Комбыгхатор

В конце рабочего дня я отпросилась уйти пораньше, чтобы заскочить домой и переодеться. Перемерив весь гардероб, я увидела, что идти совершенно не в чем, расстроилась, села на пол и заплакала. Я решила совсем уже не идти, когда Андремон Константинович поднялся ко мне сам.

Увидев меня сидящей на полу посреди куч разбросанной одежды, он начал было что-то мне говорить, но я бросила в него тапком. Не знаю, что на меня нашло. Мой инстинкт говорил, что так было надо. Это помогло. Пока я собиралась, Андремон Константинович сидел на высоком стуле возле барной стойки и пил виски с четырьмя кубиками льда. Мне он сделал то же самое, но я выплеснула свой стакан в мойку и себе налила чистый виски. Я пила его, стоя перед ним в коротком красном неглиже, стрингах и в чёрных чулках в сеточку. Я упирала одну руку в бок и покачивала бёдрами. Я чувствовала, что так надо. Потом я надела на себя то, что задумывала с самого начала, и мы поехали v gorod.

 

Дневниковые записи Раздо. Свидетельство #15

Чёрт возьми!

 

Вакцина для цикад. Свидетельство #16

Этот человек представился сам:

— Меня зовут Любовь Борисович Одд. А вас, мадам?

— Мадемуазель. Я Ольга, — сказала я и протянула ему над столом руку. Он попытался галантно её поцеловать.

— Андремоша, — затем сказал Любовь Борисович, наклонившись к моему кавалеру и хватая его за плечо, чтобы не упасть. — Ты не против, если я к вам на минуточку присяду? Официант, стул! — проорал он во всё горло, распрямившись.

Принесли стул. Любовь Борисович сел и уставился на меня гадким пьяным взглядом. Через несколько долгих секунд Андремон Константинович встал и извинился, что ему надо выйти позвонить. Больше он не возвращался. Любовь Борисович бесцеремонно занял его место и приказал официанту унести лишний стул. Стул унесли.

После этого Любовь Борисович Одд мгновенно переменился. Теперь его галантность была настоящей, подлинной, и он был трезв, как стёклышко.

— Я приношу свои извинения, что предстал перед вами в таком невыгодном для себя свете, — сказал он. — И я очень расстроен тем, что, возможно, произвёл на вас неблагоприятное впечатление, — он извинительно улыбнулся. — Меня здесь считают этаким буйным гусаром или, если хотите, загулявшим провинциальным купчиком, но в обоих случаях я тут крайне наглая и бесцеремонная личность. Вы что-то уже заказали?

— Мы ждали десерт.

— Прекрасно. Предлагаю уже не ждать, а забыть эту забегаловку, как сон, и отправиться в более приличное место.

Мой наряд не соответствовал уровню приличности того заведения, куда он меня привёл, однако, пока мы ехали на заднем сиденье его огромной машины, я и сама не заметила как, но на моих плечах оказалось роскошное меховое манто, на руках появились браслеты и кольца, а на голове засверкала небольшая диадема, и тут всё встало на свои места. Обожаю хорошо выглядеть!

Вечер прошёл прекрасно. Я много пила, танцевала и хохотала. Несколько человек приглашали меня на тур де вальс и делали самые изысканные комплименты моей точёной фигуре и моим ещё более утончённым манерам. В голове был какой-то волшебный туман. Когда мы ехали домой, я попросила Любовь Борисыча остановить машину, отошла в кусты и меня вырвало.

Утром я обнаружила себя в постели Любови Борисыча. Он извинился, что не мог постелить мне на диване, потому что на диване спал и храпел его огромный пёс с подслеповатыми глазками и свисающими щеками. Но я бы и сама не легла на диван. И даже не села. Никогда не видела более слюнявой собаки!

На кухню я вышла, завёрнутая в плед, потому что было холодно. По карнизу окна стучал холодный осенний дождь. Он оставлял на стекле мелкие неподвижные капли. Боже, я и не знала, что уже осень.

— Вы ещё многого не знаете, Ольга, — назидательно сказал Любовь Борисыч, когда я заметила про погоду. — Но я впечатлён, как быстро вы схватываете…

— Что?

— Всё.

Я не сказала ему, что это всё инстинкты, но спросила, чего я ещё не знаю.

— Многого, — уклонился он от прямого ответа и поправил на шее узел галстука. Поправляя узел, он слегка закидывал голову вверх, выдвигал вперёд челюсть и чуть заметно водил шеей из стороны в сторону. Шея была не свежая. Между двух вертикальных кожистых перепонок прятался гофрированный шланг горла.

— Так всё же чего я не знаю? — спросила я, скорее, из вредности, потому что не имела никакого желания пускаться в разговоры, а хотела побыстрее забраться обратно в постель.

— Вечером поговорим, — сказал он, вставая. — А сейчас мне надо на службу.

— Что за служба?

Он промолчал.

— Секретная?

— Секретная, — сказал он уже в прихожей, надевая шляпу и плащ. — Но о ней знали только два человека. Один уже ничего не скажет, а я всё забыл. Шутка.

Вечером меня, действительно, ждал большой разговор. Чтобы спокойно поговорить, Любовь Борисыч предложил нам погулять в парке. По-прежнему моросил дождь. В одной руке мой спутник держал большой чёрный зонт, а в другой поводок от собаки. Сама собака шла рядом без поводка. На её чёрной шерсти серебрились мелкие капельки дождя, из-за этого собака казалась седой. Но, может, она была просто старой.

— Вам, наверное, интересно будет узнать, откуда вы взялись? — сказал Любовь Борисыч. — Так ведь, Ольга?

— Да, — кивнула я, хотя меня несколько покоробило, что я могла взяться, как будто я была какая-то вещь.

— Вам должны были сказать ранее, но в том институте, в котором вы лежали, начали твориться какие-то непонятные дела, так что…