Нация и сталь

В новелле Томаса Манна "Смерть в Венеции" добропорядочный немецкий писатель Ашенбах также решил посетить Италию, находясь в расцвете своих творческих сил. Тот, кто знаком с этим произведением, знает, чем закончилась поездка в город Венецию: писатель неожиданно для себя самого взял, да и влюбился в польского мальчика Тадзио, решив, что перед ним явился сам языческий бог Гермес.

Догадка о том, что Крупп стал склонен к педерастии, впервые возникла у Конрада Уля, владельца отеля Бристоль. Подозрение возникло уже потому, что Фриц, посещая столицу, всегда бронировал для своей супруги Маргарет номер в другой гостинице. Супруги жили порознь, что было неестественно с точки зрения бдительного Конрада Уля. Тайна довольно быстро нашла свое объяснение. Фриц любил заранее перед своими визитами предупреждать управляющего, что он намерен прислать к нему того или иного итальянского юношу милой наружности с соответствующими рекомендательными письмами. Эти юноши считались proteges эссенского промышленника. Благодарность была гарантирована, если молодого человека удавалось оформить в качестве официанта. Крупп, естественно, сам выплачивал полагающееся жалование. В ответ Фриц требовал лишь соблюдения конфиденциальности и освобождения так называемого официанта от всех необходимых обязанностей во время пребывания самого Круппа в отеле Бристоль. Уль поначалу списывал все на счет барских причуд. Мальчики воспринимались управляющим как компаньоны для того, чтобы рассеивать скуку богатого, но одинокого человека. Но время шло, а официантов прибывало все больше и больше. Во время визита Фрица одновременно их могло быть до нескольких человек. Чаще всего приглашенные Круппом мальчики были необычайно юны, невежественны, не говорили ни слова по-немецки и не могли исполнять обязанностей портье или помощника повара. Единственное, что от них можно было добиться, так это заставит их стоять, не произнося ни слова, рядом со столиком богатого клиента в качестве декоративного украшения. Однако эти итальянские живые статуэтки торчали на виду у всех лишь в отсутствие Фрица Круппа. Во время же его визитов все они мигом переселялись в королевские апартаменты богатого промышленника. Коридорные, проходя по этажу, могли слышать характерные звуки, взвизгивания и вздохи, которые не оставляли никакого сомнения относительно того, какие собственно услуги оказывались в данный момент молодыми итальянцами своему покровителю зоологу-любителю, забросившему свои фабрики в Эссене и переселившемуся на остров Капри, где император Тиберий в незапамятные времена предпочитал заниматься чем-то подобным.

Управляющий отелем Бристоль не владел итальянским, но переводчик ему и не нужен был, чтобы понять, о чем вздыхают за запертой дверью в апартаментах Крупп. Он составил донос на имя комиссара криминальной полиции Берлина Ганса фон Трескофа.

Так было положено начало знаменитому делу Фрица Круппа. В соответствии со статьей уголовного кодекса Второго Рейха и параграфа 175, гомосексуализм наказывался долгим сроком лишения свободы и тяжелыми каторжными работами. Именно это обстоятельство и заставило Уля, владельца отеля Бристоль, обратиться непосредственно к комиссару Трескофу. Как ни как, а Фридрих Альфред Крупп был одним из самых уважаемых гостей отеля, и в случае публичного скандала репутация заведения могла серьезно пострадать. Самого Уля могли обвинить в том, что он выполнял роль сутенера, прикрывая своим авторитетом молодых любовников эссенского промышленника. Из этой ситуации Крупп вполне мог выйти сухим из воды, чего никак нельзя было сказать о верноподданном Уле, не обладавшем столь обширными политическими связями.

Однако, несмотря на поступивший серьезный сигнал, комиссар Трескоф не выглядел серьезно озабоченным человеком. Много лет спустя в своих мемуарах он подробнейшим образом объяснил причину своего олимпийского спокойствия. Дело в том, что именно в это время Трескоф расследовал несколько сот подобных дел, касавшихся интимной жизни высокопоставленных чиновников Второго Рейха. Эпоха кайзера Вильгельма II, покоившаяся на ярко выраженном мужском начале, словно благоприятствовала появлению на свет целого поколения молодых людей, в чьем сознании однополая любовь воспринималась как нечто естественное. В это время грех содомии деликатно называли "немецким пороком" из-за количества мужчин, проживавших на территории Германии, которые любили обмениваться между собой нежными признаниями по почте. Среди искусных любителей орального и анального секса были три графа, все три считались личными адъютантами самого кайзера. К этому же числу принадлежал и личный секретарь Вильгельма II, а также ближайшие друзья правителя Германии такие, как принц Филипп зу Эленбург унд Герфельд, который проводил почти каждую ночь в постели генерал-аншефа Куно фон Молтке, военного коменданта Берлина. Король Вортенбергский состоял в любовной связи со своим механиком, король Баварии - со своим кучером, а эрцгерцог Людвиг Виктор, брат императора Австро-Венгрии Франца Иосифа, жить не мог без своего личного массажиста, звавшего высокопоставленного любовника не иначе, как Люзи-Вузи.

В досье комиссара криминальной полиции Берлина Трескофа находились описания самых интимных подробностей массовых оргий, которые частенько устраивались среди офицеров элитного лейб-гвардии полка. Во время одной из таких пикантных вечеринок, которая имела место в поместье принца Максимилиана Эгона зю Фюрстенберга, генерал-аншеф Дитрих фон Гульсен-Геселер, глава военного кабинета Рейха, появился перед самим кайзером в неподобающем виде. На генерал-аншефе в этот критический момент не было ничего кроме розовой юбочки, которую обычно надевают балерины. С венком на голове генерал приветствовал кайзера поклоном лебедя из известного балета Чайковского, русского композитора, отличавшегося теми же наклонностями. Затем, встав на пуанты, генерал грациозно удалился под аккомпанемент восторженных вздохов всего офицерского корпуса, сопровождавшего в этот момент кайзера, столь неожиданно нагрянувшего на вечеринку. Гульсен-Геселер, сделав круг, решил вернуться и к ужасу Вильгельма замертво рухнул у его ног, скончавшись от сердечного приступа. Началось трупное окоченение, пока офицеры свиты догадались, что хоронить генерала в балетной юбочке и с венком на голове совсем не пристало. С большим трудом собравшимся удалось переодеть мертвого в парадный китель. Но, несмотря на случившийся конфуз и причиненные неудобства все должны были согласиться, что "танцевал покойный отменно".

Естественно, что берлинская полиция даже и не пыталась арестовывать людей такого ранга по обвинению в гомосексуализме. Обычно в обязанности комиссара криминальной полиции и его начальника по имени Миршейд-Гуллсем, который лично следил за интимной жизнью сильных мира сего, входила лишь защита доброго имени имперских чиновников от вмешательства всевозможных грязных сводников, шантажистов и случайных маргиналов.

Миршейд-Гуллсем завел даже специальную картотеку, где в строгом алфавитном порядке хранились подробные описания привычек, особенностей поведения как самых высоких чиновников, так и их партнеров по любовным играм. Генералы и аристократы, которые предпочитали любить мужчин только своего круга, были в наибольшей безопасности, но в случае с Фрицем Круппом дело обстояло куда хуже. Его любовники не числились в полицейской картотеке и были попросту анонимны. Этим молодым людям ничего не стоило развязать язык, в любой момент они могли начать рассказывать какому-нибудь репортеру о своих любовных похождениях с пушечным королем.

Однако, несмотря на указанную опасность, дело Круппа постепенно стало сходить на нет. Уль набрался храбрости и откровенно объяснился со своим именитым постояльцем. После этого неприятного разговора подозрительные шумы, доносившиеся из апартаментов промышленника, прекратились, а юные итальянские официанты исчезли без следа. Фриц внял голосу рассудка и прекратил свои оргии в отеле Бристоль.

Но в действительности ситуация оказалась намного сложнее. Дело в том, что на Капри, где и было положено начало всей драмы, Фриц оказался недосягаем для благотворного надзора со стороны берлинской полиции, которая и могла защитить его имя от величайшего в истории династии Круппов позора. Фрицу же, наоборот, казалось, что именно на Капри он может чувствовать себя в полной безопасности. На острове он всегда останавливался в роскошном отеле Квизисана, чей владелец отличался широтой взглядов и обширными связями с местными властями. Чтобы быть окончательно уверенным в собственной безопасности, Фриц начал жертвовать огромные суммы на нужды остров. При его непосредственной финансовой помощи, например, была проложена дорога через весь остров и розданы щедрые подарки многим местным жителям. Как уверял сам Крупп, на острове он позволял себе лишь "радость дружеских бесед в тени какого-нибудь живописного грота". Но гроты эти чем дальше, тем больше начинали напоминать интимные постройки библейского города Содомы.