Страница 4 из 19
– Ну, вот один в один, Славомир… Это ж надо как похож… даже не Дубыня, а этот воин, Стоян, похож на Славомира. У него даже чуб такой же как и у Славомира и также, как и у того ложится волнами.
– Стоян, старший моей дружины, – пояснил Святозар. – И он сын Дубыни.
– А… а…, – протянул Гмур, и, взмахнул рукой приглашая гостей размещаться за столом. – Очень Стоян похож на Дубыню… но больше, все же похож на Славомира.
Гмур усадил Святозара справа от себя и принялся накладывать ему на золотое блюдо мясо и рыбу, да налил ему в высокий золотой кубок чистой воды. Но увидев, что наследник ни к чему, ни прикасается, встревожено глянул на друга и спросил:
– Ну, что же друг мой, что же ты не ешь?
– Гмур, – громким голосом, молвил Святозар, и в зале наступила тишина. – Ни к чему, ни прикоснусь коли ты сейчас же не повелишь своим детям открыть двери темницы и выпустить на волю томящихся там. Да не повелишь накормить темничников как следует… Тут у тебя пятнадцать лет томился в неволи мой родственник, брат моей жены Лыбедь… А ведь он пришел к вам, чтобы обучиться ювелирному мастерству, а вы, – и наследник сердито оглядел притихших за столом гомозулей, сидящих по левую руку от царя.
– Ох, да ты, что… твой родственник, – расстроено закачал головой Гмур. – Сейчас же выпустим всех, а твоего свояка, я сам обучу ювелирному мастерству. Кто ж знал, что он твой родственник… Я сам буду его учителем… сам, мой дорогой друг.
– Теперь он вряд ли захочет здесь остаться, и чему либо учиться, – произнес Святозар. – У него одна мечта скорее вернуться домой… И, знаешь Гмур, мои люди, уходя отсюда, уведут твоих пленников, будь добр, во имя нашей дружбы, даруй им свободу.
На глаза Гмура навернулись слезы, он погладил наследника по руке и крикнул Гатуру стоящему возле входа, выполнить повеление Достойного Бога. Гатур кивнул и тотчас побежал исполнять приказ царя и Святозара. И только тогда наследник прикоснулся к еде.
– И, зачем? – отрываясь от еды, вопросил Святозар. – И, зачем, ты, Гмур держишь темничников, они на тебя не работают, и всю жизнь проводят в темницах… Устроил эти три прохода… В одном пропасть разбил, в другом голодного ящера посадил… Я чуть в ту пропасть не свалился, хорошо меня Храбр спас. Чуть на ужин к ящеру не попал, хорошо имя его вспомнил, которое, ты, мне когда-то сказывал. Да, хорошо еще, что этот ящер меня узнал и признал во мне победителя Ерку, а то бы пришлось ему голову мечом ДажьБога отрубать…. А, я ведь помню, чего ты тогда сказывал про ящеров, когда водил меня в Ултакские горы, что это древнее и очень мудрое существо, кое убивать не должно, а должно уважать и почитать, должно подчинять себе… А, у самих этот ящер с голоду умирает, видал бы ты, как он облизывался увидев меня… Хотя вернее сказать не увидев, а унюхав..
– Голодный? – взволнованно, переспросил Гмур. – Ах, да это бестолочь Гет его не кормит… Уж я ему задам, за то… А, тот проход с пропастью, то не мы делали, он там был.
– Гмур.., – Святозар развернулся, посмотрел на друга и покачал головой. – А, то я не знаю, вы, али не вы… Ты ж меня водил в Ултакских горах, я ж все помню.
– Кхе… кхе, – смущенно засмеялся царь, и с сожалением в голосе проронил, – ну, хорошо уберем мы его. И камень поставим, чтобы все знали, что в среднем проходе живет ящер… – А после перестав смеяться, и беспокойно воззрившись на наследника, пояснил, – не хочу, я, чтобы кто-нибудь знал где мы живем….Боюсь, что и отсюда нас выгонят.
– Ну, это вряд ли, – откликнулся Святозар и отпил из кубка воды. – Кто захочет жить в этих мрачных подземельях… Да, и потом Восурия теперь граничит с Арапайскими горами, и ни я, ни мои дети ни станут тебя изгонять с твоих земель… Зря ты тогда, века назад, не обратился за помощью к моему деду Граниславу, он бы обязательно помог тебе, и защитил от солуанцев и поллов… Хотя твой брат царь Альм, отказался от моей помощи и покинул свои земли… Не хотел он, чтобы восуры бились с племенами рутарийскими, не хотел, чтобы мы за них проливали свою кровь… И знаешь, Гмур, зря он этого не хотел, потому что все равно пришлось посем, не мне, а моим детям биться с этими племенами много десятков лет подряд… много… – Наследник замолчал, положил в рот кусок жаренного мяса, и неспешно прожевав, добавил, – найти тебя в этих горах трудно… Вед, показала мне где лежит твое царство, еще тогда во-второй моей жизни, но это было много позже того времени как я познал свою душу, много позже, когда я уже не мог покинуть мой народ… А я так хотел посетить и увидеть тебя, однако мне все время это не удавалось… Моя вторая жизнь была слишком насыщена борьбой и войнами, защитой моей веры, народа, Родины, добра! И мне некогда было даже вздохнуть, до самой смерти… Но, в этой жизни мне повезло, у меня есть земной отец… Он моя опора и поддержка в моем жизненном пути… И знаешь, Гмур, у меня скоро родится сын… мой первый сын в этой жизни, и я назову его Горислав.
– Так звали, твоего младшего сына, погибшего в битве с ягынями, – тихо сказал Гмур. – Горислав, горящий во славе, пламенный, он очень почитал Бога Семаргла, и сам был как лепесток пламени, лепесток огня… Помню, как ты скорбел по его утрате… помню..
– Мой отец, Ярил, хотел дать мне это имя, Горислав, – улыбаясь, произнес наследник. – Но так получилось, что я сам выбрал себе свое имя… Имя которым меня назвал ДажьБог. Поэтому я и решил назвать своего сына Горислав, мой отец заслуживает иметь внука с именем, которым хотел величать своего сына.
В зал вошел Гатур, а следом за ним ужасно смущаясь, и встревожено оглядываясь, зашел Лыбедь. Гмур, увидев родственника Святозара, радостно вскрикнул и приказал привести его, и усадить возле себя с левой стороны, да наложив ему на блюдо мяса и рыбы, погладив по руке и плечу, грустно вздохнув, молвил Святозару:
– Я, повелел, Гатуру отпускать всех восуров… И не знал, что они томятся в темницах… Мне очень жаль, что так получилось с ними, и с твоим родственником.
– Гмур, – отметил наследник, и расстегнул на кафтане верхнюю застежку. – Но ведь, не только восуры, не должны томится в ваших темницах, но и другие люди тоже… Они не сотворили по отношению к твоему народу ничего плохого, ничего злого, почему, же ты заставляешь их страдать, заставляешь их жить в разлуке с близкими, лишаешь возможности проживать свои жизни. Ты, чью примерял на себя рубаху… не пойму я… И разве она по твоим меркам, эта рубаха… Или ты решил, что ты Бог, и это в твоих силах карать и миловать? Но даже Боги так не поступают. Они мудры наши Боги, и, создавая нас… позволяют нам, людям, идти по пути, каковой мы сами избираем. И даже если мы ошибаемся и сбиваемся с правильного направления, они лишь подсказывают нам, но последнее слово, сам выбор все равно за тобой… Ты, же, друг мой, превратил свою жизнь в битву с несуществующим злом… И в этой битве ты разрушаешь самое прекрасное, что было и еще остается в тебе твою добрую, любезную душу… – Святозар, прервался, и, расстегнув еще застежку на кафтане, дрогнувшим голосом, досказал, – я не могу на это смотреть… Не могу видеть как, ты убиваешь себя, как ты превращаешься… превращаешься в ягыню.
Святозар смолк, тяжело переводя дух и взяв золотой кувшин, налил себе в кубок воды, да разом, осушив, принялся вертеть его в руках, оглядывая прекрасную, тонкую работу. Гмур какое-то время тоже хранил молчание, и беспокойно поглаживал левой рукой свои длинные, рыжие усы, обдумывая слова, дорогого друга.
– Гмур, я хотел вот, что у тебя спросить, – прервал затянувшееся молчание наследник. – Я пришел в твое царство не просто так, мне нужны ворота, которые открывают проход… Ты, наверняка, знаешь, где они… покажешь мне.
Царь гомозулей продолжающий гладить усы, услышав просьбу наследника, на миг неподвижно замер, и, посмотрев на Святозара изумленным взором, поспрашал:
– Тебе нужен проход? Зачем? Куда ты собрался? В Ирий-сад, Небесную Сваргу…
– В Пекло, – негромко ответил Святозар.
– Ты, шутишь, – улыбаясь, протянул Гмур. Однако увидев, как Святозар отрицательно покачал головой, убрал улыбку с лица и встревоженным голосом переспросил, – в Пекло, но как это может быть… зачем? И, ДажьБог тебя отпускает, или ты, как в тот раз со мной, идешь сам, не слушая его?