Волк Среди Овец

Конечно, Остин не хотел вступать с ним в половые отношения в спартанской обстановке пустого дома, с ободранными стенами и старым диваном. Томми все еще с восхищением описывал тот дом.

– Такой красивый! Там были золотые светильники, стеклянные столы, и занавески, и бассейн.

– Это дом обвиняемого?

– Не думаю. Мы больше никогда туда не возвращались.

– Но он знал, где что находится.

– О да. Он налил себе выпить, а мне колы, а потом мы немного походили по дому.

– А потом что вы делали?

Томми колебался. Я не давил на него. Его взгляд скользнул мимо меня, но он не остановился на Остине. Томми закусил губу.

– Он сказал, что мы можем искупаться. Я ответил, что у меня нет с собой плавок, но Уолдо возразил, что в этом нет ничего страшного, потому что мы одни.

– И?

– Он вышел и стал раздеваться, потом остановился и посмотрел на меня, словно хотел спросить: "В чем дело?", и я тоже снял одежду. – Он скрестил руки. – Было как-то неловко вот так стоять голышом на улице.

– Там были соседи?

– Вокруг дома была высокая ограда.

Я кивнул.

– Вы купались?

– Да.

– Тебе понравилось?

Томми посмотрел на меня, будто вопрос был неожиданным или ответ вызывал неловкость. Я бросил на него все тот же прямой взгляд, который не менял с тех пор, как занял прокурорское место.

– Да, – наконец сказал он, потупив взгляд. – Мы плавали и лежали на надувных матрасах, играли в догонялки и в подводную лодку.

– Он касался тебя в воде?

– Да.

Томми не совсем так рассказывал мне в первый раз. Остину приходилось соблазнять Томми при каждой встрече, может, это и привлекало в сексе с детьми? Как только ребенок становился податливым и уставал, пора было сматывать удочки. В тот момент, когда больше не требовалось прилагать усилий, не надо было преодолевать сопротивление, Остин покинул Томми.

– Ты пугался, когда он касался тебя?

– Сначала это было похоже на случайность.

– Что произошло потом?

– Я лежал на надувном матрасе.

– На спине или на животе?

– На спине.

– Где был Остин?

– Он плавал около меня. Нырял под матрас и выныривал с другой стороны. А потом он подплыл, как будто очень устал, и положил голову и руки на матрас.

– Это был очень большой матрас? – спросил я. Мой голос был ровным, как будто все ответы были правильными и ничто меня не удивляло.

Томми показал ширину руками.

– Так значит, он дотронулся до тебя, – сказал я.

Томми кивнул.

– Его голова лежала у моей ноги, а руки сверху.

– Сверху где, Томми?

Он сглотнул.

– Одна на ногах, а вторая около пояса.

– Ты все еще был без одежды?

– Да.

– Так значит, его голова и одна рука лежали недалеко от твоего пениса?

Элиот выдвинул протест, сформулировав это как подсказку. Судья Хернандес принял протест. Я хотел сказать это первым, чтобы Томми было легче.

– И что произошло? – спросил я.

Я думал, Томми замкнется. Он сжал губы так, что они побелели. Я слышал, как он скреб ногтями перегородку. Я же собирался задать следующий вопрос, когда он отозвался:

– Он повернул голову, посмотрел на меня и улыбнулся, позвал меня по имени, и, глядя на него, я чувствовал, как его рука ползет к моей ноге, и потом он задержал ее там, прямо на… прямо наверху.

– А потом?

– А потом он сказал что-то вроде: "Ой, что это?" И я посмотрел туда, куда смотрел он, – на мой пенис. – Томми не замялся, прежде чем сказать это слово, он проговорил его быстро, на одном дыхании. – Он уставился на него, как будто никогда раньше не видел.

Я задавал вопросы, только когда Томми прерывался, и после моего вопроса он начинал торопиться, как будто его подгоняли.

– Он дотронулся до него? – спросил я.

– Сначала он просто смотрел, и мне стало очень… неловко, я начал прикрываться, но он остановил меня и потом посмотрел мне в лицо и перестал улыбаться, он казался очень серьезным, и потом он сказал: "Все хорошо. Тебе нечего стыдиться". Что-то в этом роде, а я спросил: "Что ты имеешь в виду?" Он ответил: "Возбуждение. Этого нечего стыдиться, это происходит со всеми".

– Ты знал, о чем он говорил?

– Нет, тогда еще нет. Но я… но, знаете, я знал, куда он смотрит. Так что я догадывался. Затем он сказал: "Это очень здорово". Не просто хорошо, а очень здорово. Потом он сказал…

Он замолчал. Томми ни на кого больше не смотрел, он почти совсем не поднимал глаз. Иногда он впивался взглядом мне в лицо, как будто не мог оторваться, а затем уносился прочь, его взгляд блуждал по залу.

– Что? – спросил я.

– Он спросил: "Можно, я его потрогаю?"

– А ты что ответил?

– Не помню, чтобы я что-то говорил, но, может, я кивнул или что-то в этом роде, потому что он повел себя так, будто я разрешил. Он поднял руку, очень осторожно, словно хотел кого-то поймать, а потом опустил ее и накрыл ею мой пенис.

– Накрыл его?

– Так что его больше не было видно. Его ладонь просто закрыла его. Потом он…

– Что, Томми?

– Он просто дышал. Просто… дышал. Я слышал его дыхание. Это было все, что я слышал.

Мне показалось, что зал перестал дышать. В обязанности Бекки входило наблюдение за присяжными, но тут я сам бросил взгляд в их сторону, когда Томми упомянул о том, как дышал преступник. Один мужчина уставился в пол, будто желал провалиться сквозь землю. Двое или трое других приложили руку к губам.

– Что было дальше, Томми?

– Он убрал руку, как будто снова хотел взглянуть, и улыбнулся. Он сказал мне, что все в порядке. Потом он… он поцеловал его.

Мальчик почти шепотом это произнес, и я испугался, что не все присяжные расслышат его слова. Мне не хотелось подливать масла в огонь, но пришлось переспросить, чтобы все слышали.

– Что поцеловал, Томми?

– Мой пенис.

Томми смотрел на свои сцепленные пальцы.

Я не позволил ему отвлечься.

– И что произошло потом?

Томми поднял голову, явно обрадованный тем, что сумел одолеть свое смущение.

– Потом он встал, улыбнулся и начал подтаскивать матрас к краю бассейна.

– Что ты тогда чувствовал, Томми?

– Я был рад, что все кончилось. Я чувствовал себя очень странно.

– Как это "странно"?

– Как будто не знал, что произойдет в следующий момент. Я был рад, когда он прекратил.

Я не мог заставить его сказать, что он боялся. Я ждал, но Томми не добавил. Он продолжил.

– Он подтащил матрас к мелкой части бассейна, и я решил, что пора вылезать, а за мной Уолдо поднялся по лесенке.

Томми замолчал. Он был охвачен противоречивыми чувствами; на его лице отразилось превосходство, столь знакомое мне по предыдущим встречам, но внутри зрело возбуждение, которое готово было выплеснуться наружу, и тогда уже справиться с ним не будет никакой возможности. Он заговорил, и меня охватила жуть, я услышал точную копию тона Остина.

– И он сказал: "Видишь? Я же говорил тебе, что это случается с каждым".

– О чем он говорил, Томми?

Я думал, что мне придется задавать наводящие вопросы, но, когда он заговорил, из его уст полилась плавная речь:

– О его пенисе. Он напрягся.

– И что сделал Остин?

– Он подошел ко мне, обнял и сказал: "Давай обсохнем". И мы пошли туда, где оставили полотенца. Они долго лежали на солнце и нагрелись. Уолдо взял одно из них и начал меня вытирать. Сначала он стоял передо мной и…

– Его пенис коснулся тебя? – спросил я. Я впервые прервал его.

– Да.

– Где?

– Здесь. – Томми быстро ткнул пальцем в грудь, как будто там была татуировка. – И здесь. Он провел им по моей спине, когда наклонился, чтобы вытереть мне ноги.

– А что делал ты?

– Я просто стоял. Когда он меня вытер, я потянулся за шортами и майкой, но он схватил меня за руку и сказал: "Давай сначала немного позагораем".

– Уложил меня на раскладное кресло и лег рядом, и мы лежали некоторое время.

– Остин лег на живот или на спину?

– На спину, – сказал Томми.