Страница 37 из 64
- Не надо было брать деньги, - сказал я.
- Почему? Одно другого не касается.
- Пусть бы дядя Петя почувствовал.
- Пока что чувствуем мы.
Подошел Витька и молча сел рядом с нами. Сашка достал пачку "Казбека". Наверно, купил ее по дороге на Пересыпь. Лично мне курить не хотелось: у меня и без того было горько во рту. Витька тоже не хотел. Но Сашка сказал:
- Пижоны. Если хотите научиться курить, курите через силу. Привыкнете потом.
Мы закурили.
- Отец молчит. Мать плачет тайком. Может, мне в самом деле не ехать в училище? - сказал Витька.
- Очень умно. Тогда зачем тебе нужен был синяк?
- Витя, я тебя понимаю; дядя Петя - это не Сашкина мама...
- Здравствуйте... При чем тут моя мама?
- Помолчи, Сашка. Понимаешь, Витя, мне тоже не по себе. Но ты подумай это же начало собственной биографии. Нам просто повезло. Подумай, Витя.
- А я не думаю? Так думаю, аж голова трещит.
- Не обращай внимания. Голова трещит от папирос. У меня тоже трещит, сказал Сашка.
По песчаному откосу взбирался, подняв к нам лицо. Мишка Шкура. За четыре года он сильно вырос, но остался таким же придурковатым.
- Дали бы курнуть, - сказал он, запыхавшись. Сашка открыл коробку.
- Ты смотри, "Казбек"! С какого достатку? - Шкура сгреб сразу пять папирос. Одну тут же закурил, четыре зажал в кулаке. - Рыбачков угостить, - пояснил он.
Мы молча ждали, когда он уйдет. А он не уходил. Стоял боком к нам, и ноги его по щиколотку ушли в песок.
- Вчера на Майнаках дамочку одну попутали. Ничего дамочка, - сказал он, улыбнулся и старательно сдул с папиросы пепел.
- Прикурил и проваливай, - я носком туфли бросил в Мишку песок. Он на ногах съехал вниз, поднимая пыль. У подножия откоса остановился.
- Витек, скажи своим фраерам: по новой бить будем. - Шкура захохотал и пошел к берегу. Потом остановился. - Слыхали, Степик вернулся. Поимейте в виду.
Витька встал. Я поймал его за руку и снова усадил:
- Нечего с дерьмом связываться.
- Интересно, неужели этот недоумок на самом деле в шайке? - спросил Сашка.
- Цену себе набивает, - ответил Витька. - Зря ты меня удержал, надо было бы ему на всякий случай по морде съездить.
- Степик что-то скоро вернулся. Наверно, сбежал, - сказал Сашка.
- Не думаю. Шкура хоть и дурак, но об этом трепать бы не стал.
По городу ходили глухие слухи, что по ночам на курорте какая-то шайка ловит и насилует одиноких женщин. Мишка Шкура, встречая нас, говорил: "Вчера одну блондиночку того..." Женщин Шкура определял по мастям. Изредка, для разнообразия, называл их дамочками. Мы ему не верили. Он давно уже пытался нам внушить, что связан с воровским миром. Другое дело Степик. Он вошел в нашу жизнь совершенно случайно. Этот двадцатипятилетний зеленоглазый грек с фигуркой подростка был окружен какой-то жгучей таинственностью. Мы изредка встречали его на улице, в курзале. Он шикарно одевался. В широких брюках и коротеньком пиджачке "чарльстон", щуплый и маленький, он всюду появлялся в сопровождении двух верзил. И где бы он ни появлялся, находились люди, которые его узнавали и говорили за его спиной: "Степик"...
Как-то раз мы были свидетелями его встречи с начальником городского отделения милиции.
- А, Степан, - сказал начальник, - все еще на свободе? - Он остановил Степика на углу недалеко от погребка Попандопуло.
- Меня зовут не Степан, а Степик. Если бы мы поменялись местами, вы бы на свободе давно не были, - голос у Степика был по-мальчишески звонкий.
- Куражишься? Ничего, авось скоро попадешься, - сказал начальник милиции и похлопал Степика по плечу. Степик достал из нагрудного кармана пиджака белоснежный платочек и обмахнул им плечо.
- Не надо фамильярности, гражданин начальник, - сказал Степик и пошел по улице, скучающий и пресыщенный, с двумя верзилами по бокам.
Мы к тому времени прочли "Одесские рассказы" Бабеля и, конечно, понимали: Степик - не Король. И нам было очень обидно за представителя власти, над которым Степик так открыто издевался.
Зимой мы были в кино. Не помню, какую смотрели картину. После сеанса мы гуськом пробирались к выходу. Впереди шел какой-то торговый моряк. Вдруг в толпе произошло движение, нас оттиснули к стене. Мимо меня прошел Степик и на какое-то мгновение прижался к моряку. Тот вскрикнул и схватился за живот. Толпа вынесла его на улицу. Моряк упал на тротуар и лежал скорчившись, прижимая ладони к животу. Все произошло так быстро, что никто ничего не заметил и не понял. Я тоже не сразу сообразил, что произошло. Женщина в теплом платке сказала удивленно и испуганно:
- Зарезали!..
Ко мне нагнулся какой-то парень в кепке, надвинутой до бровей, с поднятым воротником осеннего пальто.
- Между прочим, этого фраера завалили за длинный язык, - сказал он и пошел по тротуару. На углу под фонарем я увидел Степика. Он уходил как всегда неторопливо, и рядом с ним шли его неизменные телохранители.
- Что он тебе сказал? - приставал ко мне Сашка. А я стоял и не знал, что делать. Моряк лежал и тихо, сквозь стиснутые в оскале зубы, стонал. К нему нагибались, что-то говорили, потом подняли на руки и понесли в больницу.
- Пошли в милицию, - сказал я.
- Ты видел? Ты что-нибудь видел? - приставал Сашка.
По дороге в милицию я рассказал все, что видел. Витька и Сашка заявили, что пойдут вместе со мной.
- Никуда вы не пойдете: видел все я, а не вы.
- Тогда и ты не пойдешь, - сказал Витька и загородил дверь.
- Балда, ведь все равно ваши показания с моих слов недействительны.
Сашка и Витька решили, что в милицию мы войдем все вместе, а рассказывать буду я один. Девочки, и особенно Инка, их поддержали. Дежурный милиционер с усами под Чапаева уже знал о происшествии. Он долго и подробно выспрашивал меня о деталях.
- Значит, ножа не видел, только видел, как Степик прижался к тому моряку? - спросил он. - А кто толпу сдерживал? Не заметил? Ну, так. Давай теперь все по порядку запишем.
Писал он долго, изредка о чем-нибудь меня переспрашивал. Потом сказал:
- Уехать тебе недели на две некуда?
- А хоть бы и было, я бы все равно не уехал.
- Значит, не боишься?
- Не боюсь.
- Смелость, она, понимаешь, не в том, чтобы головой в петлю лезть. Ты пока поостерегись один по вечерам ходить. И вообще чаще на улице оглядывайся.