Страница 91 из 117
— Чем хочешь заняться на гражданке?
— Пойду в милицию работать. Буду всяких гадов «давить». Ненавижу бандюг и воров. Думаю, должны меня взять после Афгана. Как думаете?
— Не сомневайся. Возьмут. Им такие боевые ребята тоже нужны. — Невский надвинул панаму на глаза, показывая, что разговор исчерпан. Он и, правда, скоро задремал.
Проснулся через пару часов, потянулся, позевывая. Андрей все также сосредоточенно крутил баранку.
— Доброе утро, товарищ старший лейтенант! Здоровы же вы поспать.
— А что мне еще прикажешь делать? Как тут обстановка? Где едем?
— Проехали через волость Тахтапуль, обогнули позднее Маулазак, сейчас приближаемся к Дабарай. Не знаю, поедем ли через него. Больше половины пути до конечной точки одолели.
— И как ты все эти названия запоминаешь? Язык можно сломать. Ты мне их назвал, а я уже забыл.
— Мы в этих местах частенько «духов» гоняли, вот и врезались названия в память. Кое-где и дружки мои гибли. Такое не забывается.
— Тогда понятно.
Дабарай проехали на полной скорости, впрочем, не попалось ни одной живой души — населенный пункт словно вымер. Солнце давно уже взбиралось по небесному своду, день стремительно разгорался. Спать больше не хотелось. Невский достал потрепанную книжку без названия, с пропущенным началом (нашел ее перед выездом прямо на полу Приемного отделения), но решил занять себя хоть таким чтением. Незаметно увлекся этой историей о пограничниках в первый день войны с немцами. Вполуха он слушал и рассуждения водителя Андрея. Тот все строил планы о своей работе милиционером после возвращения из Афганистана.
Часа через полтора колонна начала притормаживать, потом окончательно встала. Был объявлен небольшой привал перед въездом в Спинбальдак. Водитель с фельдшером быстро взялись за приготовление завтрака: разогрели на небольшом костерке банки с рисовой кашей и тушенкой, чай, открыли консервированный сыр, масло сливочное, нарезали хлеба. Все вчетвером с удовольствием поели — успели проголодаться за время дороги.
Люба смотрела на все широко раскрытыми глазами — ей все было интересно, все в новинку. Она задавала бесчисленное количество вопросов, трое молодых людей не успевали ей отвечать. Девушке не терпелось увидеть «настоящего живого душмана», а если понадобится, то и пострелять во врагов.
Неожиданно из впереди стоящей машины — это был клубный автобус на базе ГАЗ-66 — раздалась громкая музыка из ряда динамиков на крыше будки. Что-то из национальной афганской мелодии.
— Агитотряд начинает свою работу, — пояснил водитель Андрей. — Будем въезжать под музыку. Это своеобразный «почерк» таких рейдов. У меня есть земляк, он в агитотряде уже несколько месяцев, они всегда так появляются в кишлаках. Так все и узнают о прибытии «мирного каравана». Эта новость быстро разлетается, «беспроволочный телеграф» ее стремительно разносит, чуть ли не со скоростью молнии. Не зря говорят на Востоке, что у доброй вести быстрые крылья.
Прозвучала команда «По машинам!» Дожевывая на ходу хлеб с маслом, Люба и фельдшер заняли свое место в салоне, а Невский и водитель поспешно влезли в кабину. Колонна двинулась дальше. Афганские мелодии из динамиков сменялись песнями на русском, узбекском, таджикском языках. Ехать стало веселее.
Показались первые низкорослые глиняные домики окраины, стали проскальзывать и более высокие каменные дома. Агитотряд добрался до Спинбальдака. Это был едва не самый последний населенный пункт к юго-востоку от Кандагара, расположенный на границе с Пакистаном. Даже не вооруженным глазом видны были постройки пакистанского города Чаман.
Колонна втягивалась на большую площадь, машины веером разъезжались по периметру, боевая техника занимала позиции, организуя оборону. Между машин сновали многочисленные «стайки» афганских ребятишек, чудом избегавшие столкновения с техникой, водителям приходилось проявлять чрезмерную осторожность. На грохот двигателей и музыку из динамиков стали собираться на площади и седобородые старцы. Женщин почти не было видно. С ними, правда, понятно: вековыми традициями, которые в сельской местности особенно живучи, афганской женщине строго определено место, где она должна находиться, если не занята работой, — женская половина дома.
Майор Крапивец, невысокий коренастый блондин, распоряжался размещением машин на площади. Медпункт решили разбить на берегу арыка в полусотне метров от крайнего дувала. Там и поставили Автоперевязочную, а рядом старший лейтенант с помощью фельдшера и водителя установили две санитарные палатки УСТ (универсальные санитарно-транспортные): в одной запланировали вести общий прием, а в другой — проводить различные процедуры. В палатках установили столы, кушетки, носилки, коробки с медикаментами и перевязочным материалом. Все это было загружено в Бригаде в грузовую машину. В салоне Автоперевязочной Невский решил проводить только хирургические манипуляции в случае необходимости. Стерильных инструментов захватил с запасом, кроме того, взял и примус, на котором можно будет еще стерилизовать по мере надобности. Неподалеку от их медпункта встал и клубный автобус, из динамиков которого продолжала литься музыка. Там тоже шла оживленная работа: развертывали на агитплощадке складные стенды, готовили трибуну — ею послужит кузов грузового автомобиля с опущенными бортами, проверяли в работе киноустановку — когда стемнеет, будет показан фильм, а сейчас большой белый экран крепился на стене подходящего дома.
Медиков поначалу смущало обилие вооруженных людей вокруг. Потом привыкли: как всякий человек не представляет себя без одежды, так здешний пуштун — себя сегодня без автомата или винтовки.
Постепенно все машины агитотряда разместились на отведенное им майором место. Кормой внутрь образованного круга, к автомобилям и санитарным палаткам, встали несколько боевых машины пехоты (БМП). Опасения, что хозяева могут воспринять эти меры с неодобрением, оказались напрасными. Напротив, они с пониманием наблюдали, как четко и быстро «шурави» организуют оборону. Не исключалось, что мятежники сделают все, чтобы помешать большому племени перейти на сторону «неверных». Поэтому все мужское население кишлака, способное носить оружие, по распоряжению вождя также заняло позиции на внешнем кольце обороны.
Невский заканчивал уже подготовительную к приему больных работу, как заметил, что к ним приближается небольшая группа. Впереди шли майор Крапивец и высокий чернобородый мужчина с автоматом Калашникова на плече, они о чем-то оживленно беседовали с помощью переводчика, молодого лейтенанта из Политотдела. За ними в удалении на шаг мирно шагали по два охранника с автоматами — от племени и от «шурави».
Иван Сергеевич крепко пожал Невскому руку, потом представил его своему спутнику, переводчик перевел. Это оказался сам вождь Абдул Хаким, непререкаемый авторитет для своего двухтысячного племени. Он был единственный, кто жил раньше в городе и получил университетское образование. Человек неглупый, он понимал, почему люди стали посматривать на него с недоверием. Борьба с государственной властью вела в никуда. Осиротели, остались без кормильцев многие семьи. Оскудел дукан. Все чаще в дома стучалась смерть. И не от пули: болезни буквально косили людей. Больше всех страдали дети. Поэтому вождь и вышел на переговоры.
Выслушав переводчика, Абдул Хаким пристально посмотрел в глаза, протянул руку и тоже крепко пожал ладонь Невскому. Старший лейтенант доложил, что все готово к приему больных, можно начинать. Дождавшись перевода, вождь кивнул и пошел дальше знакомиться с прибывшими.
Невский надел белый халат, чтобы полностью соответствовать представлению афганцев о докторе, ему последовали медсестра и фельдшер. Все заметно волновались — не хотелось ударить в грязь лицом. А вдруг их профессиональных знаний и умений не хватит, чтобы оказать достойную помощь. Александр гнал от себя эту тревожную мысль.
Пробыв в этой стране уже более десяти месяцев, старший лейтенант имел опыт общения с местными жителями, приходилось оказывать помощь в рейдах и афганским солдатам (сарбозам), а, будучи на прикомандировании в госпитале, даже оперировал и лечил афганских женщин — жен афганских офицеров. У него сложилось стойкое мнение — врача в Афганистане боготворят. Если кто пока и может соперничать с ним в этом, то разве что мулла. Но если благоговение перед священнослужителем — это, прежде всего, страх перед карой Аллаха, то отношение к медику — как к доброму волшебнику. Афганцы любят и само общение с врачом. И неудивительно. Народ веками не знал, что такое лекарство, медицинская помощь. И вдруг болезни, без которых люди не мыслили жизни, стали отступать. Не перед молитвами — перед людьми в белых халатах. К военным медикам советского ограниченного контингента войск отношение у афганцев особое. С таким бескорыстием, с такой самоотверженностью врачей здесь еще не встречались…