисс:

– Я, кажется, рассказала тебе еще не все правила поведения рассудительной фрейлины…

И она коротко, ясно и очень вежливо объяснила, ей в чем дело. Пока Лисс слушала, глаза ее сияли, словно звезды, сверкавшие над каменном двориком. У Исты камень с души спал, когда она увидела, что девушка не испытала ни смущения, ни удивления. Но и такого энтузиазма Иста не ждала. Не успев договорить, она обнаружила, что уже стоит в спальне и дверь за ней плотно закрыта.

– Думаю, мне стоит пойти посидеть на ступеньках, дорогая рейна, – донесся голос Лисс сквозь толщу деревянных стен. – Там прохладнее. И, думаю, мне захочется сидеть там очень и очень долго.

Иста услышала стук внешней двери.