Страна желанная

— Ну чего? — спросил Глебка, и в груди у него потеплело.

— Холодно, — сказала девочка неровным от придыхания голосом. — Побежим, давай.

— Куда? — невольно вырвалось у Глебки, и он снова насупился.

— А к нам, на Подгорье, — торопливо выговорила девочка, заглядывая в глаза Глебке, и чуть потянула его за руку.

Потом отделилась от него и быстро зашаркала по снегу большими моршнями. Глебка, не раздумывая, кинулся следом за ней. Мрачные мысли разом отлетели прочь. Минуту тому назад думалось, что вот нет кругом ни родной души, ни друзей. А теперь всё иначе оказывается…

Девочка уверенно бежала вперёд, поворачивая то в один, то в другой проулок, огибая сугробы и перелезая через изгороди из жердей. Глебка не заметил, как они перекинулись на приречный край деревни, называемый Подгорьем, и вынеслись на угор, с которого начинался спуск к реке. Глебка поискал было глазами баньку, но не нашёл: река изгибалась, и баньки, верно, стояли за излучиной. Да и не было времени особо разглядывать окрестности. Из ближней избёнки вышла сухонькая старушка и, мелко перебирая ногами, путаясь в длинных тёмных юбках, заторопилась в гору.

— Баушка, — тихонько вскрикнула девочка, остановившись на спуске, и безотчётным движением схватила Глебку за руку, словно ища у него защиты.

Только сейчас она вдруг подумала о разбитой кринке, о молоке, которое не сумела донести до дому, и растерянно глядела на поднимавшуюся по тропинке бабушку. Тропинка была узка и сбита на сторону недавней оттепелью. Чтобы не поскользнуться, старушка глядела себе под ноги, и это поглощало всё её внимание. Глебку и его спутницу она заметила только тогда, когда была уже в нескольких шагах от них. Остановившись и всплеснув руками, она тяжело перевела дыхание и сказала прерывистым, словно надтреснутым голосом:

— Слава те…

Конец фразы Глебка уже не расслышал. Девочка, кинувшаяся к старушке, обхватила её руками, ткнулась лицом в её. живот и, громко всхлипывая, быстро-быстро заговорила. Что она говорила, разобрать было почти невозможно, так как беспрерывные всхлипывания заглушали и комкали её речь. Глебка улавливал только отдельные слова: кринка… молоко… камманы. Но и этих слов было достаточно для того, чтобы уяснить себе, о чём говорит и что переживает эта припавшая к старушке девочка.

Поглаживая тихонько голову девочки тёмной дрожащей рукой, она говорила своим надтреснутым голосом:

— Будет тебе, бог храни, что минуло, то не воротится. Ладно ещё, что этак-то обошлось. А то, как прибежала Кузьминична, да как закричала на голос, что тебя на улице камманы терзают, у меня сердце зашлось. Думаю, кости старые сложу, а измываться проклятым басурманам над ребячьей душенькой не дам. Кинулась я в гору, а ты уж вона и тут, макова головка.

Старушка снова погладила голову внучки и, кивнув на избёнку, из которой только что выбежала, сказала:

— Глянь-ко, дед тоже на выручку тебе срядился.

Девочка, всё ещё продолжая всхлипывать, подняла голову. И она и Глебка поглядели в сторону прилепившейся на полгоре избёнки. На низеньком покосившемся крылечке стоял старик, опирающийся на пешню, которая прежде всего и бросилась Глебке в глаза, хотя ничего особо примечательного в ней не было. Это была самая обыкновенная пешня-ледоруб с толстой рукоятью и железным носом, которой делают проруби на реке. Но сейчас эта мирная пешня, упёртая носом в доски крыльца, напоминала древнюю палицу, а опирающийся на её рукоять коренастый и плечистый старик, походил на витязя, собравшегося в поход против врага. В сущности говоря, он и в самом деле собрался бежать на выручку внучки и так спешил, что не успел как следует и одеться. Только теперь, увидев, что спешить уже некуда, старик начал приводить себя в порядок. Он заправил в валенок вылезающую наружу штанину, надел как следует шапку, запахнул тулуп и поставил в угол, к перилам крыльца, пешню. Тем временем старушка, девочка, а следом за ними и Глебка спустились к избёнке. Старик смотрел на них молча и хмуро. Он был ещё взбудоражен пережитым волнением. На впалых щеках проступали пятна бурого румянца, руки приметно дрожали, большая седая борода топорщилась, зацепившись за крючок незастёгнутого полушубка.

Пропустив девочку в избу, он сказал угрожающе:

— Постой, внучка, мы ещё своё возьмём. Отольются им и твои слезинки.

Он повернулся к Глебке, оглядел его с ног до головы строгими глазами, глубоко запавшими в костистые глазницы. Потом перевёл взгляд на Буяна и спросил густым голосом:

— Пёс твой?

— Мой, — ответил Глебка. — Буяном звать.

Старик снова перевёл взгляд на Глебку: в строгих глазах его вдруг блеснула лукавинка.

— По всему видать, что Буяном-то, пожалуй, тебя бы назвать надоть.

Глебка неловко переступил с ноги на ногу. Он стоял на нижней ступеньке крыльца, а старик — на верхней. Приглаживая правой рукой бороду так, что она проходила между растопыренными пальцами, старик долго приглядывался к Глебке и совсем не торопился звать его в дом. Наоборот, когда старушка, пройдя вместе с девочкой в избу, оставила дверь в сенцы открытой, он притворил дверь и вдруг спросил:

— Лыжи-то и ружьецо где укрыл?

Глебка вздрогнул, с удивлением и испугом поглядев на парика. Неужели он подсмотрел, как Глебка прятал в баньке ружьё и лыжи?

С минуту старик молча наблюдал Глебкино замешательство, потом, оглянувшись мельком на дверь, сказал, понизив свой густой голос:

— Поклон, парень, тебе от Назара Андреича.

Глебка оторопел. Он ожидал чего угодно, только не этого. Каждый день вспоминал он деда Назара. Много раз взывал к нему в горькой нужде, ища его поддержки. И каждый раз, как нужна была эта поддержка, старый объездчик оказывался словно бы рядом с ним, помогал разводить костёр, печь картошку, ставить шалаш, определять по звёздам время, угадывать непогоду и вёдро, высматривать звериный след, держать направление, сводить в одно все лесные приметы, чтобы не потеряться в лесу, не пасть духом, не сгинуть, не попасть в лапы врага, не бросить на половине завещанный батей путь.

В самые трудные минуты обращался Глебка к деду Назару. Теперь было трудней всего. Вокруг несметное количество врагов, фронт близок, путь неизвестен, на каждом шагу заставы и преграды. Нынче ему всего нужней была бы помощь старого наставника и друга. И дед Назар в самом деле настигает Глебку на самом важном и ответственном перегоне и протягивает руку помощи…

Плечистый, коренастый старик глядит на Глебку, и строгие глаза его кажутся теперь совсем не строгими, несмотря на нависшие над ними лохматые седые брови. Он усмехнулся, и эта усмешка словно раскалывает надвое седую бороду, облепившую его худое бурое лицо, прорезанное глубокими рубцами морщин.

— Поклон, значит, тебе от Назара Андреича, — повторяет он, отцепляя от крючка полушубка конец бороды и раскрывая перед Глебкой дверь в сенцы.

Глебка поднимается по скрипучим ступенькам и входит в дом. И теперь он знает, что это дом друга.