Страница 103 из 122
— Мм, — сказала моя жена.
Блондинка Дваля на секунду повернулась ко мне:
— А вы знаете, Раздо, у меня всегда были на этот счёт подозрения. Шесси, дорогая, ты помнишь, в прошлый раз я тебе говорила…
С этого момента и до конца вечера наши жёны нами больше не интересовались. Мы с Трифой спокойно играли в шахматы, пили коньяк и кофе и время от времени выходили на улицу покурить. Иногда кто-нибудь из нас забывал руку, зависшую над шахматным столиком, и тогда, извинившись, уходил за ней в дом.
Лично я всегда держу сигарету своей только правой рукой, держать в левой мне неудобно, а вот Трифу такие мелочи никогда не волновали. Мой сосед вообще очень прост. В силу учёной рассеянности он постоянно забывает где-нибудь руки, ноги и голову. Но голову всё же реже. В этом мы непохожи. Но я к этому привык. Даже если бы от соседа оставалась одна сигарета, просто висящая в воздухе сигарета, мерно попыхивающая огнём, я всё равно не переставал бы считать Трифа замечательным собеседником и продолжал бы начатый разговор. А то, что у собеседника в какой-то определённый момент времени не хватает какой-нибудь части тела — к этому быстро привыкаешь. Лишь бы всегда было то, без чего наши жёны могут нас не понять. Правда, современная медицина умеет выкидывать штуки и похлеще. Н-да. Хотя правда и то, что жизнь порой вносит коррективы. После пятнадцатой рюмки я перестаю различать Трифу вообще.
Мне удивительно, но вчера жена первой завела разговор о Республикаторе. До этого она весь день просидела на кухне и что-то писала. Я её не беспокоил. У нас давно уже в доме установлено правило, что никто никому не должен мешать. Поэтому она не убирается у меня в кабинете, а я не мешаю ей на кухне готовить еду или мыть посуду. Конечно, в этой игре более сильная позиция у неё, поскольку она всегда может отказаться готовить еду, но это же даёт мне моральное право немедленно отправиться на рыбалку и жить на другой стороне озера, сколько я хочу, и спать в палатке, сколько я хочу, и есть хорошую наваристую уху на завтрак, обед и ужин. К счастью, через какое-то время уха мне слегка надоедает, а ей надоедает мыть слишком мало посуды.
Очень хотелось бы узнать, чего она там, на кухне, пишет. Впрочем, какие-то подозрения уже есть. Мы живём вместе уже сорок пять тысяч лет девятьсот девять лет, о чём она никогда не забывает напоминать, каждый год прибавляя к стажу нашего брака по году, но я всё же понимаю, что когда-то у неё имелась и другая личная жизнь! Впрочем, я человек широких взглядов. А потому считаю, что вопрос, кто с кем спал до того, как женился или вышел замуж, для нормальных супругов должен быть решён раз и навсегда. Всех бывших мужей своей жены я давно уже мысленно четвертовал, сжёг и развеял их пепел по вселенной.
Сегодня ночью мне всё-таки удалось подглядеть, о чём там пишет жена. Не скажу, чтобы я был совсем не обескуражен.
Если это её воспоминания, будь я проклят!
Воспоминания Шесси. Свидетельство #2
Эти круглые крупные стального цвета глаза выкатились на меня в изумлении. Он явно не ожидал, что я смогу ногтем рассечь ему губу. Красная капля крови набухла в уголке его рта в том месте, где он только что держал сигарету. Я, конечно, и сама иногда не прочь затянуться, но в хорошей компании, а так очень не люблю, когда надо мной склоняются с сигаретой. Ещё не хватало, чтобы он уронил мне пепел прямо на лицо! Ну, разве что на лоб. У меня не совсем красивый лоб, не гладкий, не выпуклый, а с заметной волнообразной морщинкой, которую я обычно прикрывала редкими сосульками чёрной чёлки. Сейчас волос нет, я острижена наголо. Всё тело голое тоже, и оно обездвижено.
Обездвижены и глаза. Они постоянно открыты, веки подняты, и поэтому каждые несколько минут мои глаза обмываются капелькой физраствора. Это нужно, чтобы нс сохла роговица. Я очень рада тому, что кто-то заботиться о моих глазах. И ещё я рада тому, что моё зрение не туннельное, как у всей расы комбыгхаторов, а вполне себе панорамное. Боковое зрение — моё тайное наслаждение. Пусть единственное, но наслаждение. Благодаря нему я неплохо различаю и обстановку в комнате, и кто сюда заходит и что делает. Кажется, я уже даже стала видеть в полной темноте, когда выключают свет. Привидений пока не заглядывало. Зато днём свет чуть заметно мигает. Возможно, это и ничего не значит или значит лишь то, что за стенкой включаются какие-то дополнительные источники потребления, например, холодильник, чайник, посудомойка. Про другие приборы я ничего не знаю, потому что других никогда не видела. Может, там адронный коллайдер и или майнинг-ферм, но я об этом лишь слышала, а так не отличу одно от другого. Мне привычнее чайник, холодильник, посудомойка.
Главное, что свет постоянно мигает. Для меня это радость. Так я хотя воображаю себе, что это для меня передают сообщение азбукой Морзе. Какой-нибудь морзе. И кто-нибудь. Какой-нибудь неизвестный мне спаситель. Увы, я не знаю никаких азбук кроме нашей.
Тот, кто приходит сюда каждый день, на спасителя не похож. Он большой и тяжёлый, у него бычья шея и голова Минотавра. Не в смысле, что у него голова буквально бычья, а такая — приличествующая его телу. Здесь он, видимо, главный, потому что единственный, кто позволяет себе курить.
Мне не кажется, что он врач, хотя на нём тоже белый халат, который накинут на плечи. Халат маловат для таких толстых плеч и поэтому постоянно спадает. На месте других врачей я бы прикрепила халат к его спине огромными булавками. И чтоб прямо до кожи, до кожи! Но тут все врачи какие-то бестолковые. Они, наверное, и не врачи вовсе — просто мои инстинкты и малоподвижность сознания делают их врачами, а кто они есть на самом деле — бог весть. Их объединяет лишь то, что все они трепещут перед своим шефом. Быком. Быкошефом. Поэтому их в своей массе я плохо различаю.