Страница 20 из 31
Что нужно делать? Во-первых, при любом разговоре с сокамерниками последнее слово должно быть за вами. Не в переносном, а в самом прямом смысле. Например, когда вам будут рассказывать о необходимости писать ксиву домой (или о чем-то другом, неважно), вы можете как угодно широко раскрывать глаза, удивляться, переспрашивать, «вестись» на описываемые «ужасы», но точка в разговоре должна быть поставлена вами и никогда не совпадать с предложением. Типа, понял, хватит об этом, голова болит, буду спать. Услышав такой ответ, любой собьется с толку, убеждения-то потрачены впустую.
Во-вторых, внушите окружающим и себе самому, что вы можете решать свои проблемы и без посредников. Если только опер принимает решение, сидеть вам в этой камере или нет, то и разговаривайте непосредственно с ним.
В-третьих. Твердо скажите своим «благодетелям», что отец и мать вас в тюрьму не устраивали, и обращаться к ним за помощью вы не будете – западло. Кстати, учтите, что по классическим (мудрым и благородным) понятиям втягивать родню в свои криминальные дела может только полупидор. Или полный пидор. Уважающий себя человек пользуется исключительно помощью подельников и друзей. И не иначе. [38]
В-четвертых. Если меры «морального» характера не помогают, и конфликт вызревает все больше, придется идти на его обострение. Надо драться. Убить или серьезно кого-то покалечить вы вряд ли сможете, вам тоже такие последствия не грозят. Цель драки – не победа над негодяями, этого все равно не будет, цель – выехать (не выломиться, а выехать!) из хаты с гордо поднятой головой. Для этого надо постараться наставить максимально больше синяков беспредельщикам и получить синяки самому. Кстати, активно защищающегося человека (даже неумелого), практически невозможно побить, не попав несколько раз в лицо.
Драка в камере должна быть замечена контролером, который вызовет подмогу. Может быть и не замечена, контролер один, а камер много, да и лень ему их постоянно обходить, скорей всего, будет дремать где-то в сторонке. Но и в этом случае при ближайшем выводе на прогулку или при проверке все «шрамы» будут видны.
В-пятых. Если вы не в силах драться (а это отнюдь не позорно, не каждому дано быть воинственным), надо терпеть и использовать возможность напрямую поговорить с «кумом». Просить, чтобы он вас вызвал, не надо – это обязательно будет истолковано против вас. Просто дождаться, когда он сам вызовет. Поверьте, что это произойдет довольно скоро. В разговоре с оперативником не нужно тратить эмоции на описание серьезности конфликта, своих переживаний и возмущения по этому поводу. Не надо просить о помощи («Не проси!»), будешь должен. Люди, проработавшие в тюрьме даже непродолжительное время, быстро черствеют и становятся неспособными адекватно воспринимать чужую боль. Не его же «прессуют» в камере. Поэтому рассчитывать на сострадание не нужно. Лучше всего спокойным и будничным тоном сообщить оперу, что вы скоро «завалите» кого-нибудь в хате, при этом не уточняйте, кого именно. И поинтересуйтесь, что дают за убийство зэка? Срок добавят? Или снизят?
Даже если вы не сумеете это рассказать естественно, игра будет просматриваться, все равно опер очень болезненно отреагирует на это сообщение. Ни один из них не посмеет экспериментировать: а, может, это блеф? А, может, никого он не убьет? Почуяв, что в камере может состояться преступление, он обязательно струсит и либо переведет вас в другую камеру, либо даст команду беспредельщикам прекратить «пресс». Допустить такое преступление – это очень большое и грязное пятно на репутации оперативника. Из человека, не способного предотвращать длящиеся конфликты, сыщик, как из говна пуля. И это пятно прилепится к нему на всю карьеру. Таких оперуполномоченных называют в три слова: «опер упал намоченный».
Четвертая группа конфликтов – «пресс», исходящий от администрации. Это наиболее серьезный метод воз действия на зэка. В сочетании с другими незаконными методами: угрозами, оскорблениями, надуманными дисциплинарными наказаниями, применением наручников, пытками и избиениями, камерный «пресс» создает абсолютно безвыходное положение для жертвы.
Цели такого «пресса» три: склонить человека к нужным следствию и розыску показаниям; «обломать» непокорного; получить бабки (увы, рядовое вымогательство). Наиболее часто встречающая причина – первая, но они могут и сочетаться. Во всяком случае, беспредельные рожи, получив добро на террор какого-то зэка, обязательно переключатся на личный интерес. Рассчитывать, что у конченых негодяев могут быть идейные позиции в борьбе с преступностью, может только полный профан в тюремной действительности. К большому сожалению, среди товарищей в мышиных пальто с большими звездами на погонах, заказывающих такой «пресс», профанов два из трех (по утверждению некоторых моих коллег – девять из десяти). Эти менты-заочники искренне считают, что в камере с арестованным «работают» в нужном направлении – склоняют к явке с повинной. Попутно, может быть, и склоняют.
Если отношения между оперативниками и их агентурой замешаны на нарушении закона, то складываются они своеобразно. Схема «опер – агент» ломается, так как в определенном смысле они становятся подельниками. Иногда слабенький опер как-то незаметно оказывается «под» агентом, и кто кем руководит, уже непонятно.
При наличии ментовской «крыши» «пресс» становится более изощренным. Зачастую тогда к тупому физическому воздействию примешивается психическое. Это бойкотирование жертвы, постоянные мелкие придирки, угрозы, оскорбления, высмеивание, провокация драки и др. В этом смысле показателен конкретный пример. Заезжает в девятиместную камеру потенциальная жертва, в недалеком прошлом действующий спортсмен, мастер спорта по дзюдо, весом под центнер, опытный, решительный, жесткий, знающий себе цену мужик. Но незнакомый с тюрьмой.
Одного взгляда достаточно, чтобы понять бессмысленность любых прямых провокаций – искалечит. Псевдоагентуре необходимо, чтобы он сам спровоцировал конфликт, тогда вмешается администрация и его накажет. Но как это сделать, если он ведет себя совершенно спокойно и не обращает ни на кого внимания? Выход находится. В камеру подсаживают какого-то «чушкаря»-полудебила, и рулевые начинают над ним издеваться так, как подсказывает их извращенная фантазия.
Жертва, как всякий сильный и порядочный человек, чувствует себя абсолютно мерзко, когда на его глазах какая-то шоблота глумится над несчастным, и требует прекратить беспредел. В ответ ему объясняют, что по тюремным законам он никто – фраер, и устанавливать свои фраерские порядки может в спортзале, но не в камере. И продолжают мучить беднягу. В конце-концов, жертва (а этот мужик никак не может взять в толк, что истинная жертва – именно он) не выдерживает, лупит парочку мерзавцев, попавшихся под руку. Лупит не сильно, а как проституток – по щекам (все остальные стремительно прячутся под нарами), и наводит в камере порядок и тишину. Ненадолго. Через минуту его как зачинщика драки выволакивают из камеры, бьют, забивают в наручники, а потом избитого, с опухшими руками бросают в карцер.
Самое страшное, что те, кто только что это все с ним проделал, искренне считают, что восстановили справедливость и наказали беспредельщика. По-другому считать они и не могут. И только опер и его прямые начальники знают: все прошло по плану. Жаловаться этому парню некому, его никто не поймет. Только очень опытный и мудрый тюремщик (да и то не всегда) сумеет по едва уловимым признакам понять, что это – «постанова» и не «повестись» на нее, не терзать невинного. Но, где они, опытные и мудрые?
Дать совет, как избежать такого тотального «пресса», очень трудно. Надо терпеть, это не будет продолжаться вечно. Надо помнить, что перед вами через такое испытание прошло немало людей, и кое-кто прошел достойно. Можно, как уже говорилось выше, попугать опера возможным убийством в камере. Но главное – думать только о себе. Только так в тюрьме можно выжить. Пусть рядом кого-то убивают, режут на куски, едят живьем – вас это не касается. Не касается, и все.
[38]
Это исключительно веский, убойный аргумент. Нормальные люди блюдут понятия свято. – Прим. Goblina