Страница 27 из 137
- До осени!.. - оробев, бормотал амир.
- Где же годовой запас?
- Войск слишком много.
- Не твое дело, сколько; их столько, сколько мне надо! Где годовой запас?
- Я берусь прокормить до весны...
- Не ты кормишь, я кормлю. Твое дело беречь, когда тебе велели беречь. Где запас?
- Все цело! Все цело! - пятясь, бормотал амир, видя, как Тимур встает, глядя в упор, куда-то между его глазами. - Пускай проверят. Все цело!
- Взять! - крякнул Тимур, и слово это сверкнуло, как сабля, над головой амира Курбана, и на мгновенье Курбан замер, сомневаясь: не отсек ли ему голову Тимур.
А Тимур уже говорил твердым, негромким, но далеко слышным голосом:
- Эй, Эгам-Берды-хан! Проверь все склады. Чтоб завтра знать счет каждому зерну, каждому лоскуту, чего сколько и где что лежит. И оружие проверить, и все припасы. Пускай люди считают хоть ночь напролет: я отсюда не уеду, пока не сосчитаете всего. А этого Курбана не выпускать. Пускай ждет, чем счет кончится. Ступайте!
К вечеру Тимур устал.
Он полежал в небольшой зале с дверями, открытыми в сад. Младшие царевичи, ходившие смотреть лошадей, проходили под деревьями.
Он подозвал мальчиков и отпустил:
- Поезжайте-ка домой. Надо вам доехать, пока не стемнело. Возьмите охрану покрепче: мало ли что случается в дороге.
Сам редко брал большую охрану, но внуков рачительно берег, опасался за каждого.
Когда мальчики ушли, приказал:
- Приведите ко мне армянина.
- Кожевенника?
- Был кожевенник, а кем будет, увидим.
* * *
Пушок за эти немногие дни не раз переходил от светлых надежд к черному отчаянию.
Он расхаживал по всему двору в спустившихся толстых чулках, забывая надеть туфли; в халате, накинутом на плечи, нечесаный, не понимая, ждать ли, что кожи найдутся, или ждать уже нечего. Оставалось, как бродяге, идти пешком в Бухару, где торговали знакомые армяне, земляки, просить их помощи. Но когда идти и как? Ночью - сожрут шакалы. Ему казалось, что шакалы с их плачущим воем неодолимы. Многими опасностями пренебрегал, а шакалов очень боялся. Днем идти - жарко: жару он привык пережидать в холодке...
Мусульмане, считавшие предосудительным выражение горя, ибо все происходит по божьей воле, пренебрежительно отнеслись к Пушку: надлежит покориться судьбе, а не хвататься за волосы, - как себя за волосы ни тяни, голову из беды не вытянешь.
Армяне, уважавшие удачливых, изворотливых людей, стыдились за Пушка, в столь неприглядном виде представлявшего армянское купечество.
Больше никто не шел к нему ни с искренним сочувствием, ни с вежливым утешением.
И вдруг, уже перед вечером, на постоялый двор вошел царский скороход с повелением Пушку незамедлительно явиться в Синий Дворец.
- Нашлись кожи? - очнулся Пушок.
- Приказано звать вас, почтеннейший. Зачем и к кому, знать не приказано.
Предшествуемый скороходом, перед которым расступался весь базар, сопровождаемый тремя джагатайскими воинами для охраны, Пушок последовал в Синий Дворец.
Его провели через опустелые гулкие залы, и армянин, переступив страшный порог, обомлел и замер у двери.
- Ты что же, в Самарканде гнилье думал сбыть? - крикнул Тимур.
- Виноват, великий владыка!
- Я берегу Самарканд, чтоб тут дрянью торговали? А?
- Но часть хорошей была...
Однако Пушок увидел глаза Тимура и добавил:
- Часть, правда, залежалась.
- Залежалась! И пускай бы лежала в Бухаре. В Трапезунт бы вез, в Багдад, там торгуй, твое дело. А ты норовил меня обмануть! А?
- Виноват, великий владыка! Откуда же я мог знать, что вы сами захотите их купить.
Голова Тимура отшатнулась.
- Я? Купить? И не думал. О другом речь: нельзя на самаркандский базар гнилье везти. Слух пойдет, худая слава пойдет по свету о самаркандских товарах. Ты подумал об этом? Ты чужеземец, тебе все равно. А мне не все равно: я тут. Вот о чем тебе говорят.
Пушок робко и не без горечи напомнил Тимуру:
- Теперь мне уже нечем торговать.
- То-то. Говорят, хороший купец, а плутуешь!
Эти слова ободрили Пушка.
- На то и торговля.
- Плутуй в другом месте; в Самарканде нельзя.
- Впервые такая беда.
- Кто много по дорогам ходит, нет-нет да и споткнется. Кто взаперти сидит, тому спотыкаться негде.
- Так споткнулся, великий владыка, что и голову поднять сил нет.
- Деловой голове валяться обидно.
- Очень обидно, да встать-то как?
- Сразу не встанешь, а подниматься надо.
Тимур опустил лицо, но, исподлобья, испытующе глядя на Пушка, деловито спросил:
- Кроме кож чем торговал? Куда ездил?
- Вдалеке бывал. Еще с отцом случилось побывать в святом городе Константинополе; много раз в Орду ездил; доводилось доходить до Москвы.
- Что возил?
- Разное, кому что!
- А Москве?
- Здешние товары. Винные ягоды, кишмиш, персики сушеные, шелка, рис. Изделия здешних мастеров хорошо берут - чеканные кувшины, хорошие сабли, изукрашенные. Оружие любят.
- А оттуда что брал?
- Меха: соболей, белку серую, горностая, куницу, бобра, зайцев крашеных; рыбий клей, лесные орехи. Мечи. Кольчуги там хороши.
- Очень хороши! - одобрил Тимур. Армянин ему понравился.
- Теперь их там не добудешь!
- Кольчуг? Почему?
- Самим, говорят, надобны.
- Вот, смекни, можешь ли повезти туда индийский товар? Хороший. Чтоб славу нашу не уронить.
- Откуда ж товар взять? Не на что.
- А проехать сумеешь?
- Орда как затычка на пути. Но с перевалкой в Сарае да при сговоре с сарайским купечеством пробраться можно. Провез бы, да на товар мощи нет.
- Дам. Тебе покажут, отберешь. Вези. А назад ехать соберешься изловчись, закупи кольчуг. Не добудешь кольчуг, вези меха. За кольчуги, если привезешь, сам поблагодарю.
- Мне и в залог оставить нечего, и на дорогу ничего нет.
- То-то. Через неделю купцы готовят караван в Орду с тысячу верблюдов. Из них сотню завьючишь ты. Управишься за неделю?
- Да хоть за час! - пьяным голосом взвизгнул Пушок.
- Сто верблюдов, двести вьюков. Цени доверие. Не обманешь?
Армянин, как во хмелю, только руками разводил.
- На дорогу дадут. На сборы сейчас получишь. Залог не возьму: тебе нечего дать, мне нечего опасаться. Обманешь - меня не обойдешь, куда денешься?