Шестой

Когда Ронан объявил привал, на тенистой поляне, у ручья, больше похожего на разбухшую от дождя лужу, Фенелла рухнула на землю и застонала.

– Вот, возьми, – развязав тюк, который он нёс за спиной, Ронан достал из него старенькие, стоптанные сапожки и бросил их лежащей на траве девушке. – Это твои. Я прихватил их, так, на всякий случай.

Фенелла надула губы. Значит, он с самого начала обо всём догадался. Она надела новую обувь, чтобы покрасоваться, а он… Девушка стащила прилипшие к стопам сапоги. Ощущение было такое, словно она содрала их вместе с собственной кожей. Покрасневшие пальцы, огромные мозоли на пятках. Сколько он ещё будет надо мной издеваться? Ведь я выдержала все, испытания, даже умерла во имя дела, которое он замыслил. То, что произошло потом, несколько озадачило девушку. Ронан достал из мешка какой-то сосуд, подошёл, опустился на колени и принялся растирать её гудящие от долгой ходьбы ноги. 

– Сколько нам ещё идти? – негромко спросила Фенелла, стараясь казаться безучастной. Прикосновения его пальцев заставили позабыть по усталость и боль.

– Мы почти пришли. Вон смотри. Видишь ту скалу?

Девушка вытянула шею. Средь переплетённых ветвей открывалось пространство. Высокая скала, отлогая, поросшая кустарником и корявыми деревцами.

– Нам придётся на неё лезть? – втайне надеясь на отрицательный ответ, поинтересовалась Фенелла. Желание взбираться по отлогому склону у неё абсолютно не было. Когда же всё это кончится?

– Лезть не придётся. Там есть тропинка, по ней мы и пойдём. Но, не сегодня.

Фенелла выдохнула, хлопнула себя по шее, раздавив комара.

– Может, разведём костёр? Пока не заела мошкара. 

Ронан убрал флакончик с мазью, поднялся и пожал плечами.

– Можешь набрать дров.

Фенелла насупилась и, сдерживая слёзы, поплелась собирать хворост. Вскоре на поляне запылал костёр. Глаза застелило дымом, сухих дров не нашлось, зато мошкара отступила. Фенелла достала из мешка флягу, сделала несколько глотков и, расстелив одеяло, завалилась спать. Ронан сидел у костра, вполоборота, ворошил прутиком угли, о чём-то размышлял.

 – В тот день я тоже стёр ноги в кровь, – вдруг тихо произнёс Ронан.

Фенелла вздрогнула.

– В тот, когда впервые повстречал твою мать.

Девушка едва не выронила флягу, которую перед этим поднесла к губам, расплескала воду. Но Ронан не придал этому значения. Ну, наконец-то, девушка задержала дыхание, теперь я узнаю всё. Мужчина вспоминал…

Сапоги долго не снимались, а спутники смотрели на меня свысока, с известной долей превосходства. Как на глупого мальчишку. Мальчишка, а ведь именно им я тогда и был. Молодой, наивный, а они: Элкмар тогда ещё не был вождем – стал им через полгода; Бадарни  Лорн – оба зрелые мужчины, опытные охотники и воины, Дуцфф и Киота молодые парни, но всё равно старше меня. Элкмар тогда лишь усмехнулся и сказал:

– На месте Бадарна я бы очень подумал, стоит ли отдавать дочь за такого, как ты. 

Бадарн, который в этот момент вышел из охотничьего домика и услышал слова Элкмара, скривил лицо и добавил приглушённо:

– Скажи это Айрис, девчонка совсем отбилась от рук. Совсем не слушает отца. Это всё её мамаша. Она с пелёнок потакала всем капризам дочери, и вот результат.

– Может оставить его здесь, пусть присмотрит за вещами, – встрял в беседу двух старших охотников молодой круглолицый Дуфф. – Мы затеяли охоту на кабана, а это него вряд ли буде толк.

– Пусть остаётся и играет на своих дудках, – поддержал остальных Киота, худощавый парень с перебитым носом.

 – Решено, отправляемся впятером, – подвёл итог Элкмар, – а ты оставайся.

Мужчина подхватил дорожный мешок, закинул на плечо тяжёлое копьё и направился в лес. Остальные охотники, кто с копьями, кто с топорами и луками, бесшумно побрели за своим вожаком.

Оставшись один, Ронан едва не разрыдался. Дались же им мои дудки и моя музыка. Он ещё раз посмотрел на стёртые ступни, потом на мешок, в котором носил свою волынку. Ну и пусть идут без меня, не нравится музыка, буду играть для себя. Он достал волынку, накачал меха. Протяжные и заунывные звуки озарили округу.

– Она появилась так внезапно, произнёс Ронан, не глядя на Фенеллу. – что я едва не выронил инструмент. – Лёгкая, как воздух, и чистая, как утренняя роса. Одетая в лёгкое платье цвета первой весенней зелени. Она любила менять наряды, и никогда не появлялась в одном и том же более одного раза. И каждый раз она удивляла, не только своим нарядом, но и своей красотой. Волосы цвета солнца, губы как маковые лепестки, она была прекрасна, я молод и наивен, случилось то, что должно было случиться. Я потерял разум, волю и покой.

«Сыграй ещё», – это были первые слова, которые я от неё услышал. Она вообще оказалась немногословной, но умела слушать. Как музыку, так и то, что я ей говорил. А говорил я много, говорил страстно, так, что сам забывал часть сказанного и тут же повторял всё вновь. Она не поправляла, не осмеивала мою неловкость и неумелость. Иногда лишь улыбалась и просила сыграть ещё. Она словно окрылила меня. Моя музыка, я понял это сразу, стала звучать иначе. Лучше! Ярче! Не так как до того момента, когда я встретил её!

Я играл долго, без устали, до того самого момента, когда закрыв глаза, открыл их спустя мгновение и не увидел её возле себя…

– Она исчезла? Растворилась? – с замиранием спросила Фенелла.