Волк Среди Овец

– Почему ты не рассказал родителям?

Томми чуть слышно ответил:

– Я боялся.

Это казалось маленьким прорывом. Он еще не признался, что произошло какое-то событие, которое заставило его бояться. Я не стал усиливать преимущество.

– Что ты сделал? – спросил я.

Он снова пожал плечами.

– Поужинал с мамой и папой, сделал уроки, пошел спать.

– Ты играл с детьми после школы?

Он покачал головой.

– Им тоже не хватало Уолдо?

– Не знаю.

"Идиот, – подумал я. – Кретин, полный кретин". Эта мысль внезапно забилась как пульс в моей голове. Томми сказал мне то, что нужно, и я чуть не упустил это, как упускал эту деталь все время.

– Томми. Когда ты ложился в постель, ты сразу засыпал?

Взгляд Томми был обращен внутрь. Он сильно сощурился.

– Иногда, – сказал он.

– Ты просыпался среди ночи? – Я говорил наугад, но попадал в цель. Я мог догадаться об этом по лицу Томми.

– Да, – произнес он так тихо, как будто боялся кого-то разбудить.

– И что же тогда делал?

– Просто лежал, – ответил Томми.

Я мог себе это представить. Я знал, что он тоже вспоминал те ночи. Огромный белый дом погружался в темноту, и Томми был так мал на его фоне, что чувствовал себя совсем покинутым.

– Что ты чувствовал? – спросил я.

– Было холодно, – сказал Томми, пожимая плечами.

"Холодно? – подумал я. – В мае?" Может, отец Томми включал кондиционер среди ночи? Или холодно было только Томми?

Я посмотрел на него, на мальчика в рубашке, с аккуратно уложенными волосами, который почти стал взрослым. Так я обращался с ним все это время. Так обращался с ним Остин, заставляя его до времени взрослеть, навязывая ему мужественность и искушенный взгляд. Я был не прав, совсем не прав.

– Почему ты не говорил об этом родителям? – спросил я.

Потому что дом был холодным, большим и темным, и на другом его конце спал мужчина, и Томми не знал, можно ли теперь доверять хоть одному мужчине.

Он не ответил.

– Ты думал о том, что произошло? – спросил я.

Томми поднял глаза, дикие, испуганные. Я вскочил и рывком приблизился к нему, обхватил его правой рукой за плечи, а он уцепился за левую. Я крепко обнял его.

– Все хорошо, – приговаривал я, пока он плакал. – Все хорошо.

Он, наверно, впервые плакал на глазах у посторонних, впервые после тех ночей в темноте. Он ужасно очерствел с тех пор, но душа оставалась живой. Томми нужен был не друг, а отец. Отец, который не будет толкать его во взрослый мир.

Я подумал о Дэвиде, мне показалось, что в последнюю нашу встречу этот мальчик в смокинге страстно желал, загнав эту мысль глубоко внутрь, чтобы его защищали, о нем заботились.

Я прижимал Томми к груди, загораживая его не только от Остина, но и ото всех в зале, пока его рыдания не затихли. Томми еще не был потерян. Я мог спасти его, но только с его помощью.

– Томми, – сказал я, хватая его за руку. Он испуганно взглянул на меня, губы сжаты. – Расскажи этим людям, что произошло.

– Мне придется протестовать, ваша честь, – спокойно произнес Элиот. Мы не видим свидетеля, потому что прокурор загораживает его, обвиняемый лишен права смотреть на свидетеля. И кажется, окружной прокурор оказывает давление на Томми.

"Острый взгляд, Элиот". Пока он говорил, я сжимал руку Томми и потом произнес:

– Расскажи им правду.

Я вернулся на свое место.

Томми выглядел пугающе спокойным. Он смотрел на меня, как я и просил его, готовя к сегодняшнему заседанию на прошлой неделе. Я утвердительно кивнул.

– Уолдо все-таки вернулся в тот дом?

– Да, – отчетливо ответил Томми. Он неотрывно смотрел на меня.

– Через какое время?

– Не знаю.

– Через неделю? – спросил я. – Через месяц? Год?

– Через несколько дней, – сказал Томми.

Три, четыре, пять дней болезненного напряжения, мучительных догадок, навсегда ли бросил его друг.

– Ты был рад снова его увидеть?

– Да. – Можно было представить себе восторг Томми, когда он понял, что его друг вернулся, но сейчас в суде он не улыбался.

– Что вы делали вместе? – спросил я.

– То, что делают друзья: катались на машине, разговаривали, смеялись над анекдотами.

Остин дотрагивался до его руки или ноги, и Томми тут же пугался, но касания были невинными.

– Что-то еще произошло?

– Нет! – выпалил Томми.

Это была правда.

– Ты продолжал видеться с обвиняемым?

– Да.

Я рискнул.

– Тогда давай поговорим о том самом дне. Ты понимаешь, какой день я имею в виду, Томми. Какое это было число? Первый раз?

Томми не пришлось долго раздумывать. Он сглотнул, но лишь потому, что его голос еще не окреп. Он смотрел на меня, отвечая на вопрос.

– Двадцать третье мая, – сказал он. – Тысяча девятьсот девяностого года.

– Ты пошел к дому?

– Да.

– Ты пошел туда в первый раз?

– О нет. Я был там… много раз прежде.

– Ты уже разговаривал с Остином с глазу на глаз?

– Да.

– Он тебе нравился, Томми?

– Да, – снова сказал он.

Ответ на этот простой вопрос снова чуть не заставил его разрыдаться.

– Как он обращался с тобой?

Томми задумался.

– Он говорил со мной так, будто ему было интересно, о чем я думал. Иногда это было заметно, когда говорил кто-то другой, Уолдо как будто подмигивал: "Слушай! Что за дурень!" Мы смеялись, а все остальные не понимали, в чем дело.

Томми выдал все это как ребенок, рассказывающий про свое последнее увлечение.

– Так в тот день, двадцать третьего мая, когда ты пошел к дому, Уолдо был снаружи?

– Нет.

– Там играли другие дети?

– Нет. – Томми казался озадаченным.

– Что ты сделал?

– Я хотел вернуться домой. Но вместо этого постучал в дверь, просто чтобы… – он пожал плечами, – он открыл дверь и сказал, что ждал меня.

– В доме был кто-то еще?

– Нет.

– Как выглядел дом изнутри?

Томми наморщил нос.

– Было похоже, что там никто не живет. Там стоял диван и несколько складных стульев, вот и все. Я спросил Уолдо, не хочет ли он купить мебель, но он только засмеялся.

– Что вы там делали?

– Мы разговаривали, играли в игры. Другие дети стучали в дверь, но Уолдо не пустил их. Мы стояли у двери и как заговорщики шептались.

– Как он объяснил, что не хочет их впускать?

– Просто нам одним было хорошо.

– Вы остались дома?

– Уолдо все говорил, что слишком жарко, чтобы что-то делать во дворе.

– Было жарко?

– Пожалуй.

– Ты помнишь, что на тебе было надето?

– Шорты, по-моему, и майка. В общем, то, что я всегда надеваю после школы.

– Где были твои родители, Томми?

– Они еще не пришли с работы к тому времени.

– Но ты был дома.

– Обычно я оставался на продленку после школы, но иногда, два раза в неделю, приходила няня, которая присматривала за мной, пока папа и мама не придут с работы.

– Но она отпускала тебя играть на улицу?

– Да.

Родители Томми сидели в зале. Я не повернулся, чтобы посмотреть, как они отреагировали, и Томми не обернулся назад. Возможно, среди публики были родители, которые почувствовали себя виноватыми, может быть, даже среди присяжных.

– В чем был Уолдо? – спросил я.

– Он был… это было похоже на костюм, но без пиджака и галстука.

– Вы куда-нибудь выходили в тот день?

– Через некоторое время Уолдо сказал: "Я знаю, что мы будем делать" – и вскочил, но не сказал мне что. Он пошел в другую комнату и переоделся.

– Ты пошел с ним?

– Нет, но он был в соседней комнате и оставил дверь открытой.

Томми выглядел смущенным.

– Что он надел?

– Шорты и рубашку.

– И что было дальше?

– Мы сели в машину и поехали. Уолдо знал другой дом, не очень далеко, с бассейном.

– Там был кто-то еще?

– Нет. На доме висела табличка, что он продается.

– Обстановка внутри была такая же, как в первом доме?

– О нет, – сказал Томми.