Комбыгхатор

Дождавшись, когда она уйдет, я закрыла альбом. Потом походила по кабинету. Подождала. В кухне было тихо. В квартире и во всем доме стояла неприятная тишина. Я снова взяла тот стул, на котором сидела, когда пили кофе, подставила его к журнальному столику. Села. Справа от меня было кресло, в котором сидел мужчина. Слева — Лизка.

Глупая Лизка. Я поняла, какая же она глупая еще в первый день. Когда мы с ней познакомились. Она сидела на кровати и красила на ногах ногти. Я сказала, что у нее красивые ногти. «Да, — сказала она и вытянула всю ногу. — И длинные. Как у пианистки». В этом вся Лизка. Из-за этого ей прощается многое.

Я так и сидела. Сидела одна перед чистым и пустым столиком. И только боялась, что они меня позовут, а я не успею встать. Или вдруг они входят, а я сижу.

Но никто не вошел. Я слышала, как они вышли в коридор и стали кормить Комбыгхатора. Я пошла туда.

Он начал есть, еще лежа на боку и вылакивая еду из плоской неглубокой тарелки, но потом ему помогли разобраться с лапами, и он смог лежать прямо. Но всё равно приходилось придерживать. Еда была бедная, какая-то невнятная кашица, но он ел ее с жадностью, и при каждом глотании его острая, почти птичья, грудина гулко стукала о пол. Каши было немного. Съев, собака снова опрокинулась на бок и вылизала тарелку снизу. Тарелка под языком прокручивалась и с каждым разом отъезжала все дальше. Потом Комбыгхатор вздохнул и закрыл глаза. Следующего вдоха мы ждали, казалось, вечность.

Покормив собаку, мужчина начал одеваться, стали одеваться и мы. Он не просил, а мы не напрашивались, и все же так получилось, что через пять или десять минут мы все сидели в машине. Он за рулем, Лиза рядом с ним, я — на заднем сиденье, держа на коленях голову лежащего Комбыгхатора. Пес был тяжелый и, когда машина неожиданно тормозила, все время норовил упасть на пол.

В машине с мужчиной произошла перемена. До этого он казался вполне сдержанным человеком, но когда включил скорость и выжал сцепление, с ним что-то произошло. Я сама садилась за руль и знаю, как это бывает с иными людьми. Машина рванула с места, как на гонках на выживание.

Через минуту я потребовала меня высадить, он вежливо извинился, но медленнее от этого не поехал, зато стал останавливаться на светофорах. Это тоже было нехорошо, потому что он тормозил слишком резко, как при аварии, с визгом тормозов и клевком носом, но, главное, он не предупреждал, когда будет останавливаться, а когда нет. Я видела, что Лизу тоже мутит. Она улыбалась и в чем-то поддакивала ему через силу.

Мужчина сказал, что мы едем к одному человеку, который принимает животных у себя дома. Я решила, что это ветеринар, и мне почему-то показалось, что он должен собаке сделать какой-то укол, от которого Комбыгхатор уснет и уже не проснется. Почему-то мне так казалось. Собаке тоже было тревожно. Ей тоже ничего заранее не сказали.

Лиза вскрикнула, когда мы вылетели на площадь. Она увидела статую Комбыгхатора и попросила ехать чуть-чуть не так быстро. Статуя оставалась по-прежнему неоткрытой. Брезент накрывал ее вместе с постаментом и одним краем свисал почти до самой земли. Наверно, за этот край сегодня и предполагалось тянуть.

От площади за нами увязалась машина с синей мигалкой, но быстро потерялась на поворотах.

Вскоре мы выскочили за город и быстро понеслись по шоссе. Потом какое-то время мы ехали лесом, внутри освещенной фарами колоннады деревьев, и вдруг свернули на боковую дорогу. Нас сильно трясло и кидало из стороны в сторону, а потом машина остановилась.

«Приехали, — сказал мужчина. — Выгружайтесь».

Я выползла в темноту и оттащилась подальше от света фар. Мне было плохо, так плохо, что я даже не боялась уйти в темноту. А потом долго потом стыдилась вернуться обратно. Хотя, может быть и недолго. Но достаточно долго, чтобы спуститься к реке и умыться. Когда я вернулась к машине, их еще не было. Лизе, я думаю, тоже хотелось побыть одной. Комбыгхатор лежал на заднем сиденье и смотрел сквозь стекло на звезды.

Это были какие-то дачи — несколько линий домов, смотрящих фасадами на реку. Дома стояли на большом расстоянии друг от друга и на каждом участке росли березы, сосны и ели. Их было хорошо видно, потому что над лесом уже взошла большая Земля и ярко всё освещала.

Они пришли вместе. Мужчина молча полез в машину, взял Комбыгхатора на руки и толкнул ногою калитку. Из-за деревьев не было видно, куда он идет, и мы побежали следом.

Дом был высокий, крепкий, бревенчатый, двухэтажный, сбоку от него стояла высокая, выше дома, непонятного назначения пирамида, околоченная белым, сверкающим в земном свете.

Мы были на полпути от калитки до дома, когда навстречу нам выскочил дог, очень большая и невоспитанная собака с длинным и мясистым хвостом. Дог не лаял, он радостно прыгал и рассекал своим хвостом воздух. Вот поэтому все кусты по обе стороны от дорожки были скошены, словно роторною косилкой. Вихрем на нас летели ветки и листья. Мужчина, как мог, спасал себя от хвоста, а, когда получал, то едва не ронял Комбыгхатора. Мне тоже один раз досталось, и я знала, что буду счастлива, если отделаюсь синяком. Спасение ждало за дверью.