Страница 26 из 137
Но с персиковых гибких веток свешивались белые, зеленоватые и желтые плоды. Покрытые мягким налетом, окруженные зелеными кудрями длинных листьев.
Под одним из деревьев мальчики увидели своего старшего брата Мухаммед-Султана, пригнувшего ветку и выбиравшего с нее самые спелые, мелкие, почти белые персики.
Мальчики остановились, не решаясь мешать своему взрослому, давно женатому брату. Но он крикнул:
- Идите сюда, Улугбек! Ибрагим!
Они подошли. Он протянул им на ладони теплые, маленькие, пушистые плоды:
- Такие только здесь растут. А я их люблю. Откуда их сюда завезли, не знаю. Хотел у себя посадить, садовники таких нигде не нашли.
Ибрагим ответил так же хозяйственно, как говорил старший брат:
- А почему садовники не возьмут отсюда черенки для прививки?
Ибрагим дружил с садовниками, вникал в их дела и предпочитал их общество обществу придворных вельмож, которых побаивался.
Улугбек сказал:
- Я люблю гладкие, зеленые, без пушка!
Ибрагим между тем облился соком:
- Очень вкусно.
Мухаммед-Султан щелчком стряхнул опаловые капельки с его халата и ответил:
- Тех везде много, без пушка. А Пушка видели?
- Пушка?
- Это армянин, у которого пропали кожи. Мне его показали у судьи - он весь распушился, халат распахнул, грудь волосата, как у барана, глазами ворочает как шальной, а я смотрел и думал: ты ворочаешь глазами, а я знаю, где твои кожи! Очень смешно.
- Откуда же вы знаете? - почтительно полюбопытствовал Улугбек.
Тимур строго соблюдал в семье неписаные обычаи своего джагатайского рода. Младшим сыновьям или внукам прививалось безропотное почтение к старшим братьям: старшие братья считались наравне с дядьями; обращаться к ним следовало со смирением и послушанием.
Из многих внуков Тимура Мухаммед-Султан был не только старшим внуком; был он старшим сыном старшего сына, Джахангира, умершего давно, лет двадцать назад.
Не младшим сыновьям, а сыну старшего сына оставлял состарившийся Тимур после себя свое место в мире. И весь народ давно знал об этом решении повелителя; и войска знали, и военачальники, и вельможи, и жены Тимура со всеми их внуками, и если не всем это казалось справедливым, всем оно казалось непреложным. Да и сам Мухаммед-Султан, простой, приветливый, безбоязненный в битвах, не раз отличавшийся беспримерной отвагой, решительный в своих действиях, нравился воинам и устрашал врагов.
Чтобы приучить народ к этому внуку и чтобы сыновьям не вздумалось оспаривать у племянника право на старшинство, Тимур приказал еще лет пять назад отчеканить деньги с именем Мухаммед-Султана, и они уже давно потекли по рукам народа.
Сыновей у Тимура осталось мало, только двое еще жили - Мираншах и Шахрух.
Но внуков у Тимура росло немало, хотя родство их между собой очень перепуталось: из сыновей старшего сына, Джахангира, выросло двое Мухаммед-Султан и Пир-Мухаммед. Но, родные по отцу, они родились от разных матерей. От одной матери с Мухаммед-Султаном родился Халиль-Султан, хотя от разных отцов. Но отцы их оба были сыновьями Тимура - Джахангир и Мираншах; после смерти Джахангира его жен и его имущество Тимур отдал другому своему сыну - Мираншаху. Улугбек с Ибрагим-Султаном оба родились от Шахруха, родились в одном и том же году, почти в одно время, но от разных матерей: Улугбек - от Гаухар-Шад-аги, джагатайки, дочери Гияс-аддина Тархана, - ее предок спас жизнь Чингиз-хана, и весь род ее чванился этой заслугой, - а Ибрагим-Султан родился не от жены, от наложницы, персидской царевны, красавицы, которую старая царица Сарай-Мульк-ханым называла не по имени, а кличкой Перстенек. Были у Тимура внуки и от его сына Омар-Шейха восемнадцатилетний Пир-Мухаммед, тезка старшего брата, и пятнадцатилетний Искандер, названный в честь Александра Македонского, о чем Искандер часто напоминал не только сверстникам, но и вельможам, когда удавалось к слову сказать: "Мой тезка - македонец". Даже Султан-Хусейна, внука от одной из своих дочерей, Тимур растил у себя.
Для деда все они были родными внуками, и среди них Тимур отдыхал, ради них напрягал свои силы для новых походов, для новых завоеваний, расширяя землю, чтобы внукам его было просторно среди ее богатств и раздолий.
Дед строго следил за царевичами, малейшую их ссору кропотливо разбирал сам. Он хотел, чтобы все они стали сильными владыками больших и славных стран, разных областей, но единого государства, словно возможно разделить себя на несколько частей, разбросать самого себя по разным странам, а в нужный час вновь слагаться в единое тело, грозно вставать прежним, могучим, вечным хозяином мира - Тимуром.
Царевичи стояли под персиками, и Улугбек любопытствовал:
- Откуда же вы знаете? Ведь сегодня двоим отрубили головы за то, что они ничего не сказали.
- Наоборот, им отрубили головы, чтобы они ничего не сказали.
- Не понимаю.
- Ведь кожи у дедушки!
- Но воровали эти злодеи! - возразил Улугбек.
- Если б воровали они, кожи были бы у них, а ведь кожи у дедушки!
- Тогда за что же их убили?
- Не убили, а наказали. Сабля знал такое, чего простому человеку не надо знать. Чтобы не болтал, его сперва заперли, но потом его надо было куда-то деть! К тому же надо было всему базару показать, что ворам у нас нет пощады, а где взять воров?
- А другой?
- Тоже мог наболтать лишнего: его впотьмах прихватили вместе с кожами.
В разговор вмешался Ибрагим:
- Лицо у этого Сабли было очень глупым.
Улугбек засмеялся:
- Неизвестно, как бы ты сам выглядел на его месте.
- Не знаю: в нашем роду еще никто не умирал от сабли.
- А дядя?
- Дядю Омар-Шейха курды убили не саблей, а пронзили стрелой.
Мухаммед-Султан, опасаясь соком персика закапать халат, вытянул вперед длинную шею и губами стаскивал с персика кожицу. Стоя так, он подтвердил:
- Это правда: пробили стрелой.
Тем временем Тимур, сидя в небольшой зале, спрашивал своего казначея:
- Запасов войску надолго хватит?
- Индийских?
- Всех.
- Взятого из Индии до осени вполне хватит.
- Всех, спрашиваю! Всех! - закричал Тимур, раздраженный, что казначей его амир Курбан не отвечает прямо.