Иван Калита

Для Ивана Даниловича все эти события были важным уроком. Он понял, сколь большую силу имеет глава русской церкви. Более того, именно вмешательство Петра в нижегородский конфликт привело к тому, что князь Борис навсегда покинул Москву, открыв тем самым Ивану дорогу к московскому престолу. Не здесь ли истоки того глубокого почтения, которое Иван неизменно проявлял в отношении митрополита Петра?

Будущий митрополит Петр родился где-то в середине XIII века на Волыни. С детства он имел склонность к затворничеству и уже в 12 лет поселился в монастыре. Со временем он сам становится известным подвижником, основателем и игуменом монастыря на реке Рате близ Львова. Прослышав о «высоком житии» Петра и его иноков, митрополит Максим посетил их обитель. Это произошло в 1301 году, когда Максим объезжал Галицко-Волынское княжество перед своим визитом в Константинополь. Игумен Петр поклонился иерарху и преподнес ему икону Божией Матери собственного письма. Эта икона под именем «Максимовской Богоматери» со временем стала одной из главных святынь московского Успенского собора.

После кончины митрополита Максима 6 декабря 1305 года великий князь Михаил Ярославич Тверской направил в Константинополь своего кандидата на митрополию – игумена Геронтия. Галицкий князь Юрий Львович, в свою очередь, послал к патриарху другого соискателя – игумена Петра Ратского. В Константинополе оба кандидата предстали перед очами патриарха Афанасия I (1289 – 1293, 1303 – 1309). Этот выдающийся деятель византийской церкви отличался твердым и независимым характером, аскетизмом и любовью к монашеству. Он стремился укрепить внутрицерковную дисциплину, обеспечить должный порядок во всех епархиях своей обширной патриархии. Дав согласие на открытие самостоятельной Галицкой митрополии в первые годы XIV века, Афанасий исходил из того, что после бегства митрополита Максима из Киева во Владимир эти земли остались без должного архипастырского надзора.

Игумен Петр понравился Афанасию своим подвижническим жаром и преданностью делу православия. Б качестве кандидата на Галицкую митрополию Петр прожил в Константинополе не менее двух лет. Патриарх много раз встречался и беседовал с ним, наблюдал за его поведением через доверенных лиц. Убедившись в незаурядных достоинствах Петра и увидев в нем своего единомышленника, Афанасий решил передать под его управление всю русскую митрополию (46, 206).

Как и Афанасий, Петр не одобрял бегства Максима во Владимир. Поначалу он решил возвратить Киеву его значение церковной столицы «всея Руси». Однако для успешного осуществления своих замыслов Петру нужно было заручиться признанием Орды. Понимая это, новый митрополит вскоре отправился в Орду. Там ему был выдан ярлык ханом Тохтой (1290 – 1312). По одним расчетам это произошло 12 апреля 1308 года (111, 69), по другим – 21 апреля 1309 года (109, 581). В ярлыке, в частности, говорилось: «А как ты во Владимире сядешь, то будешь Богу молиться за нас и за потомков наших» (111, 68).

5 июня 1309 года в древней столице Залесья митрополит рукоположил новгородского архиепископа Давида (10, 92).

Несомненно, митрополит тщательно выбрал день для своего первого торжественного деяния в качестве духовного главы Северо-Восточной Руси. Вероятно, это вообще была его первая хиротония. Но на первый взгляд день для постав-ления новгородского владыки был избран самый заурядный. 5 июня 1309 года – четверг. Обычно хиротонии совершались в воскресенье.

Согласно новгородской летописи владыка Давыд был поставлен «на память святого Никандра» (10, 92). Однако в месяцесловах той эпохи под этим днем значится другой святой – Маркиан. Данное противоречие решается легко: 5 июня церковь вспоминает целое сообщество египетских мучеников, пострадавших во времена гонений при императоре Максимиане. Среди десяти имен первым стоит Маркиан, а за ним – Никандр. В месяцесловах называли только первого.

Но подлинной загадкой остается сам выбор Петра. Чем привлекали его эти малоизвестные десять мучеников? Что хотел он сказать этим приурочиванием? Ответ может быть только один: день был выбран Петром вовсе не из-за египетских мучеников. Его привлекала другая, редкая память этого дня, отмеченная в месяцеслове Евангелия Семена Гордого, «Память с человеколюбьем нанесеныя на ны страшныя беды нашествием поганых» (96,12). Эта память, как и весь месяцеслов Евангелия Семена Гордого, имеет византийское происхождение. Друг и собеседник патриарха Афанасия, митрополит Петр не мог не знать ее. Ведь в ту пору для Византии не было более серьезной беды, чем «нашествие поганых». Объединенные под властью султана Османа I Гази (1288 – 1326), турецкие племена к началу XIV века вытеснили византийцев из Малой Азии. В 1302 году императорская армия была разгромлена Османом в битве при Никомидии. Для борьбы с турками византийский император Андроник II Палеолог (1288 – 1326) решился на крайний шаг: призвал в свои владения каталонских наемников во главе с Рожером де Флором. Однако это лишь ухудшило положение: наемники вышли из повиновения Константинополю и в 1306 – 1307 годах разграбили многие западные области империи.

Византийская тема «нашествия поганых» была столь же актуальна и для Руси. В формулировке месяцеслова из Евангелия Семена Гордого (возможно, повторившего месяцеслов из книг святого митрополита Петра) выражена самая суть главной политической, нравственной и теологической проблемы того времени – «ордынского плена». Избрав этот день для хиротонии новгородского владыки, митрополит как бы указывал русскому духовенству на его главную задачу: нравственное исцеление общества во имя возвращения милости Божией. Воздействие этого урока было тем сильнее, что сама хиротония обычно сопровождалась съездом высшего духовенства и происходила при огромном стечении народа. Этот день навсегда оставался праздничным, памятным и для новопо-ставленного архиерея, и для его паствы. Возможно, митрополит произносил в этот день «слово» к народу.

Петр с огромной ответственностью относился к своему пастырскому служению. Это был один из тех счастливых людей, которые твердо знают свое предназначение и принимают его как дар. Его воодушевляли заветы патриарха Афанасия, которым он следовал и в большом и в малом. Подобно своему наставнику, Петр усилил дисциплинарные требования к пастве, ввел более строгие брачные нормы для мирян и духовенства. Ему принадлежит известное правило «о вдовых попах», согласно которому они должны либо уйти в монастырь, либо перестать служить. Эта суровая мера имела целью повысить престиж духовенства, избавиться от попов-распутников. Столь же решительно ополчился святитель и на пьянство. Осуждая за это мирян, он обличал и пьянство священников, которым грозил лишением сана. И если в общественной жизни идеалом Петра была «сильная церковь, независимая от светской власти и даже посягающая на некоторые функции государства» (46, 212), – то в области нравственной он звал свою паству на путь активного благочестия, формулой которого были известные (и столь любимые обоими пастырями!) слова апостола Иакова: «Вера без дел мертва» (Иаков, 2, 20).

Митрополит следовал апостольской заповеди всеми силами. Он много ездил и много писал. Им была введена в русскую церковную жизнь традиция окружных посланий к мирянам и духовенству. Эти послания рассылались по епархиям и читались с амвона в церквах.

Но как бы высоко ни стоял Петр как архипастырь, низменная жизнь все время ставила на его пути свои препоны. Привычка делить людей на своих и чужих заставляла многих видеть в нем прежде всего возможного союзника или тайного врага. За этими представлениями следовали и действия, на которые святитель должен был так или иначе отвечать. Не знаем, всегда ли ему хватало осторожности и предусмотрительности, – но мужества ему доставало всегда. Весной 1310 года с митрополитом случилось приключение, в котором ярко проявились и его личность, и обстоятельства, среди которых ему приходилось действовать. Прибыв в Брянск, находившийся тогда под властью князей из смоленского дома, святитель неожиданно оказался в самом пекле свирепой междуусобицы. Князь Василий Брянский привел из Орды татар на своего дядю Святослава Глебовича, силой отнявшего у него Брянск. Полагают, что Святослава поддерживали московские князья, тянувшиеся к брянским землям (69, 56).