Котел

Бек уставился на него так, словно Корицки вдруг спятил.

– Что будет с вашими людьми, майор? Что станет с ротой, которая ведет бой на том берегу?

– Мои люди погибли так же, как и ваши, майор, – прорычал Корицки, ткнув пальцем в направлении Рунаржево – Взрывайте же этот проклятый мост!

Медленно, словно против своей воли, командир саперов протянул руку, взял детонатор и повернул рукоятку.

192-й МОТОПЕХОТНЫЙ БАТАЛЬОН

Мост в Рунаржево исчез в трескучем грохоте взрывов, прокатившихся по всей длине. Пелена плотного дыма, подсвеченная изнутри яркими вспышками зарядов второй очереди, заволокла мост.

Фон Силов в отчаянии отвернулся от окна и подумал, что все было напрасно. "Я зря погубил жизни своих солдат", – с болью подумал он.

– Герр подполковник! Смотрите! – вопль Неуманна заставил Вилли снова поднять голову.

Мост стоял. Расшатанный, осевший, изуродованный глубокими выбоинами и рваными кратерами, мост все же стоял.

У фон Силова захватило дух. Должно быть, осколки снарядов, посыпавшихся на головы польских саперов, перебили во многих местах проводку электродетонаторов. Конечно, многие из зарядов все же взорвались, и мост был сильно поврежден, так что ни танки, ни тяжелое вооружение нельзя было переправить на тот берег – во всяком случае до тех пор, пока его собственные инженеры не получат возможность наскоро его починить – однако пехота могла уже сейчас использовать его. Сейчас! Он схватил микрофон.

– "Большая кошка" всем ротам "Хищника"! Перейти мост. Повторяю! Всем ротам перейти мост!

Повинуясь его приказу, небольшие группы пехотинцев появились из-за укрытий и ринулись на полотно моста. Не обращая внимания на беспорядочный огонь упрямых поляков, которые все еще удерживали несколько разрозненных позиций в Рунаржево, мотопехота накатывалась на северный берег. Несколько человек упали, скошенные огнем, но остальные продолжали стремительно двигаться вперед, а передовые группы уже разворачивались на местности, чтобы захватить и удерживать плацдарм на вражеском берегу.

Вилли увидел несколько польских танков и подпрыгивающих БМП, которые торопливо пятились, на высокой скорости уходя на север вдоль полотна шоссе. "Почему они бросили свою пехоту? Почему отходят?" – спросил он себя. Грозный рев танковых дизелей и гром пушек "Леопардов" дал ему ответ на этот вопрос.

Лейтенант Герхард подвел свои танки к самой воде и теперь поливал огнем отступающих поляков, не давая им опомниться, пока уцелевшие солдаты 192-го батальона окапывались и закреплялись на противоположном берегу.

К танкам подтягивались "Мардеры" 191-го батальона, и Вилли с облегчением вздохнул. Теперь, когда в его распоряжении будут и другие боевые батальоны бригады, у него будет достаточно сил и средств, чтобы подавить последние очаги сопротивления поляков, засевших в Рунаржево. Только покончив с ними, он мог начать переправлять все больше и больше войск на северный берег реки Нотець, чтобы расширить плацдарм и закрепиться. Танки и другая тяжелая техника должны будут подождать, пока инженерные части не отремонтируют мост и не наладят временную понтонную переправу, чтобы увеличить его пропускную способность.

Продолжая обдумывать свои дальнейшие шаги, Вилли отвернулся от окна и отправился прочь из здания, чтобы посовещаться со своими батальонными и ротными командирами. Радость и печаль одновременно одолевали его. Все шансы были против них, однако ценой тяжелых потерь его солдаты сумели вырвать такую нужную победу. 19-я мотопехотная бригада успела преодолеть рубеж реки Нотець прежде, чем противник сумел организовать свою оборону.

2-й Армейский корпус ЕвроКона занял этот важный плацдарм на главной дороге к Гданьску.

ШТАБ 3-й БРИГАДЫ 101-й ВОЗДУШНО-ДЕСАНТНОЙ ДИВИЗИИ В ГОРОДСКОЙ РАТУШЕ ГОРОДА ГДАНЬСКА

Несколько дюжин американских офицеров в полевой форме заняли ряды стульев в главном зале заседаний Гданьской городской ратуши – в Красной комнате. Их боевой камуфляж зелено-коричневых оттенков контрастировал с убранством комнаты, с вычурным орнаментом и разноцветными барочными потолками шестнадцатого столетия, со старинными картинами на стенах. Польская сторона позволила американской армии использовать этот зал для совещаний, и теперь одна ее половина, там, где располагалась трибуна, была загромождена подставками и штативами, с которых свисали крупномасштабные карты и схемы. Вокруг них толпились штабисты.

Собравшиеся полевые командиры возбужденно переговаривались, чувствуя, что затевается что-то крупное. Совещание было созвано командиром 3-й бригады полковником Гунаром Айверсоном. Все улицы Гданьска были битком забиты польской и американской военной техникой, направлявшейся на юг, а вооруженные часовые, выставленные у входа в Красную комнату, были еще одним признаком приближающейся беды.

Капитан Майкл Ренолдз, сидевший в заднем ряду вместе с другими командирами рот, подавил зевок. За последние сутки он спал всего часа четыре, да и то урывками Похоже, что в последнее время недосыпание вошло в обычай. Первый их день на польской территории прошел в неразберихе, в растерянности перед названиями чужих улиц и в суматохе, когда его бригада сначала разыскивала, а потом получала свое имущество и снаряжение Однако и в последующие четыре дня отдохнуть как следует войскам так и не удалось. Да и разочарования подстерегали их на каждом шагу.

После всей спешки и суеты, направленных на то, чтобы как можно скорее высадиться в Польше, казалось странным, что 101-я дивизия в полном составе все еще сидит, что называется "на собственных ягодицах" неподалеку от Гданьского аэропорта. Многим десантникам задержка представлялась следствием обычного армейского бардака, еще одним воплощением в жизнь древнего принципа "сначала час торопишься, потом десять ждешь", но Ренолдз почему-то был совершенно уверен, что для их сидения на аэродроме были иные, гораздо более важные причины. В штабе бригады ходили слухи, что 101-я и часть 82-й воздушно-десантных дивизий придерживаются командованием в качестве "стратегического резерва", реальной силы, которая могла предотвратить выступление русских на стороне ЕвроКона. Эти слухи усилились и обросли новыми подробностями, когда командиров подразделений и офицеров дивизионной разведки созвали на специальное совещание в район оборонительных сооружений под Варшавой, причем особое внимание было уделено укреплениям, прикрывавшим столицу Польши с востока.

При одной лишь мысли о возможном вступлении в войну русских капитан почувствовал, как по спине его забегали мурашки. Оказаться втянутыми в войну одновременно с русскими и франко-германскими войсками однозначно сулило короткий бой и долгое заключение в лагере для военнопленных. В качестве альтернативы плену можно было лишь навечно остаться в чужой земле.

Ренолдз беспокойно шевельнулся на своем стуле. Каковы бы ни были причины, но пятидневная задержка не пропала даром. Дивизия была готова вступить в бой в течение нескольких часов после вылета из Штатов, однако лишнее время дало дивизии дополнительные возможности разобраться с вооружением и личным составом. Для срочной доставки в Польшу вооружение и техника грузились в транспортные самолеты ВВС как можно плотнее, чтобы сберечь драгоценное пространство. После того как 101-я дивизия попала в Гданьск, который стал ее временной базой перед броском вперед, все это необходимо было отсортировать от имущества остальных соединений, собрать то, что транспортировалось в разобранном виде и тщательно проверить. Без этого дивизия не могла считаться готовой к переброске вертолетами на линию фронта. Покончив с этой задачей, командиры бригад и батальонов дивизии провели в своих подразделениях усиленные тренировки, включавшие боевую подготовку и физические упражнения, оттачивая и без того острый клинок ударного соединения.

Однако похоже было на то, что их короткая учебная война подошла к концу.