Дни коммуны

Ланжевен. Надеюсь. Это крестьяне.

"Папаша". За Париж, сударь!

Танцующие возвращаются к столику.

Бабетта. За свободу, Жан Кабэ! За полную свободу!

"Папаша". За свободу!

Ланжевен (улыбаясь). Я пью за частичную.

Бабетта. В любви.

Женевьева. Почему за частичную, господин Ланжевен?

Ланжевен. Она ведет к полной.

Женевьева. А полная, немедленная, это что же - иллюзия?

Ланжевен. В политике - да.

Бабетта. Франсуа, а ты умеешь танцевать. В каком же качестве ты танцуешь: как физик или как священник, как будущий кюре?

Франсуа. Я не буду священником. Наступают новые времена, мадемуазель Герико. Я буду изучать физику на средства, которые отпустит Париж.

Бабетта. Да здравствует раздел! Все принадлежит нам, и мы все разделим!

Женевьева. Бабетта!

Бабетта. Я научу тебя танцевать с Жаном щека к щеке. (Бросается на Женевьеву.)

Женевьева. Как видишь, я не защищаюсь, Бабетта.

Бабетта. Тогда - вот тебе, вот тебе и - вот тебе.

Они дерутся, катаясь по земле. Женевьева начинает защищаться.

Ах, ты говоришь - не защищаешься? Ты же мне чуть глаз не выбила, жаба!

Жан, посмеиваясь, удерживает Франсуа. "Папаша" и официант разнимают

дерущихся.

Мадам Кабэ. Как они вцепились друг в друга. Можно подумать, что у них шкафы ломятся от платьев. Ну и ну!.. Я недаром была против, чтобы вы шли наверх вывешивать флаг. Посмотрите на нее - она боевая.

Франсуа. Коммунарка не знает ревности.

Бабетта. Она сделана из дерева, да?

Женевьева. Нет, но она стоит, на своем и за свое. Хорошо, Бабетта, что здесь не оказалось штыка.

Входит Филипп.

Добрый день, Филипп!

Филипп. Вот я и снова тут. Хотелось знать, застану ли я вас еще в живых. По сообщению версальских газет, вы все посажены в тюрьмы и убиты. Каждого, кто перед сном не скажет "да здравствует Коммуна", выдает его собственная жена, а затем коммунары пытают его в отхожем месте, пока он во всем не сознается. Это там читали все. Наслушались про террор Коммуны.

Все смеются.

"Папаша". Друзья мои, наступает первая в истории ночь, которую наш Париж проведет, не оскверненный убийствами, грабежами, насилиями, обманом. Впервые на его улицах будут царить спокойствие и порядок и ему не нужна будет полиция. Все банкиры и мелкие мошенники, все сборщики податей и фабриканты, все министры, кокотки и попы убрались в Версаль. Город стал обитаем.

Франсуа. Ваше здоровье, папаша!

Филипп. И об этом я тоже читал в газетах. Ведь это оргии. Оргии Коммуны! Каждому из тиранов, засевших в ратуше, положено иметь семь любовниц - это число, определенное законом.

Бабетта. Ого, а у Жана их только две.

Франсуа (Филиппу). А почему ты убежал?

Филипп. Я не намерен топать для них даром. Господин Тьер - банкрот, он вылетел в трубу. Он уже не платит жалованья, солдаты продают свои ружья в Версале за пять франков.

"Папаша". А я... я получаю мое жалованье.

Ланжевен. Ты сам себе его платишь, в этом вся разница.

Филипп. А это уже бесхозяйственность Коммуны. Об этом идут разговоры я провел день в деревне, в Арле, у родителей. Они шлют тебе приветы, Франсуа. Я им не сказал, что ты стал коммунаром, этаким дьяволом, который хочет все поделить.

"Папаша". Я мечтаю получить коровью ногу, особенно копыто.

Ланжевен. А как ты перебрался через линию фронта?

Филипп. Меня никто не задержал.

Ланжевен. Вот это плохо. Вот это легкомыслие Коммуны!

"Папаша". Пьер, ты слишком высокого мнения об этих старцах, о господине Тьере и господине фон Бисмарке. Добро пожаловать, Филипп. Так говоришь, они того, вылетели в трубу? Дай мне газету, Пьер.

Ланжевен дает ему газету, он делает из нее бумажный шлем и надевает его

на голову.

Честь имею представиться: я Бисмарк. А ты, Жан, ты Тьер, возьми у Франсуа его очки. Сейчас мы покажем Пьеру, о чем говорят эти старцы, пока мы в Париже предаемся нашим скромным радостям.

"Папаша" и Жан принимают "исторические" позы.

Мой дорогой Тьер, я только что произвел одного болвана в императоры. Не нужно ли вам такого же?

Жан. Дорогой господин фон Бисмарк, у меня уже был император.

"Папаша". Это я готов понять: раз вы его уже имели, вы вправе не желать нового. Все это превосходно, но я обязан вам сказать, что если вы не будете слушаться, то вы получите обратно своего императора, и - заметьте себе - это не только угроза, ибо я ее выполню. Впрочем, может быть, вы желаете короля?

Жан. Господин фон Бисмарк, этого желает только часть, очень небольшая часть.

"Папаша". Но если вы не будете повиноваться, то вы его получите. Кстати, а чего желают ваши люди, я имею в виду этих... как их там... ну, тех, кто платит налоги... ах да - народ. Чего он хочет?

Жан (робко озираясь). Меня.

"Папаша". Но это же превосходно, вы мне совершенно так же милы^ как император или король... Значит, короля здесь тоже не хотят - смешно, знаете... Но и вы ведь... тоже не слушаетесь, вы еще гораздо лучше отдаете нам все это... как это называется, где мы находимся... где мы сейчас находимся. Да, правильно: Францию.

Жан. Господин фон Бисмарк, мне поручено отдать Францию.

"Папаша". Кем же, сударь?

Жан. Францией. Меня только что избрали.

"Папаша" (громко хохочет). Нас тоже! Императора и меня тоже избрали.

Жан (хохочет; затем). Шутки в сторону, господин фон Бисмарк, я что-то чувствую себя не очень уверенно. Короче говоря, я не уверен, что меня не арестуют.,

"Папаша". Знаете что - я вас поддержу. У меня пять тысяч пушек.

Жан. В таком случае, господин фон Бисмарк, мне остается поведать вам только одно желание: не разрешите ли вы... не позволите ли вы мне припасть губами к вашему сапогу? (Падает к "папашиным" ногам и целует его сапог.) Какой сапог! И какой вкусный!

"Папаша". Предупреждаю вас: не вздумайте сожрать его.

Жан. И обещай мне, Отто, что ты этим... что ты этими самыми сапогами растопчешь ее в пыль и прах.

"Папаша". Ее? Кого? Ах, Коммуну!

Жан. Только не произноси этого слова. Не произноси. Для меня оно такое же, как для тебя этот Либкнехт и этот Бебель.

Кирасир встает с места и поднимает бокал.

"Папаша". Бога ради, не произноси этих имен.

Жан. Но, Отто, отчего же ты так пугаешься? Как же ты мне поможешь, Отто, если ты так пугаешься? Ведь тогда и я испугаюсь.