Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 22



– А-а, – требовательно сказал я. – А-а!

– Ах ты моя умница! – защебетала Она. – Ты просишься на горшочек, да, зайчик?

Ну разумеется, как же иначе?

– Ты и вчера просился на горшочек, да, зайчик?

Ну вот, опять пальцем в небо!

Но так или иначе. Она была совершенно счастлива – такое Ей виделось только в самых волшебных снах. Она мигом слетала за горшком, быстренько стащила с меня штаны и подгузник и со значением заглянула мне в глаза. Потом показала на горшок и спросила:

– Ну вот, ты же знаешь, зачем тебе горшочек?

– Дя, – кивнул я. – Дя, дя. Она ободряюще улыбнулась.

– Ну давай, сделай что нужно. Сделаешь?

Я снова кивнул. И Она радостно кивнула в ответ.

И тогда я взял горшок и гордо надел его на голову.

Суббота. И я наконец сдался. Может быть, просто устал бороться, а может, виной тому Ее трагически-озабоченное лицо. Но так или иначе, после обеда я громко и настойчиво закричал:

– А-а! А-а?

На этот раз горшок был у Нее непосредственно под рукой, и через секунду я уже стоял на полу со спущенными ползунками.

– А теперь мы сядем на горшочек и сделаем большое, хорошее а-а, – промурлыкала она умильным голосом.

Я вздохнул и опустил задницу на противную холодную пластмассу.

– А теперь сделай большое, хорошее а-а. Большое а-а для мамочки. Ну давай… Жалко было смотреть на Ее умоляющее лицо. Я поднатужился, покряхтел и – плюх, плюх, – две крутых тяжелых колбаски стукнулись о дно горшка.

Боже мой! Можно было подумать, что Ее выпустили на свободу после пяти лет заточения и одновременно подарили миллион в золотых слитках. Я встал. Она подхватила горшок и жадно впилась взглядом в его содержимое, словно перед Ней распахнулся ларец с бриллиантами.

– Ах ты моя умница! Посмотрите, что мы сделали для нашей мамочки! Какой умный, взрослый мальчик! Мамочка за это скажет большое спасибо! Большое-большое спасибо этому умному ребенку!

Она взяла меня за руку и повела наверх, в ванную. Горшок Она несла перед собой – торжественно, как королевский орден на подушечке.

– А теперь ты знаешь, что мы сделаем? – проворковала Она. – Мы помоем нашу попку, но сперва… – Она остановилась возле унитаза: – …Сперва мы сделаем вот так.

Резким движением Она перевернула горшок, драгоценные колбаски шлепнулись в унитаз… И Она спустила воду.

Ах так! Ну, в следующий раз ты действительно получишь подарочек.

Двадцатый месяц

Нашелся подходящий повод для развития конфликта между мамочкой и Джаггернаут. Камнем преткновения стало все то же навязшее на зубах приучение к горшку. Известно, что бразды правления любым важным предприятием должны быть исключительно в одних руках. В нашем случае – в мамочкиных, потому что именно Она руководила приучением изначально.

По Ее понятию, я уже достиг той ступени развития, когда ребенок начинает осознанно чувствовать связь между "физиологическими ощущениями" и "конечным продуктом", а из чего следует, что, если я того пожелаю, я в состоянии сообщить взрослым о своем намерении сделать пи-пи или а-а, попроситься на горшок и таким образом избежать нежелательного "происшествия".

Если, конечно, я того пожелаю.



Сегодня понедельник, и мама, окрыленная вероятным субботним успехом, сообщила Джаггернаут о наших горшечных достижениях.

– Теперь он умеет проситься на горшок, – объяснила Она нянюшке. – Только надо все время быть начеку. Не пропустите, когда он закричит "а-а"?

Как вы думаете, кричал я "а-а"? Хотя бы один раз?

А вечером, когда мама вернулась с работы, кричал я "а-а"? Ничего подобного. Ни одного разу за день.

И это сработало. Маленькие зернышки сомнения начали прорастать в мамочкином воспаленном мозгу.

– Ты знаешь, – сказала Она отцу, – меня беспокоит эта нянька. Более того: мне даже кажется, что она мешает ребенку развиваться.

Весь день во время дежурства Джаггернаут я, по мере наступления "физиологических ощущений", кричал "а-а" – громко, требовательно и пронзительно. И Джаггернаут каждый раз поспевала с горшком вовремя. И у нас не случилось ни одного "неприятного происшествия".

Вечером Джаггернаут с гордостью сообщила мамочке, что "в смысле горшка" ребенок вел себя безукоризненно.

Но как вы думаете, дождалась ли мамочка хотя бы одного крика "а-а" после ухода Джаггернаут и до моего отхода ко сну? Ничего подобного. Напрасный труд.

– Ты знаешь, – сообщила мамочка отцу, – эта нянька меня действительно очень сильно беспокоит. Более того: мне кажется, что она самым беззастенчивым образом врет.

Вот-вот… Если б вы знали, как я рад такому развитию событий!

Еще один день с Джаггернаут и "без происшествий" и еще один вечер с мамочкой и без криков "а-а".

И опять Джаггернаут доложила, что все было прекрасно. И мамочка опять озабочена правдивостью моей старушки.

Перемена тактики. Во время дежурства Джаггернаут я ни разу не попросился на горшок. Зато изгадил три подгузника, в результате чего они выглядели так, словно полгода пролежали в канализации.

Вечером Джаггернаут отрапортовала мамочке о моем безобразном поведении, но, как только за ней закрылась дверь, я превратился в сущего ангелочка. Два раза я громким, звенящим голосом просился на горшок и делал свои дела, как хорошо воспитанный паинька.

Мама уже твердо убеждена, что Джаггернаут нагло врет.

Утром пришла Джаггернаут, и мама доложила ей о моем вчерашнем прекрасном поведении. Разумеется, как только за Ней закрылась дверь, я вернулся к естественному и бесхитростному образу жизни новорожденного младенца. Теперь уже Джаггернаут убеждена, что мамочка врет. В эту игру можно играть сколько угодно. И не только в случае с горшком. Вариантов бесчисленное множество. Жизнь прекрасна и разнообразна.

Я мог бы сказать Ей прямо то, что пытался объяснить неоднократно и разными способами: своим дурацким возвращением на работу Она заработала только новые неприятности. Не стоит овчинка выделки. Но разве Она способна меня понять?

Посмотрим здраво. Во-первых, Ей ни на что не хватает времени. Во-вторых, Ее ничто не радует, потому что Она живет с постоянным сознанием собственной тяжкой вины.

Вы скажете, что я в состоянии облегчить эти страдания… Да бросьте, право.

Давайте вспомним, ради чего Она вернулась на работу. Еще только обсуждая эту перспективу, родители называли следующие причины:

1. Чтобы заработать побольше денег.

2. Чтобы Она не разучилась думать и перестала вести растительный образ жизни.

3. Чтобы помочь нам отлепиться друг от друга, что рано или поздно должно происходить со всеми родителями и детьми.

4. Чтобы под рукой всегда был помощник – в лице няни, – готовый разделить с Ней эту каторгу. (Каторга? Это про меня?)

5. Чтобы вернуть Ей индивидуальность; дать возможность вспомнить, что Она – личность, а не только моя мама.