Страница 78 из 115
— Ну, Сергей Иванович, — прощаясь, сказал генерал, — смотри в оба! И главное, не теряйся и помни, что рядом с тобой и позади огромные силы.
— Ясно, товарищ генерал, все ясно! — взволнованно воскликнул Поветкин и, отдав трубку телефонисту, вышел из блиндажа.
Звездная россыпь как будто побледнела, хотя небо по-прежнему было бездонно-чистое. Весь фронт лежал безмолвно, словно затаясь перед надвигавшейся грозой. Длинная стрелка наползала на цифру двенадцать. Еще десять минут и…
Поветкин не успел додумать, ослепленный множеством бледных вспышек далеко в расположении противника. С глухим рокотом донеслись отдаленные раскаты, и сразу же, сотрясаясь, засвистел, застонал воздух, потом все раскололось множеством вспышек там, где оставалось наше боевое охранение.
— Опередили нас, — с отчаянием прошептал Поветкин и нырнул в блиндаж.
Вой и грохот все нарастали. С трудом поймав телефонную трубку, Поветкин вызвал Бондаря.
— Что, что делается?
— Бьет по боевому охранению, — яростно кричал Бондарь, — немного задевает передний край. Из немецкой траншеи выскакивают пехотинцы. Сквозь разрывы вижу танки. Они развертываются, движутся к нам.
— Спокойно, — в ответ ему, напрягая весь голос, кричал Поветкин, — не спешить открывать огонь! Подпустить танки ближе, бить только в упор. Кто перебивает? — услышав чей-то посторонний голос крикнул Поветкин.
— Телефонист я, — ответил голос, — с ЦТС[3]. По линии передали «шквал».
— Замечательно! Молодец! — кричал Поветкин. — Повторяй по всем линиям. Повторяй без конца!
Шумно дыша, он оторвался от телефона и выскочил из блиндажа. На всем пространстве, насколько хватало глаз, бледно-кровавое небо прорезали огненные полосы реактивных мин. Позади, справа, слева полыхали залпы батарей, дивизионов, целых артиллерийских полков и бригад. Выстрелы и взрывы смешались в один сплошной ревущий гул. Вся широченная полоса холмов, лощин и высот по ту и другую сторону от нейтральной зоны полыхала сплошным разливом бесчисленных взрывов.
— Что случилось? — тряс Поветкина за руку прибежавший Лесовых.
— Фашисты артподготовку начали, — прокричал ему на ухо Поветкин, — а наши сразу же ответили контрподготовкой. Видишь, что творится. Теперь кто кого!
С каждой секундой грохот и пламя взрывов все ширились и нарастали. Среди низких вспышек далеко за передним краем противника взвился в небо огромный столб пламени и, повисев мгновение, рассыпался каскадом огненных брызг.
— Горючее взорвалось! — крикнул Поветкин. — Смотри, смотри — второй взрыв.
Теперь уже в разных местах по всему расположению противника полыхали пожары. Прошло уже более двадцати минут яростной дуэли, но сила огня с той и с другой стороны все нарастала, ни на секунду не снижаясь. Только в волнах дыма заметно побледнели отблески взрывов и почти совсем погасли звезды.
— Сдают, сдают фрицы! — воскликнул Лесовых. — Видишь, все реже и реже рвутся их снаряды.
Впереди, где только что бушевало огненное море, и в самом деле затихло, а дальше, за нейтральной зоной, там где змеились вражеские траншеи, все так же полыхали взрывы и неумолчно грохотало. Когда сила огня начала снижаться, небо вновь прорезали огненные хвосты реактивных мин, сплошным разливом пронеслось по земле пламя взрывов, и сразу же все замерло. Опять густая тьма свалилась на землю. Только далеко на юге, в стане противника, все еще кровавили небо неутихавшие пожары.
Глава тридцать вторая
Казалось, после столь сокрушительного удара советских артиллерии и минометов по вражеским позициям, немецко-фашистские войска не только сегодня утром, но и вообще не смогут перейти в наступление. Так думал вначале и Поветкин, но чем больше разгоралась утренняя заря, тем убедительнее понимал он ошибочность этого мнения. Верно, позиции гитлеровцев, озаряемые наплывшим с востока мягким светом, выглядели сейчас совсем не так, как вчера. Бесконечная россыпь темных пятен от взрывов наших снарядов и мин густо покрывала холмы, лощины и высоты. Многие участки хорошо видных теперь траншей и ходов сообщения были разрушены. В разных местах среди темных ворохов земли торчали обломки бревен и досок, совсем недавно прикрывавших землянки и блиндажи. Но в траншеях и ходах сообщения было людно и оживленно. А когда брызнули на землю первые лучи солнца, Поветкин в бинокль отчетливо рассмотрел знакомые силуэты танков, разбросанных и по лощине, сразу же за передним краем, и в редком кустарнике, и в разбитом селе, где еще дымились пожары. Поветкин хотел было позвонить генералу и попросить снова ударить артиллерией по вражескому расположению, но далеко на юге послышался нараставший гул авиационных моторов, и вскоре показались большие косяки фашистских бомбардировщиков.
— Передай во все подразделения, — приказал Поветкин телефонисту, — укрыть людей, оставить только дежурных!
Наступало самое трудное время. Как и обычно, фашистские самолеты выстроились в круг и, круто пикируя, обрушились теперь не на боевое охранение, а на главную полосу обороны. Минут двадцать продолжалась яростная бомбежка, и только приход советских истребителей ослабил силу ударов. В воздухе закипел яростный бой, а на земле вновь загудели немецкие артиллерия и минометы.
— Ужасная сила огня, — только по движению губ понял Поветкин вскочившего в блиндаж Лесовых, — нужно отвечать, сопротивляться!
Поветкин отрицательно покачал головой и, склонясь к Лесовых, прокричал ему на ухо:
— Отвечают дивизионная, корпусная и армейская артиллерия, авиация. А наше дело силы беречь для отражения атаки.
Лесовых безнадежно махнул рукой, прильнул к амбразуре и тут же отстранился, с искаженным от злости лицом что-то крича Поветкину.
— Танки, танки выдвигаются, — понял, наконец, Поветкин и схватил бинокль.
Впереди, за волнами дыма на залитых солнцем холмах и высотах, справа и слева от свинцово-серой ленты шоссе в бесконечную цепь развертывались фашистские танки. Передние, словно для парада, медленно переползая, выравнивались в линию, а из лощин, из разбитого села, из рыжих под солнцем кустарников выползали все новые и новые танки, догоняя передние и растягиваясь во вторую, такую же бесконечную линию.
«Впереди явно «тигры» и «пантеры», — определил Поветкин, — это их таран, а за ними средние и легкие танки для развития успеха. Значит, главное — остановить первую волну, — мгновенно решил он, — это и определит все дальнейшее».
«Но как, чем остановить? Их же так много, — нахлынули сомнения. — Командиры батарей и орудий знают, куда бить, но могут поспешить, ударят рано. А надо подпустить — и в упор».
— Передай командирам батальонов и батарей, — не отрываясь от бинокля, крикнул он Лесовых, — без моей команды огонь по танкам не открывать. Сигнал — зеленые ракеты.
Сила огня фашистских артиллерии и минометов заметно стихла. Сразу же первая волна танков дрогнула и, плавно изгибаясь то в одном, то в другом месте, поползла к нейтральной зоне. Перед ней широкой полосой вспыхивали взрывы нашей артиллерии, но танки, не убыстряя и не замедляя хода, все так же ровно, словно нехотя, катились вперед. Теперь уже отчетливо доносился монотонный гул их моторов. Гул все нарастал, надвигался, заглушая все другие звуки. Поветкин стиснул руками бинокль, чувствуя, как деревенеет тело. Прошла, казалось, целая вечность, а окутанная дымом волна черных громад только подползала к нейтральней зоне. А позади нее темнели пятна средних и легких танков, длинных бронетранспортеров и перебегавших групп пехотинцев. Впереди же, все нарастая, метались взрывы заградительного огня наших гаубиц и тяжелых пушек. Правее шоссе вспыхнули два танка, потом задымил еще один, но остальные, словно в парадном строю, сомкнулись и все так же неторопливо покатились в лощину. До нашего переднего края оставалось всего метров четыреста.
— Бить надо, бить, — тряс Поветкина за плечо Лесовых.
— Рано, — стиснув зубы, процедил Поветкин и, отложив бинокль, схватил ракетницу.
3
ЦТС — центральная телефонная станция.