Жестокая охота

Появились на участке и непрошеные гости. Реки еще не стали, мороз пока был не сильным, а потому браконьеры не рисковали углубляться далеко в тайгу из-за непролазных болот и промышляли в основном неподалеку от поселка, где места были посуше. Иван несколько раз слышал выстрелы, а затем находил впопыхах брошенные оленьи шкуры, требуху и головы; но самих охотников застигнуть не удавалось. Видимо, им были известны какие-то потайные тропы в горах, которых лесничий еще не знал.

Как-то в субботу, ближе к вечеру, Кудрин возвращался домой кружным путем через так называемый Волчий хвост — равнинный участок тайги, который узким клином врезался в невысокие голые сопки. Единственный ручей рассекал его пополам, то и дело прячась в лозняке, растущем по берегам. Погода стояла тихая, безветреная, ярко светило солнце, идти на лыжах было легко — снег лишь слегка прикрыл землю, а лиственницы росли не густо.

Сначала Иван услышал сухие, частые выстрелы, а затем рев мотора. Ошибиться он не мог — стреляли из нарезного оружия, скорее всего из скорострельного карабина Симонова. Притом близко, примерно в сотне метров. Быстро зарядив двустволку картечью, он украдкой поспешил на шум.

Кудрин увидел браконьеров на небольшой поляне возле ручья. В этом месте находилась галечная проплешина, и звери облюбовали ее для водопоя. Браконьеры завалили двух лосей: довольно крупного самца-трехлетка и молодую самку. Где-то поодаль урчал вездеход, который не смог подойти ближе — мешали деревья.

Браконьеров было двое (не считая водителя., если он был, но этого Иван пока не знал). Один из них, высокого роста, длиннорукий и краснолицый, сноровисто орудовал ножом, изготовленным из обломка косы — снимал шкуру с самки. Второй, черноволосый, ростом пониже, кряжистый и кривоногий, смахивающий на медведя, рубил топором тушу на куски, не дожидаясь, пока его напарник закончит свежевать. Оружие они держали под рукой — как и предполагал Иван, десятизарядный СКС и * двустволку, пятизарядный “бокфлинт”.

Кудрин, прячась за деревьями, подошел к ним почти вплотную. Услышать его шаги браконьеры не могли — их скрадывал работающий на малых оборотах мотор вездехода. Прикинув на глаз расстояние до оружия, Иван, поколебавшись, решился — в несколько прыжков добежал туда и пинком ноги отшвырнул карабин и двустволку подальше от опешивших браконьеров.

— Положи топор, — негромко, но внушительно сказал Кудрин кряжистому — опомнившись, тот кинул быстрый многозначительный взгляд на краснолицего и стал медленно отводить руку с топором назад. — Иначе завтра поминки по тебе будут справлять.

— С-сука… — с ненавистью прошипел кряжистый, и топор зарылся в снег.

— Документы… — внутри у Ивана все горело, хотя внешне он был совершенно спокоен. — Подходите по одному. Сначала ты, — кивнул он краснолицему, который с меланхолическим видом вытирал руки о ватник.

Тот нехотя полез в карман, достал охотничий билет и отдал Кудрину. Он был пониже Ивана и поуже в плечах, но в его жилистых руках с ладонями-лопатами угадывалась недюжинная сила.

— Коробка Петр Порфирьевич… — прочитал Иван. — Теперь твоя очередь… — позвал кряжистого.

— Не ношу с собой, — огрызнулся тот.

— Фамилия?

— А зачем тебе? И кто ты вообще такой?

— Лесничий, — коротко бросил Иван, еще больше накаляясь. — Чей карабин?

— Ну, мой… — ответил кряжистый, вызывающе глядя на лесничего.

— Разрешение есть?

— Будет.

— Шутник… Лицензии на отстрел лосей имеются? — на всякий случай спросил Иван, хотя точно знал, что было принято решение в этом году лицензий не выдавать.

— Что ты пристал к нам — разрешение, лицензия! — Кряжистый, немного косолапя, двинулся к Кудрину. — Выбирай любого, — кивнул на лосей. — Мы его сами разделаем и домой к тебе свезем. И водки ящик впридачу. Ну, по рукам?

— Покупаешь? Не продешеви…

— Слушай, брось задираться. Ну вляпались мы, твоя взяла. Так я это признаю, винюсь. Что еще нужно? Штраф заплатить? Пожалуйста! Хочешь, тебе лично, без квитанции. Нет — как положено по закону. Я даже не обижусь. Сами виноваты, дуболомы тупоголовые. Но прошу — отдай карабин. Ты знаешь, что мне за него светит.

— Не знаю и знать не хочу. Самку зачем стреляли?

— В азарте, будь она неладна… — кряжистый смотрел исподлобья, недобро прищурив желтые, рысьи глаза. — Ошибка вышла… Будь человеком, отдай карабин. Тыщу плачу. Мало? Два, три куска — сколько хочешь?

— Ничего от тебя мне не нужно. Я на службе.

— Значит, не сговоримся… — Взгляд браконьера отяжелел, белки глаз потемнели, будто налились свинцом. — А жаль…

Он коротко выдохнул и неожиданно стремительно для своего довольно грузного тела бросился на Кудрина.

Иван ждал этого. Он чувствовал, что мирно их встреча не кончится — опыт у него уже был, поднабрался в сибирской тайге. Кудрин боялся только одного — что он поддастся хлынувшей вдруг в голову беспричинной ненависти к этим двоим и помимо воли нажмет на спусковой крючок. Потому, пока шел разговор, Иван незаметно поставил свою бескуровку на предохранитель.

Ружье полетело в снег — кряжистый резко стукнул ребром ладони по стволам. Но большего сделать не успел — не сдерживаясь, Кудрин влепил ему прямой удар в подбородок. Силу свою Иван знал, а потому только покривил губы в злой усмешке, когда кряжистый, мотнув головой, отлетел назад метра на три и распластался на спине без движения.

— Не шалите, мужики… — сквозь зубы процедил Иван, обернувшись к Коробке, который тупо смотрел на своего приятеля.

И, подхватив ружья и карабин, лесничий направился к вездеходу, который был скрыт за деревьями.

В кабине сидел молодой парень с румянцем на всю щеку и жидкими светлыми усиками, которые он как раз расчесывал, глядя в зеркало, приклеенное к ветровому стеклу. Кудрин рывком открыл дверку и за шиворот вытащил его наружу.

— Ты… ты кто? — вытаращил на него глаза парень. — 3-за-чем?

— Отойди в сторону, а не то проутюжу… — Иван сел на его место. — Иди туда, — показал в сторону ручья, где остались Коробка и кряжистый. — Там все узнаешь.

Вездеход, подминая гусеницами молодую поросль, двинулся в объезд — Кудрин знал, как проехать к ручью, не повредив подлесок.

Кряжистый уже очнулся; он сидел на земле и прикладывал снег к подбородку. Коробка что-то втолковывал парню, который напрямик поспел раньше, чем Иван на вездеходе.

— Вот что, соколики, заканчивайте разделку, — Кудрин показал на лосей, — и грузите в вездеход.

— Пошел ты… — сплюнул окровавленную слюну кряжистый. — Ничего, посмотрим, чья будет сверху…

— Это будет позже. А сейчас я бы советовал вам поспешить, — Иван посмотрел на небо.

Солнце уже до половины спряталось за сопки, и подул морозный ветер.

— Если, конечно, не хотите ночью пешком до поселка топать, — добавил он со злой иронией. — Тут километров двадцать, к утру будете. Деваться вам все равно некуда. А там я вас и встречу. Устраивает?

— Припомню я тебе, погоди… — кряжистый злобно выругался.

— Тенгиз, поднимайся… — несмело потянул его за рукав меховой куртки Коробка. — Время позднее, по-темному запурхаемся. Ничего не поделаешь, придется грузить…

— Все вы… паскудники ушастые… — кряжистый с силой оттолкнул его руку и встал. — Трусливые вышкребки… Ладно, начнем…

В поселок приехали, когда зажглись фонари на центральной улице. Пока составляли акты, пробило двенадцать ночи. К этому времени подъехал и участковый, старший лейтенант Аросев, который в этой должности работал всего ничего, третий месяц. У кряжистого действительно не было при себе никаких документов, но Аросев довольно быстро установил, что его фамилия Мириков. Тот все порывался кому-то позвонить, когда речь зашла о карабине, но участковый решительно отказал.

В эту ночь Иван спал беспокойно, два раза вставал покурить. За окнами гулял сильный ветер, и чудилось, что кто-то ломится в дверь…

Неделю спустя приехал Швырков.

— Ну и заварил ты кашу, Иван…

Они сидели во флигеле и пили чай.