Страница 57 из 92
Сталин снабжал Гитлера всем, в чем тот нуждался для ведения войны и удовлетворения нужд тыла: всяческим сырьем, начиная с пищевых продуктов, медикаментов, продолжая мануфактурой, горючим, металлами, включая марганец, хром и платину, и т. д. и т. д. Поставки исчислялись в сотнях тысяч метрических и неметрических тонн и во многих сотнях миллионов рейхсмарок. Секретные документы и литература отмечают, что "Советская власть считала вопросом чести поставлять товары с щепетильной аккуратностью" (Max Beloff. "Thе Foreign Policy of Soviet Russia". Vol. II. London. 1949). Больше того: Советы закупали для Германии материалы, которые США отказывались ей продавать (Robert Huhr Jones: "The Roads to Russia United States Lend-Lease to the Soviet Union". Oklahoma University Press).).
В итоге сталинской "дальновидности" Гитлер овладел всей Европой, а Россия, мирное население, как и вооруженные силы, оказалась почти совершенно отрезана от внешнего мира. И нашлись люди даже заграницей, которые называли Сталина "Иваном Калитой" и "Петром Великим". Все территориальные "приобретения" Сталина Гитлер "отобрал в течение двух недель". "А СССР оказался окруженным странами, пылавшими ненавистью к России и готовыми помогать Гитлеру громить русскую армию... Волею Гитлера взорван союз, позоривший Россию". При этом Авксентьев предостерегал, как и в первую мировую войну:
"Не о революции в России говорю я. Революция в настоящих условиях была бы несчастьем для России. Она внесла бы неизбежную анархию, которая только помогла бы военному разгрому России".
"Горящая Россия" Керенского получила очень широкое распространение, потому что, кроме опубликования в имевшем многомиллионный тираж "Лайф", существо статьи было воспроизведено по радио. Психологически и политически интересно, какое впечатление произвела на него весть о войне. "Как бы ни кончилась эта война, Кремль будет другим. (Очень распространенное предвиденье это, как известно, не оправдалось. Кремль стал другим только через 8 лет после окончания войны со смертью победителя в войне - Сталина. - М. В.). Но в душе моей нет радости. Есть скорбь и ужас. Какой ценой освободится внутренне Россия? И не попадет ли она, не передохнув ни минуты, под новое, по-другому страшное, иго? Я знаю по опыту, как опасно менять лошадей во время переправы через бушующую реку... Имея позади трагический исторический опыт, я сейчас, во имя успешной защиты России, во имя сохранения имперского и культурного наследия наших предков, хочу не только успехов Красной армии, но хочу всячески помогать и Кремлю".
{170} Александр Федорович, очевидно, почувствовав, что его готовность "всячески помогать 'Кремлю'" поразит даже его единомышленников, тут же прибавил: "Я знал, что обращение мое к Кремлю прозвучит для многих слишком странно, но в нынешнее время нужно пренебречь всеми условностями, слушать только голос своей совести, говорить всю правду и делать по правде".
"Скорбь и ужас" вызывали у Керенского опасение, что "через 24 года после всех достижений на бумаге, России грозит второй гигантский Брест-Литовск. Этого мира не будет только в том случае, если Красная армия будет сопротивляться до осени, до дождей, не меньше трех месяцев". "Кремль всей своей антинародной и антигосударственной политикой дал в руки Гитлера острое политическое оружие борьбы - ненависть к большевистской диктатуре, жажду сбросить невыносимое иго хотя бы с помощью "самого черта". Таково отношение пограничных с Россией народов и самой России".
Она - "только затихший на время вулкан. Извержение клокочущей ненависти может не нынче-завтра залить огненными потоками национальный разум и патриотическую дисциплину народных масс". А в заключение: "Западная демократия, наконец, страшным опытом войны поняла, что ей нужна Россия, Россия, а не тоталитарная диктатура. Из этого нужно сделать сейчас же все нужные выводы".
Не оправдались ни призывы автора к союзникам, ни его опасения второго Брест-Литовска. Случилось обратное: подобное условиям Брест-Литовска продиктовала сталинская Россия соседствующим с ней государствам.
Была в этой книжке и моя статья, увы, самая длинная, - "Демократы всех стран, соединяйтесь!", связанная с текущими событиями, но не о них или о том, что было и есть, а - что надо, чтобы стало ... Она была отвлеченной, исторической, программно-идеологической. Как самое заглавие указывало, она отвергала призыв к объединению одних только пролетариев, как устаревший и разделявший лагерь трудящихся на пролетариат, "класс восходящий", и крестьянство, не говоря о других слоях трудящихся.
В этом журнале я повторял то, о чем не переставал твердить многократно с 1933 года в русской, французской и английской печати до и после Организации Объединенных Наций, - на мой взгляд более дефектной во всех отношениях, чем предшествовавшая ей покойная Лига Наций. Основной порок Лиги Наций и еще в большей степени ООН был в том, что они стремились во что бы то ни стало включить в свой состав возможно больше членов, - "числом побольше, ценою (качеством) подешевле", - не слишком строго относясь к соблюдению требования о признании обязательности для всех участников международной кооперации некоторых общих начал права.
Так Лига Наций включила в свой состав Эфиопию и Либерию, легализовавших у себя торговлю невольниками; кемалевскую Турцию, истребившую армян; фашистскую Италию, расстрелявшую мирное население на острове Корфу; Мексику, притеснявшую католиков. Допущенный в Лигу Наций 18 сентября 1934 года, Советский Союз был исключен из нее 1 декабря 1939 года {171} за нападение на Финляндию, что от обратного как бы подтверждало: принадлежность к международной организации мира на основе гарантии общей безопасности, предполагает наличность некоторых правовых предпосылок, обязательных для всех членов этой организации.
Когда я отстаивал этот взгляд, я не знал, что у меня имеется предшественник, и не "доктринер" и социалист-революционер, а практический "янки", видный государственный советник и помощник президента Вильсона, Роберт Лансинг. За год до Версальской конференции мира, 8 апреля 1918 года Лансинг писал полковнику Хаузу: "единственной прочной гарантией международного мира является Лига Демократий ... Лига с известным числом автократических правительств наделена элементами личной амбиции, интриг и раздоров - семенами будущих войн .. . Лига же, состоящая только из демократий, могла бы в силу характера членов Лиги быть действительной порукой мира... Я опасаюсь, что Лига Наций, особенно при употреблении силы, не будет действовать".
Это было вещее предостережение.
Политически и в Нью-Йорке я действовал приблизительно так же, как в Париже. Не очень высоко расценивая политическую работу в эмиграции, я оставался преданным партийному прошлому и возможному будущему, входил в организацию местной партийной группы, но отказывался от более активного участия и, тем более, руководства. Даже систематически сотрудничая в "За Свободу", я и там старался играть второстепенную роль. Душой журнала или его "главным редактором" - выпускающим, секретарем, пекущимся о средствах, - был неутомимый энтузиаст и "партиец" Зензинов, а мужем совета - Авксентьев, Я писал в каждой книжке, иногда и по добавочной статье, без подписи, или под обычным своим псевдонимом "Вен. Марков", но предпочитал свои политические взгляды высказывать в "Новом Журнале", несмотря на препоны, которые я встречал там. "Новый Журнал" - его размеры и стиль - после почти 20-летней практики в "Современных Записках" больше соответствовал характеру моей публицистики. Случалось, что на те же темы - о патриотизме, о параллели между былой Литой Наций и создавшейся новой организацией - я писал в "Новом Журнале" и в "За Свободу", но по-разному: с партийной и с общей точек зрения, для разных аудиторий: популярнее и более отвлеченно.
Изложению взглядов на патриотизм, и сейчас не утративших злободневности, приходится предпослать описание "эпизода", связанного еще с нашим пребыванием во Франции и осложнившегося в Америке до непредвиденных, вероятно, и главным действующим лицом, размеров, а мне, как и большинству не только русских эмигрантов, но и членов партии социалистов-революционеров, совершенно неведомого.