Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 117

Митя встал во весь свой огромный рост, укрыл друга своим одеялом. Потом он достал из тумбочки коробочку с английскими булавками, ножницы и красную ленточку, протянул прапорщику Вите Устинович. Они с Невским водрузили свои «стяги»: добавились города Черновцы и Челябинск (семья Невского жила в небольшом городке Чебаркуль рядом с областным центром, но такого найти не удалось). Вернулись капитаны, тоже познакомились с новичком. Теперь палата N7 была заполнена «под завязку».

— Офицеры, идите на обед! — в палату заглянул высокий, худой, стриженый «под ноль» солдат в белом халате, помощник в столовой.

Невскому совершенно не хотелось есть, но надо было «сходить на разведку». Все, кроме 2 новичков, достали из своих тумбочек металлические кружки и ложки и двинулись в буфет.

— А вам выдадут вашу посуду, сами будете ее потом мыть, — произнес Леша Никонов, его приступ заканчивался, но все тело еще продолжало трястись мелкой дрожью.

Вновь поступившие вышли вслед за разведчиком, двинулись по коридору. Буфет с обеденным залом находился в середине длинного пути, куда со всех сторон сходились измученные болезнями люди. Обеденный зал вмещал не всех, поэтому солдаты питались во вторую смену. Невский получил в окошечке свою порцию: жидкий гороховый супчик, комок пшенной каши с прожилками тушенки, компот из сухофруктов, получил индивидуальную ложку. Остальные подавали свои кружки для компота.

— Саня, давай к нам, — крикнул Никонов. Александр занял 4-е место вместе с офицерами по палате. Остальные «сокамерники» разместились за соседним столом.

Первая же ложка супа заставила поморщиться — совершенно не солено. Невский попытался разыскать солонку. Безуспешно. Обратился в окошечко раздачи, но получил лаконичный ответ: «У всех бессолевая диета!». Вернулся на свое место, с интересом обвел взглядом около десятка столов — никто не возмущался, молча ели, кое-кто даже с аппетитом.

— Вот я попал! Совершенно не могу есть без соли, — обреченно произнес старший лейтенант, перемешивая ложкой в тарелке.

— Я тоже первые дни мучился, потом привык, — обронил самый старший по возрасту и званию, до сих пор молчавший («Подполковник, летчик, кажется, он назвался Николаем Николаевичем», — вспомнил Невский) офицер, — уже третью неделю так питаюсь. Врачи говорят, нам, тифозникам, вредна соль. Если поймают с солью, могут и за нарушение режима выписать.

— Кошмар! Я здесь ноги протяну если не от тифа, то от голода. Хотя сейчас и есть не хочется. Могу всю свою порцию уступить, есть желающие?

Все за столом покачали головами. Невский выпил компот, съел сухофрукты. Забрал теперь уже свою кружку и ложку. Полные свои тарелки убрал в отдел грязной посуды. Солдат, принявший их, совершенно не удивился. Впрочем, многие сдавали такие же.

Он вернулся первым в палату, лег на свою крайнюю кровать поверх одеяла. Попытался уснуть. Думать ни о чем не хотелось, голова «гудела», температура опять нарастала. Не заметно для себя, Александр задремал.

Вскоре сквозь чуткий сон он услышал странный звук, вырываясь из полудремы, понял, что это плач. Невский открыл глаза и с изумлением уставился на своего ревущего соседа. Да, Алексей сидел на своей кровати и обливался слезам, размазывая их по веснушчатым щекам.

— Что случилось? — Невский подскочил к Никонову, но тот лишь промычал в ответ, лицо его исказилось гримасой боли.

— Он каждый раз так свои лекарства от малярии пьет. Совершенно не умеет их глотать, только жевать вынужден. Я этот ужас уже 2-ю неделю наблюдаю, — пояснил Дима Хорошилов, гигант прапорщик, старшина разведроты.





— Ты не умеешь глотать таблетки? — искренне изумился Александр. — Тебе, наверное, делагил назначили. Но это же страшно горькое лекарство, его специально в защитной оболочке выпускают, растворяется в желудке только — так защищают от горечи. Радуйся, что уже не лечат хинином или акрихином — ты бы кричал от горечи на пять верст вокруг. Обещаю взяться за твое обучение. Что же мама тебя не «натаскала» в детстве?

— Вот я и мучаюсь из-за мамы. Она с детства учила только жевать таблетки, мол, так лучше всасываться будут. Я от этой горечи во рту последние дни никак не могу избавиться. Все подсмеиваются надо мной, а я, правда, не могу глотать. Научи, Саня, будь другом!

— Да, твоя мама явно не знала, что заболеешь малярией, простим ее. Научу тебя этой «премудрости». Можно начать с леденцов, есть у кого-нибудь? — обратился врач к товарищам по несчастью.

Виктор без слов заглянул в тумбочку и достал пакетик мелких конфет: «Вот взял с собой, хочу бросать курить, полезная замена». Он разорвал пакет и протянул горсточку Никонову. Тот, продолжая «передергиваться» лицом и всхлипывая, передал разноцветные леденцы Невскому.

Обучение началось. Леша действительно долго не мог освоить элементарный прием глотания. Но на втором десятке дело пошло лучше. Наконец, он победно продемонстрировал «полноценный акт глотания». Все в палате даже зааплодировали, слабые улыбки появились на лицах обитателей палаты N7. Этот урок «по глотанию» смог хоть немного отвлечь от своих невеселых дум и болей.

Вечером после ужина, на который Невский даже не пошел — сильно разболелась голова, дежурная медсестра раздала всем градусники. За весь день никто из врачей даже не заглянул в палату. Если такое отношение к офицерам, то, как с солдатами обстоит? — размышлял Саша.

— Слышь, ребята, а когда лечить-то начнут? Я смотрю, только трое что-то получают, остальные — «дырку от бублика».

— Ты, Санек, еще долго будешь один градусник получать на лечение. Пока не будут готовы анализы. Хорошо, если сразу получится, а-то вон капитаны наши уже 2-й раз сдают, а Серега Бабенко уже 3-й раз вчера сдавал, так? — проговорил подполковник Якушев, обращаясь к молчаливому лейтенанту, командиру взвода ДШБ(десантно-штурмовой батальон). Тот кивнул головой и повернулся на другой бок, укрываясь с головой одеялом.

— Делаааа, — протянул Невский. — Так ведь и до осложнений не далеко дотянуть. Видел я таких несчастных. Ну, если клиника ясна, чего они не начинают лечение? Кошмар какой-то!

— Наша докторша объясняла, что без результатов анализов боится ошибиться в диагнозе, много схожей заразы здесь в стране бывает, приходится терпеть, — впервые вступил в разговор смуглый, с восточным разрезом глаз, худощавый капитан Гареев, командир 2 мотострелковой роты из бригады. Невский вспомнил, что уже пришлось знакомиться с Салаватом, когда он приходил проведать своего раненого товарища в Медроту пару месяцев назад.

— Я знаю, Салават, что важно правильно поставить диагноз сразу, после лечения антибиотиками это будет труднее сделать, но убейте меня, если я «врубаюсь» в эту систему лечения! Почему приходиться помногу раз пересдавать анализы? Это уже чистой воды бардак, так ведь?

Гареев махнул неопределенно рукой, остальные промолчали. Вскоре вернулась дежурная медсестра Зина, тоненькая блондинка с большими голубыми глазами. Она собирала градусники, объявляя каждому результат. Меньше 38 градусов не звучало, Невскому она объявила: 39,5. Он и сам чувствовал, что жар растет…

— Я вам поставлю на ночь жаропонижающее, — произнесла она, взглянув на старшего лейтенанта своими «голубыми брызгами». — Кому еще укольчик? — Несколько слабых рук поднялось над кроватями. Она кивнула головой, сделала пометки в своей тетрадке и выпорхнула за дверь.

После укола Невский попытался уснуть, но головная боль пульсировала толчками, сильная слабость вдавливала голову в подушку, боль «кочевала» по телу, казалось, она ищет еще не проверенные участки, но особенно ей понравилось «хозяйничать» в животе. От этой боли нельзя было спрятаться, укрыться куда-нибудь. Тошнота и горечь во рту служили «приправой» к этой боли. Вернулся и сухой кашель, вырывающий наизнанку все внутренности. Впрочем, не один Александр производил столько шума: из разных уголков палаты слышались стоны, кашель, бормотание, вскрикивания, охи — и — ахи. Обитатели палаты «активно болели».