Щит Королевы

– Смотрите! – Побледнев, Секкар указал рукой на балкон.

– Свет!

Я вскинул руку к карнаху. Мы успели. Правда, потом так и не сошлись в том, что же это было.

Мне померещилось, что на балконе появилась сотканная из огней – совсем как созвездие – лошадь. Встала на дыбы, ударила передними копытами – и исчезла. И я подумал, какого размера должна быть эта лошадь, чтобы отлично разглядеть ее снизу.

Как выяснилось, каждому привиделось свое. Харрту – факельное шествие: полсотни четвероногих и четвероруких созданий, ростом примерно с нас, медленно продефилировавших за парапетом с высоко поднятыми факелами. На мой резонный вопрос, как он умудрился сосчитать количество ног, если парапет доходил нам до пояса, Харрт только сплюнул и принялся править нож.

Секкар заявил, что наша воспаленная фантазия срочно требует парочки холодных компрессов. Он окликнул нас, заметив волну огней – просто волну, ничего больше. Прокатившуюся по балкону, нависшую над парапетом, грозящую хлынуть вниз…

Мысль о том, что балкон не имел наклона (и что бы по нему ни катилось, мы бы это самое не увидели), я оставил при себе.

Брант отмолчался. Поклялся, что ни лошадей, ни четвероруков, ни волн там не было, и мы оставили его в покое.

Все соглашались с тем, что это было соткано из огней. Удивительно красиво, неожиданно, пугающе. Предназначено именно нам, никому больше. И совершенно непонятно. Осматривать звезду дальше расхотелось даже Харрту. В молчании мы поднялись по лестнице, не без опаски протопали по балкону и вернулись обратно в центральный коридор.

Следующий знак заметил уже я. Многогранный драгоценный камень – символ Крондорна. Нашего Крондорна.

Он вдруг показался мне таким родным, точно из-за поворота в одночасье появилась бабушка Хрунда. Наверно, это первая привычная и знакомая вещь, которую мы здесь увидели.

Первопроходцы тоже разулыбались и как-то даже приободрились. Для Крондорна мы все – дети, сколько бы кому лет ни было. И ведем себя, наверно, соответственно-как с добрым, но вечно занятым папашей. Главой гильдии, клана, королем – как с тем, кто тебя очень любит, но груда ежедневных дел… обязательно поиграем, но не сегодня… Мэтт, потише, папа работает… Нет, Мэтт, мы пойдем вдвоем, папа собирает златокузнецов… ты уже вырос, сын, и я должен тебе сказать… я знаю, папа…

– Мэтт!

Что-то частенько я стал задумываться. И не в самые подходящие моменты.

Прищурившись, я сосчитал грани. У входа в жилище Беххарта их было одиннадцать, у остальных жрецов и того меньше.

Здесь я насчитал тринадцать граней.

Мы прошли коротким коридором (дверь оказалась полностью сгнившей, даже трухи не осталось) и попали в уже привычную овальную прихожую с дырами в стенах и рычажком у выхода. Однако если там стражи появились, точно из воздуха (а откуда, кстати?), то здесь они уже ждали нас, лежа на полу у правой стены. Мне даже показалось, что это те же самые – обогнали и теперь мечтают о реванше, – но, присмотревшись, я заметил, что у обоих поперек панциря идет темный змеистый разрыв: такой оставляет молния, попадая в камень.

Да уж, только метателя молний нам здесь не хватало. И не уверен, что мы с ним стали бы союзниками: стражи, как бы мы ни были на них злы, делали свое дело – охраняли от непрошеных гостей. Разве что молниеносец прошел здесь за несколько столетий до нас.

Ощущение родной и теплой защиты куда-то улетучилось. Люди любят запрещать: Фиона рассказывала, что к королям и иерархам с оружием и вовсе не пускают. В Хор-верке такого нет, но покажите мне того сумасшедшего, который обнажит меч в присутствии Ведающего или Беххарта. И не в том дело, что себе дороже станет.

– Там кто-то есть, – тихо пробормотал Секкар, показывая на ведущий из овального зальчика проход. – И, похоже, по наши души.

– В любом случае нас уже заметили, – философски пожал плечами Харрт.

Мы осторожно приблизились к ходу, ведущему во внутренние покои.

Около дюжины гномов. Тусклые доспехи, кольчужные юбки, изготовившиеся к бою фигуры. И все спинами к нам.

Первопроходцы замерли. Но и гномы не шевелились.

– Вперед, – шепотом приказал Харрт.

Ждать было нечего. Застывшие, закованные в латы скелеты. Бело-желтые, как у лошадей. Ни клочка одежды (как только мы сразу не обратили на это внимания!), никакого оружия. Панцири аккуратные, без пробоин, черепа… чуть не сказал: как новенькие. И форма у черепов чуть другая – вроде как гномы и в то же время не гномы. Не иначе те, с гобеленов.

Если бы мне с детства везло, по другую сторону коридора мы бы наконец увидели то, что умеет так славно обгладывать кости. Мертвое, конечно, зачем оно нам живое.

Но мне с детства не везло, и по другую сторону коридора мы не увидели ровным счетом ничего и никого.

Столовая встретила нас точно таким же каменным креслом – оно напомнило мне трон. Гобеленов не было, и стены смотрелись пусто и сиротливо. Почему-то я не сомневался, что раньше они голыми не стояли.

Я представил себе гигантского, под потолок, метателя молний, крадущегося прочь с зажатыми под мышкой гобеленами, одним движением длани поражающего затаившихся в коридоре гномов…

– А вот отсюда мы бы, наверно, выбрались! – Брант стоял у двери, ведущей во внутренние покои.

Дверь тоже была необычная, как и все в этой части Хорверка. С закрытым окошечком и маленьким подоконничком посредине. И не деревянная – каменная, точно обитатель этого дома собирался выдержать настоящую осаду.

Вспомнив про гномов в прихожей, я подумал, что у него были для этого основания.

Секкар налег на дверь. Она не поддалась.

А вот окошечко, в которое Харрт всего лишь стукнул костяшками пальцев, вдруг со звоном лопнуло. Не обращая внимания на еле слышное шипение, первопроходец просунул руку внутрь и отодвинул засов.

Это был первый нормальный покойник, встреченным нами в городе. На кровати, под истлевшей пленкой одеяла, лежал гном с нормальным, как у нас, носом. Кожа на лице свисала, будто лишняя, глаза закрыты, руки вытянуты вдоль тела.

Кожа! Но ведь…

– Ничего не трогать! – распорядился Харрт. – Или он умер пару дней назад, или здесь что-то не так.

Умереть пару дней назад он уж никак не мог – мы почувствовали бы запах.

Раз ничего нельзя трогать, самое время оглядеться.

Комнатка небольшая – у нас так живут те, кто едва начал строить свой дом, но уже стремится вырваться из-под родительского крова. Кровать, единственный стул (заметим, что не каменный), узкий стол, крошечный шкаф (тоже, однако, деревянный) – все эти вещи теснились, едва не громоздясь друг на друга. Дверь в отхожее место, полочка над входом, засохший уль-кар в темного стекла вазе. В таких местах обычно даже не жили, а приходили переночевать. Но имея рядом как минимум просторную столовую… Нет, не понимаю.

Поверхностный осмотр не помог нам ничем: комната как комната.

– По крайней мере, обычные гномы тут тоже жили. – Секкар подумал и добавил: – Один.

Успокоившись, Харрт разрешил нам как следует осмотреть комнату. Подозреваю, что в глубине души он надеялся вернуться к Трубе с чем-нибудь действительно полезным: книгами, оружием, драгоценностями. Хоть с чем-то, кроме баек про блуждающие огоньки.

Секкар и здесь оказался на высоте: ниша в стене скрывалась от его взгляда не дольше, чем первопроходцу потребовалось, чтобы обойти комнатку по периметру.

– Осторожнее, ладно? – попросил Харрт.

Секкар кивнул. Достав из заплечного мешка загнутый пинцет размером с ладонь, он поддел дверцу, та покорно отворилась… И тут на нас хлынули свитки. Настоящий водопад, забарабанивший по столу и кровати.

– Можно? – Я взглянул на Харрта.

Первопроходец улыбнулся:

– Давай.

Я развернул свиток. Один, второй, третий. Руны на них жили своей собственной жизнью – то пересекали листы под причудливыми углами, то сплетались в клубки… Pешительно ничего невозможно разобрать! Разве что отдельные слова Неужели язык так изменился?