Unwonderland

– Вспоминаешь сектантскую историю про Ингрид? – спросил Майло. – Не хочешь по рогалику?

Конечно, я хотела. Я хотела чего угодно – лишь бы отдохнуть, отвлечься, не задумываться обо всей этой череде странных встреч, о парадоксах и ливне воспоминаний и ассоциаций, и о том, что говорило мое предчувствие: будущее стремительно меняется.

Мы отправились на трамвае в центр. Я устало всматривалась в вечерний город, который поверх остроконечных крыш стремительно заливало фиолетово-красным закатом – черт возьми, солнце стало совсем рано садиться – и привычно играла сама с собой в любимую игру: чем бы я могла заняться в жизни, кроме этой скучной и банальной контролерской работы. Я тасовала эти вероятности, профессии, случаи, как колоду карт. Только грусть была в том, что колода эта знакома и тосклива так же, как и работа контролера.

Майло непонимающе косился в мою сторону, казалось, все порывался о чем-то спросить. Но мне больше нравится, когда он молчит…

На площади, как всегда, сновали разноцветные туристы. Костел святого Войцеха, симпатичный и миниатюрный, всегда напоминал мне домик неких очень странных эльфов или подобных существ, которые с чего-то решили поселиться на рыночной площади в весьма чудном здании. Сейчас, поскольку вокруг костела с верещанием носились осчастливленные каникулами дети, сходство это усиливалось. Вокруг многих из них реяли зачарованные огоньки – они как раз вошли в моду этим летом и продавались в каждом ларьке.

У моей любимой лавки с рогаликами не наблюдалось очереди, и я уже хотела направиться к ней, чтобы купить рогалик-другой, как Майло резко дернул меня за рукав.

– Смотри, это же Красинский. Тот антиквар. Что он делает прямо в центре? Куда смотрит полиция?

Я обернулась. И впрямь – Красинский, надвинув на седеющую голову нелепую шляпу, ковылял на своих коротеньких ножках прямо вдоль торговых рядов.

Существует три запрещенные профессии: антиквар, алхимик и оружейник. И антиквар среди них, пожалуй, самая опасная. Антиквары торгуют старыми вещами. Вещами, которые накопили в себе слишком много энергии, вещами, из которых чересчур просто сделать мощные, неконтролируемые, безумные артефакты. Красинский же был одним из самых известных антикваров города, личностью практически легендарной. Он жил здесь на легальных основаниях – разумеется, после того, как его обязали прекратить свою деятельность и передать артефакты в Схрон или музей.

Но на Красинском, медленно идущем мимо нас, слишком уж явственным был след мощного заклятья. Очень подозрительного заклятья…

Стоит поговорить с пожилым антикваром.

– Как интересно, – пробормотала я и бросилась к Красинскому, с трудом огибая детей и фотографирующихся туристов. Неповоротливый Майло едва поспевал за мной.

– Извините, можно вам пару вопросов задать? – я запыхалась, и фраза прозвучала довольно агрессивно. Ну и черт с ним. Обожаю свою работу…

Красинский обернулся, подслеповато уставился на нас. Я показала удостоверение контролера. Антиквар бегло взглянул на запаянный в пластик кусок картона, усмехнулся…

И попросту от нас драпанул.

Бежал старик совсем не по-стариковски – зигзагами, как ошпаренный заяц. Я безумно устала за день после этой истории с парадоксом и петлей, но тело не подвело – я умудрилась не сбить дыхание и почти догнала старикашку на углу у поворота на Посельску. Но ему явно помогал какой-то артефакт: Красинский двигался неестественно быстро, выгибая ноги и руки, как деревянная игрушка. Люди смотрели на него, раскрыв рты и полностью игнорируя наши с Майло призывы «держать вора».

И тут Красинский исчез в одном из дворов.

Я позвонила Пройссу, доложилась, тот сказал, что активирует метку. Метка – специальное заклятье, которое накладывают на магов-преступников. Она помогает следить за их деятельностью. У Красинского не было рецидивов, так что про его метку все и думать забыли. Но она никуда не делась.

Мы пытались отдышаться у входа в кафе, опираясь на белый деревянный столик, как Пройсс перезвонил.

– Метка показывает, что Красинский уже каким-то образом оказался у замка. Быстро туда, кидаю вам допуск на складку пространства.

Что ж, тут не так далеко, но складка сэкономит нам время. Телефон уведомил меня, что на карточке прибавилось энергии, я схватила Майло за рукав и использовала заклятье. Никакого особого эффекта от него нет: мгновение – и ты находишься в другом месте. Складка очень похожа на телепортацию, только в сотни раз менее энергозатратна и работает лишь на маленьких расстояниях.

Вместо уличного кафе перед моими глазами оказалась дорога между замком и Вислой. И, чуть впереди, стоял растерянный старик-антиквар.

Он тут же нас увидел и вновь рванул, как угорелый, сотрясаясь всем телом. Так себе зрелище, если честно… Мы понеслись за ним. Я собрала все силы в кулак и просто прыгнула на Красинского сзади, крепко хватая его за тонкое ветхое пальто.

– Зачем оказываете сопротивление при задержании? – прошипела я. Красинский попытался использовать развешенные на поясе артефакты, но Майло успел схватить антиквара за обе руки.

– Надеялся дальше убежать, – хмыкнул Красинский в жидковатые седые усы. – Но вы, ребята, прыткие.

Я кивнула Майло, и тот стал звонить Пройссу. В одной его лапище поместились обе тощие ладони старика.

– Опять занялись антиквариатом, не так ли? – я повесила на Красинского парализующее заклятье.

Мы отступили на шаг назад. Красинский помолчал, прищурившись, рассматривая фиолетовую в сумерках реку Вислу. Поднялся холодный, резкий ветер.

Я поежилась:

– Точнее… На вас след Тени, я его чувствую.

– Всего раз прогулялся в Тень, – прищурился старик. – Нельзя, что ли, вспомнить молодость? Там сейчас интересные дела творятся. Ходят любопытнейшие слухи…

Я нахмурилась. Дела мне нет до теневых сплетен.

– Никому нельзя ходить в Тень, – глупо сказала я. – Вы временно задержаны. Наше начальство скоро будет.

Это правда. Никому нельзя ходить в Тень.

Тень – это отдача. Тень – темная сторона того, что мы делаем. Каждый раз, когда мы используем заклятья, зачаровываем артефакты и управляем вероятностями, мы тратим энергию, которая циркулирует в мире, как вода: из облаков в океаны, а затем, испаряясь, снова в облака.

Так вот, если мы управляем облаками, то темные, черные воды – это Тень. В каждом городе, в каждой стране, в каждом уголке, где есть маги и практикуется волшебство, можно открыть дверь на ту сторону.

Кто-то играет с Тенью. Кто-то заходит в нее, как в ночной клуб или бордель. Кто-то в ней живет. Официально вход в Тень запрещен и уголовно наказуем.

Мы ничего не знаем о Тени, но тем не менее, она о нас знает все.

Когда прибыл Пройсс, я лишь отвела глаза – что за дела, даже нельзя спокойно съесть рогалик после тяжелого трудового дня! Куда смотрит патруль…

А Красинский… Старый антиквар лишь ухмыльнулся мне, забираясь в полицейскую машину.

– Рогалик необходим, – проговорил Майло, и мы потащились обратно на площадь.

– Когда они уже нормально отладят контроль? Мало ли, какие еще беглые преступники скрываются в городе средь бела дня.

– Да никогда, – фыркнул напарник. – Будто ты не знаешь, насколько гнилая комитетская система. Она хорошо работала, когда магия не была такой популярной. А все перемены, что в ней происходят, все еще больше запутывают.

– А все клятый Пройсс, – мы оседлали любимого конька: обругивание начальника. Если бы в нашем комитете проводили олимпийские игры, мы с Майло получили бы золотую медаль по данной дисциплине. В ход шло все: от промашек шефа такой давности лет, что нас еще и в помине в Комитете не было, до пройссовой манеры пить чай (издавая отвратительные звуки!) и старомодной шляпы с полями.

Пока мы не съели по три рогалика, а небо над городом окончательно не стемнело, мы не унялись.

***

Наступила среда.

Обычно я не ставлю будильник, поскольку сплю очень чутко и к нужному времени всегда оказываюсь на ногах. В этот раз я проснулась от раскатов грома.