Адъютант его превосходительства

– Где ты ее возьмешь? – В голосе Красильникова прозвучало непод­дельное сомнение.

– Достану… Мигом достану… Только вы меня обязательно дождитесь! Ладно?

Красильников посмотрел на Юру долгим, потеплевшим взглядом и сказал, слегка подсмеиваясь над собой:

– А куда я в этих лохмотьях денусь?..

На этот раз Красильникову пришлось ждать долго. Юра разыскал его только под вечер на опустевшем базаре – уже последние, самые неудачливые и самые терпеливые продавцы грубили на ручные тележки нераспроданные за день огурцы, помидоры, белоснежные кочаны капусты и уезжали домой или на постоялые дворы.

В кустах за забором Красильников снял с себя лохмотья и натянул ще­гольской офицерский френч без погон, слегка тесноватый в плечах.

– Тебе не попадет? – довольно щурясь и вместе с тем озабоченно спро­сил Красильников, надевая почти новые ботинки.

– Нет, не попадет, – уверил его Юра. – У нас много всего.

Не заметят.

– Ну а если вдруг заметят, ты уж, пожалуйста, ни слова про то, кому отдал. А то и меня заметут, и тебе достанется. Красильников встал, при­топнул ногами так, что из-под подошв взметнулась пыль. – А ботинки в са­мый раз! – довольно сказал он и протянул Юре руку: – Ну, спасибо тебе, Юрий! Спасибо за выручку! – Семен Алексеевич крепко пожал Юрину руку. – Что я тебе напоследок скажу?! Наш ты пацан. По всем статьям – наш. Беги ты от этих беляков, пока не поздно! Беги! На кой ляд они тебе сдались?!

И он медленно пошел с базара, кося глазом на свою одежду, вживаясь в нее. Юра провожал его грустным взглядом.

Город жил, всем своим обликом подчеркивая деловую преемственность с прошлым. На улицах всюду сновали извозчики. На тротуарах центральной улицы совершали ежедневный бесцельный и ленивый променад местные обыва­тели. Вывески магазинов, молочных, булочных носили имена Чичкина и Блан­дова, Прохорова, Корнеева и Филиппова. Пестрели афиши увеселительных за­ведений и различные объявления граждан. С беспечным видом просматривая их, Семен Алексеевич отыскал одно, выведенное каллиграфическим почерком: «Продаю коллекцию старинных русских монет. Также покупаю и произвожу об­мен с господами коллекционерами. Обращаться по адресу: Николаевская, 24, кв. 5. Платонов И. П.» .

Прочитав это объявление, Семен Алексеевич рассеянно просмотрел еще и другие и зашагал по улице…

Вскоре он уже стоял у двери с медной табличкой: «И. П. Платонов-архе­олог». Постучал. Дверь открыл сам Иван Платонович.

– Вам кого? – спросил он.

– Я по объявлению.

– Войдите.

Старцев пошел впереди, Семен Алексеевич – следом, задевая плечами пыльные алебарды, щиты и секиры, висящие на стенах.

– Антикой интересуетесь или же Русью?

– Мне нужны две монеты Петра Первого… эти… черт бы их… «солнеч­ник» и двухрублевик! – неуклюже назвал пароль Семен Алексеевич.

Иван Платонович вскинул голову:

– Вы?! – тихо спросил он.

– Да, я – Человек без имени.

Юра не предполагал, что пропажа обнаружится так быстро. Он сидел на подоконнике с книжкой в руках и с тревогой прислушивался к тому, что де­лается в соседней комнате. А там вестовой скрипел дверцами шкафа и сок­рушенно, как это делают старухи в деревне, ахал и бормотал:

– Шут его знает, куда он запропастился. Вчерась с утра будто бы я его еще чистил. Точно помню, коза его возьми, – разговаривал сам с собой обескураженный вестовой.

– Так куда же он мог деться? – раздраженно спрашивал Кольцов. – Не могли же его украсть!

– Это точно. Ежели б крали, так этот, мериносовый… – рассудительно объяснял вестовой.

Потом послышались шаги, и Павел Андреевич вошел в комету Юры. Окинув взглядом комнату, он обратился к Юре:

– Ты не видел мой френч, Юра?

Юра не ответил. Он сделал вид, что очень увлечен чтением.

– Юра, я тебя спрашиваю?! – громче и настойчивее повторил Кольцов. – Ты не видел мой френч?

Юра оторвал глаза от книги, поковырял пальцем подоконник нехотя ска­зал:

– Видел.

– Где он?

Юра, понурив голову, молчал. На лбу его собрались морщинки: он что-то лихорадочно соображал.

– Ну?

– Я… я его взял.

– Как – взял? Куда? – изумленно переспросил Кольцов.

Юра поднял голову, посмотрел на Кольцова и опять молча потупился.

– Юра, может, ты мне все-таки объяснишь?..

Юра продолжал молчать. Губы у него задрожали.

– Я… я не могу сказать… я ничего не скажу, – прошептал он преры­вающимся голосом.

Кольцов несколько мгновений молча смотрел на него долгим, выжидающим взглядом, потом резко повернулся, пошел к выходу. Распахнув дверь, он остановился, с укором бросил через плечо:

– А я думал, мы – друзья! – И вышел, забыв закрыть за собой дверь. Юра еще какое-то время крепился, глотая ком, подступающий к горлу.

Потом по его щекам потекли бессильные, горькие слезы.

В кабинет Щукина неуклюже вошел штабс-капитан Гордеев. Остановился у двери, тихо кашлянул.

– Что? – не поднимая головы, спросил. Щукин.

– Ваше высокоблагородие, я только что из тюрьмы… ротмистр Волин по­кончил жизнь самоубийством.

Щукин резко поднял голову.

– Написал на стене камеры: «Присягаю богу, это – ошибка». И… еще…

– Что?

Штабс-капитан замялся.

– Вас обругал… матерно…

– Подлец!

Гордеев не собирался уходить. Он держал в руках какие-то бумаги.

– Что-нибудь еще? – спросил Щукин.

– На ваш запрос Казань сообщает… Поручик Волин Алексей Владимирович служил в казанском жандармском управлении, равно как брат его ротмистр Волин Леонид Владимирович… Подтверждают – ротмистр Волин Леонид Влади­мирович был убит при усмирении студенческих волнений, поручик же Волин в октябре пятнадцатого был откомандирован в Москву. Отзываются о нем с похвалой. Пишут…

– Это уже не имеет никакого значения, – мрачно процедил сквозь зубы Щукин. – Впрочем… – И он вдруг замер, пораженный предельно простой мыслью: «А что, если это действительно ошибка?.. Если враг – не Волин?.. Если кто-то другой?.. Но ведь это должно означать только одно, что он – Щукин – проиграл эту игру».

Даже само это предположение показалось Щукину чудовищным и нелепым, он верил в безошибочность своего трюка с проверкой.