Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 43 из 133

...За ночь все люди, собравшиеся в лесной лагерь полка, хорошо отдохнули. Утром приказом штаба вместо погибшего капитана Болотина командиром Первого батальона был назначен старший лейтенант Головко, командир взвода пешей разведки, а все бойцы и командиры из батальона Лозневого временно, до выхода с территории, занятой противником, распределены по мелким подразделениям. В полдень был проведен смотр полка. Два стрелковых батальона и мелкие подразделения выстроились на просторной лесной поляне. И когда пронеслась команда: "Под знамя, сми-и-ир-но-о-о!" и над поляной поплыло, играя золотом шитья, шелковое боевое знамя, все дрогнули, почувствовав, как по шеренгам, словно ток, прошла знакомая сила, всегда испытываемая на смотрах, и все поняли, что полк спасен и вновь начинает жить привычными законами воинской жизни.

Но в этот день началась осенняя непогодь. Солнце не показывалось. Все небо затянуло хмарью. По шумному лесу неслась облетевшая с деревьев листва. А вскоре после смотра низко над урочищем поплыли темные тучи и затрусил, затрусил неторопливый осенний дождь.

И тогда вновь помрачнели солдаты. Собираясь кучками под разлапистыми елями, они толковали тихонько и озабоченно:

- Воедино-то собрались, а что толку?

- Да, осень, братцы! Даже муторно!

- Польют дожди - куда пойдешь?

- При такой погоде загниешь с одной тоски!

Комиссар Яхно сразу почувствовал, что непогода быстро портит настроение солдат, которое создалось у них на смотру. Переговорив с Озеровым, он вызвал парторга полка - политрука Вознякова. Преждевременно располневший, тот явился неторопливой гражданской походкой, придерживая у бедра до отказа набитую бумагами полевую сумку из желтой кожи.

- Коммунистов всех учел? - спросил его Яхно.

- До единого, - ответил Возняков и потянулся к сумке.

- Собери немедленно.

Коммунисты собрались в сторонке от лагеря, под старыми елями, в затишке. Поджидая Яхно и Озерова, хмуро толковали о непогоде. Положив на колени полевую сумку, политрук Возняков разворачивал на ней и рассматривал какие-то бумаги. С веток то и дело падали на них крупные капли.

- Тьфу, дьявол! - заволновался Возняков. - Как здесь протокол писать? - Он оглянулся. - Может, кто-нибудь ветки трогает?

- Никто их не трогает, - ответил Юргин, стоявший позади. - Насквозь течет.

- Да, занепогодило, - поежился Дегтярев. - Надолго ли?

- Теперь надолго, - ответил кто-то знающе.

И заговорили под каждой елью:

- Скажи на милость, даже темно стало!

- Теперь польют! А здесь гиблые места!

- В такую погодку и собакам тошно.

Показались Яхно и Озеров. Они шли рядом по мокрой траве, даже не пытаясь защищаться от дождя. Не дойдя немного до места, где было назначено собрание, они остановились, о чем-то поговорили и захохотали, как могут хохотать лишь уверенные в себе люди. Всех поразил этот смех, и все замолчали в недоумении.

- Занепогодило, а? - весело заговорил Яхно, первым проходя под ели.

Ему ответили неторопливо и грустно:

- Осень, товарищ комиссар!

- Теперь надолго!

- Погодка неважная, что и говорить!

Яхно переспросил с усмешкой:

- Неважная? А я вам скажу, товарищи, что это - самая чудесная погодка! Вчера я весь день мечтал о такой. Эх, думаю, начались бы дожди! Ведь пора, пора! Зарядили бы на неделю, а то и на две! И вот, как говорится, полное исполнение моих желаний. - Он обернулся к Озерову, который стряхивал с фуражки брызги дождя. - Ведь это чудесно, товарищ командир полка, что наконец-то установилась такая погода?



- Очень хорошо, - серьезно ответил Озеров.

- Признаюсь, - продолжал Яхно с улыбкой, - вчера я даже немного приуныл, поглядывая на небо. Неужели, думаю, будет продолжаться это бабье лето? А сегодня у меня, честное слово, отлегло от сердца. Поглядите, как обложило, а? Это надолго! На неделю, а то и больше. Нет, нам здорово повезло! Очень здорово!

Все молча, с недоумением слушали комиссара. Затем один коренастый сержант в мокрой помятой пилотке, высунувшись из-за комля ближней ели, недоверчиво спросил:

- Чем же она, эта мокреть, нравится вам, товарищ комиссар? При такой погоде сгнием на корню!

- Чем нравится? - переспросил Яхно, приглядываясь к сержанту, и улыбчивое лицо комиссара сделалось строгим. - А тем, что она помогает нам в войне, товарищ сержант! Она помогает сейчас нашим войскам задерживать немцев! - Он быстро осмотрелся вокруг. - У наших войск, несмотря на потери, с каждым днем растет стойкость. Они всюду начинают бить и останавливать врага. Теперь немцам и при сухой-то погоде трудно идти, а как они пойдут в такую слякоть? Здесь везде бездорожье, леса, болота... Далеко ли они продвинутся в такую распутицу со своей тяжелой техникой? Половину танков и орудий они замертво засадят в болотах, на всех дорогах, у всех переправ создадут заторы. Вот и конец их наступлению!

Коммунисты, уже не обращая внимания на дождь, начали выходить из своих укрытий и осторожно сбиваться вокруг той ели, где стоял комиссар.

- Так вот, - продолжал Яхно, стараясь говорить таким тоном, каким говорят в частных беседах, а не на собраниях, - чем ни хуже погода, тем лучше для нас. Чем сильнее дождь, тем веселее должно быть у нас на сердце. Пока немцы будут сидеть в болотах, мы выйдем с территории, занятой ими, и соединимся с нашими войсками. И я уверен, что это будет скоро! Вот почему, товарищ сержант, мне нравится такая погодка! Она должна нравиться и всем людям полка.

Многие коммунисты виновато опустили головы.

- И нам трудно? - щурясь, спросил Яхно. - За ворот льет? Ноги мокрые? А неужели мы хуже отцов и дедов наших?

- Все ясно, товарищ комиссар, - угрюмо, но смело ответил Матвей Юргин. - Пойдем без лишнего слова. И нам не привыкать ходить в непогодь.

- Грязь, понятно, не страшна, - послышался голос из-за ели, - да вот беда - отрезаны.

- Это кто сказал, что мы отрезаны? - вдруг крикнул Озеров. - Кто там, за елью? А ну, выйди сюда!

Коммунисты расступились, и коренастый сержант в помятой мокрой пилотке вышел вперед. Озеров погрозил ему пальцем.

- Забудь это глупое слово! Навсегда! Слышишь?

- Слышу, товарищ капитан!

- Забудь! - крикнул Озеров и, обращаясь ко всем, заговорил, как всегда, резко, напористо: - Каждый, кто произнесет это глупое слово, будет расплачиваться за него своей головой. Так и знайте! Кто выдумал это слово? Трусы! - И, не отдавая себе отчета, что повторяет мысли, вычитанные из "Войны и мира", сказал: - Это слово не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию, перегородить ей дорогу невозможно, ибо места кругом всегда много, всюду можно найти новую дорогу и есть ночь, когда ничего не видно. Ишь ты, отрезаны! - Озеров еще раз погрозил пальцем. - Чтобы я не слышал больше этого поганого слова! Вы, коммунисты, должны сделать так, чтобы его не произносил ни один солдат! А в походе вы обязаны показать всем пример мужества, выносливости и бодрости. Идти будет нелегко, нечего греха таить, но что на войне дается легко?

Политрук Возняков решил, что пора начинать собрание. Приблизясь к Яхно, он шепотом спросил:

- Может, откроем, товарищ комиссар? Все в сборе. Присутствует... одну минутку!

- Какое собрание? - перебил Яхно. - Собрание уже закончено.

Политрук Возняков оторопело опустил руки с бумагами.

- Закончено? А как же... А как протокол?

- Обойдемся без протокола.

Минут через пять, выслушав еще несколько наказов Яхно, коммунисты разошлись по всему лагерю, и всюду под елками начались оживленные солдатские разговоры...

II

Через два дня полк выступил в поход.

Вслед за войсками первой линии по большакам, ведущим к Москве, двигались самые различные немецкие штабы, тыловые части и резервы. На большаках не стихал гул немецких танков и тяжелых машин, мотоциклов и грохот повозок. В селениях, стоявших на большаках, да и в тех, куда можно было проехать в распутицу, проходящие вражеские части останавливались на постой. В городках и районных центрах торопливо размещались комендатуры.