Адъютант его превосходительства

Среди арестованных оказался армейский ветеринарный врач. В небольшом здании ветеринарной аптеки чекисты обнаружили вакцину, при помощи кото­рой врач уже неоднократно заражал кавалерийских лошадей сапом.

Не избегли своей участи главари заговора петлюровцев, которые к тому времени уже вступили в переговоры об объединении с Киевским центром. В эту ночь были арестованы петлюровские офицеры Стодоля и Корис и нес­колько сот их помощников.

С заговором было покончено. Через несколько дней, улучив свободную минуту, Красильников собрался съездить в больницу проведать Фролова и зашел в приемную, чтобы предупредить Лациса.

Дежурный, немногословный и неторопливый с виду человек, разъяснил, что Мартина Яновича нет, но он только что звонил от Косиора: будет минут через десять.

Красильников задержался, и очень скоро появился Лацис. Наметанным глазом Красильников сразу заметил, что он чем-то взволнован.

– К Фролову поедем вместе! – озабоченно сказал Лацис. – Возникли но­вые, важные обстоятельства – я только что узнал о них, и посоветоваться с Фроловым мне крайне необходимо.

…Госпиталь, в котором лежал Фролов, находился неподалеку от Купе­ческого сада. И хотя сюда долетала музыка, пение цыганского хора, смех, здесь, как нигде в городе, чувствовалось дыхание неотвратимо надвигающе­гося фронта. В госпитальном садике, под редкими деревьями, прямо на выж­женной солнцем ущербной траве, лежали выздоравливающие красноармейцы, курили махорку и вели бесконечные, то по-крестьянски медлительные, то, как на митингах, бурные, разговоры о войне, о родном доме и больше всего

– о земле, о том, что за нее, кормилицу, можно и голову сложить. Один из них откровенно наслаждались вынужденным бездельем, другие явно тяготи­лись им.

В вестибюле и коридорах госпиталя с сосредоточенной поспешностью мелькали мимо тесно поставленных друг возле друга коек озабоченные вра­чи, строгие усталые сестры и по-домашнему уютные нянечки. У кроватей смиренно сидели родственники и знакомые, невесть как отыскавшие и не­весть каким путем пробравшиеся к своим дорогим, любимым, близким.

Пожилая нянечка проводила Лациса и Красильникова до палаты, останови­лась у двери.

– Только, пожалуйста, недолго. Крови у них вышло страсть как много, – наказывала она им, – слабые они очень.

Фролов лежал в крошечной палате один. Лицо его, и без того сухое, еще больше заострилось, щеки глубоко запали, на губах запекся жар нестерпи­мой боли. И только глаза, как и прежде, светились молодо и живо.

– Вот спасибо, что пришли, – приподнялся на локте Фролов, пытаясь встать, и по лицу его разбежались радостные морщинки.

– Лежи-лежи! – сердито приказал Красильников и переставил вплотную к кровати беленькие крохотные табуретки. – Мы посидим, а ты полежи, раз такая канифоль вышла.

Лацис и Красильников по очереди дотронулись руками до бледной худой руки Фролова, лежащей поверх белой простыни, – поздоровались. Фролов в знак приветствия смог только слабо, беспомощно шевельнуть рукой. Лацис неловко полез в карман своей куртки, достал газетный сверточек и тихо положил его на тумбочку:

– Сахар.

– Папирос бы. Третий день без курева, – глядя благодарными глазами на друзей, попросил Фролов.

Лацис хитровато взглянул на Фролова и из другого кармана извлек две пачки папирос.

– Ну, теперь живем! – медленно в улыбке разжал губы Фролов. – А то ни походить, ни покурить. Прямо хоть помирай!

– Помирать, положим, еще рано. Пускай враги наши помирают, а нам жить надо, – внимательно рассматривая Фролова, сказал Лацис.

– Принимаю как руководство к действию! – И Фролов нетерпеливо доба­вил: – Будем считать, что о погоде поговорили. Не томите, выкладывайте новости!

– Новости разные. Начну с хороших, для восстановления гемоглобина. С заговором, в общем-то, покончили. Напрочь. Товарищ Дзержинский просил всем участникам, а тебе особо, передать благодарность, – тихо начал Ла­цис, не спуская тревожного взгляда с бледного, измученного лица Фролова.

– Спасибо, – растроганно сказал Фролов и, поморщившись, показал гла­зами на забинтованное плечо. – Вот только с этим неудачно получилось.

– Врачи говорят: скоро поправишься, – успокоил его Лацис.

– Да я и сам решил: дня через три-четыре убегу. Пулю вынули, рану за­шили. Чуть затянется – и… – загорячился Фролов, на щеки его выплесну­лась краска волнения.

Лацис нахмурился:

– Давай условимся так: лежать, пока не выпишут. Своевольничать не на­до.

– Вот и я так думаю, – поддакнул Красильников. – Хоть отоспитесь тут.

Фролов посмотрел на Семена Алексеевича долгим взглядом, спросил:

– Скажи, Семен, что с мальчишкой? Где он?

Красильников неуклюже заерзал на табурете.

– Не знаю… Поначалу забыли про него: этот Сперанский всем нам задал работы – во! – Он провел ладонью по горлу. – Потом искал его. И дома был… Нету. Но ты не беспокойся – разыщу.

Фролов на секунду прикрыл глаза, тихо проговорил:

– Жалко парнишку… Пропасть может в этой заварухе…

– Я его обязательно найду, ты не сомневайся, – еще раз пообещал Кра­сильников; – Я всем нашим, которые его в лицо знают, наказал – найдут. Куда денется?!

Фролов слабо кивнул в знак того, что верит Красильникову. В палату заглянула нянечка, укоризненно посмотрела на посетителей.

– Гонят, – вздохнул Красильников и хитровато взглянул на Лациса. – Может, пойдемте, Мартин Янович?

– Плохие новости с собой хотите унести? – понял уловку Красильникова Фролов. – Рассказывайте!.. Лацис посуровел лицом, вздохнул.

– Понимаешь, обстановка на фронте за эти дни резко ухудшилась. Осо­бенно на юге. Сорок пятая, сорок седьмая и пятьдесят восьмая наши диви­зии на грани окружения. Приказом командующего двенадцатой армией их объединили в одну, Южную, группу и поставили задачу удерживать юг Украи­ны. Удерживать во что бы то ни стало. Но подошел военный флот Антанты, блокировал все Черноморское побережье, и вчера депикинцы с помощью союз­ников захватили Херсон и Николаев. На очереди Одесса… – с затаенной горечью, что говорит все это еще не пришедшему в себя человеку, обстоя­тельно развертывал картину последних дней Лацис.