Дань прошлому

Ведшие за последние недели усиленную пропаганду среди петроградского гарнизона и специализировавшиеся на организации, так называемых, "реальных сил", - а не на подготовке "никчёмных законопроектов", - возвращаются с неутешительными вестями. Семеновцы и преображенцы, на которых возлагали главные надежды и расчеты, решили держать еще с октябрьских дней знакомый "нейтралитет": отказываясь выступить против демонстрантов, они воздерживаются и от того, чтобы примкнуть к ним. Другие воинские части усвоили "идеологию" и тактику - пресловутого ВИКЖЕЛЯ-я: видят простое недоразумение в противопоставлении советской власти - власти Учредительного Собрания. Они за прекращение братоубийственного междуусобия мирным путем, путем сочетания обоих властей.

Такое же "пацифистское" предложение делают некоторым членам нашей фракции члены "соправительственной" партии левых эс-эров. Они предлагают вместе отправиться туда, где происходят вооруженные столкновения, и, в целях предотвращения дальнейшего кровопролития, уговорить манифестантов разойтись. Эс-эры отклоняют, конечно, коварное предложение: отказываются идти уговаривать демонстрантов не протестовать против насильников.

Немногие в тот момент сознавали, что события вне Таврического дворца и вне воздействия большинства членов Учредительного Собрания фактически уже предрешили исход столкновения, которому предстояло еще произойти в стенах дворца. Перевес реальных сил на улице определил тактику большевиков в Собрании. Некоторые из них принимали непосредственное участие в подавлении уличного движения, в разгоне и расстреле демонстрантов. В их отсутствии большевистская фракция медлила с открытием заседания, поджидая пополнения своих рядов и окончательного разгона манифестантов.

Дыбенко описывает: "В 3 часа дня, проверив с тов. Мясниковым караулы, спешу в Таврический. В коридоре Таврического встречаю Бонч-Бруевича. На лице его заметны нервность и некоторая растерянность... Около 5 часов Бонч-Бруевич снова подходит и растерянным, взволнованным голосом сообщает: "Вы говорите, что в городе всё спокойно: между тем сейчас получены сведения, что на углу Кирочной и Литейного проспекта движется демонстрация около 10 тысяч вместе с солдатами. Направляются прямо к Таврическому. Какие приняты меры?"

"На углу Литейного стоит отряд в 500 человек под командой тов. Ховрина. Демонстранты к Таврическому не проникнут".

"Всё же поезжайте сейчас сами. Посмотрите всюду и немедленно сообщите. Тов. Ленин беспокоится".

"На автомобиле объезжаю все караулы. К углу Литейного, действительно, подошла внушительная демонстрация, требовала пропустить ее к Таврическому дворцу. Матросы не пропускали. Был момент, когда казалось, что демонстранты бросятся на матросский отряд. Было произведено несколько выстрелов в автомобиль. Взвод матросов дал залп в воздух. Толпа рассыпалась во все стороны. Но еще до позднего вечера отдельные, незначительные группы демонстрировали по городу, пытаясь пробраться к Таврическому. Доступ был твердо прегражден". (Там же, стр. 108).

"Новая жизнь" Горького-Суханова сообщала, что "Совнарком провел в большой тревоге ночь на 5 января. Тревога из Смольного передалась всем правительственным учреждениям. Во все комиссариаты были вытребованы усиленные наряды красноармейцев". Еще накануне Совнарком предложил "членам мирных делегаций Германии, Австрии, Болгарии и Турции перейти на 5 января в более безопасное помещение нежели то, в котором они находились".

Открытие Собрания было назначено на полдень. Но проходил час за часом, и ничто не предвещало готовности открыть заседание. Из официальных кругов заверяли, что отсрочка случайна и кратковременна, - какие-нибудь полчаса, несколько затянувшиеся, и только. Не желая вызывать конфликта по внешне малозначительному поводу, большинство терпеливо выжидало все положенные и переотложенные сроки. Но и нашему долготерпению пришел конец. После новой отсрочки постановлено было во что бы то ни стало открыть Собрание в 4 часа. Не откроют они, откроем его мы.

К четырем часам физический победитель на улице уже определился. Но мы еще не знали о предрешенности нашей судьбы и тщете наших усилий.

Всей фракцией двинулись в зал. В дверях расписались на листах. Зал чисто убран и декорирован. Кресла заново обиты. На покрытых коричневой материей щитах литеры - "У. С." Наша фракция заняла весь центр и правый от председателя сектор. Правее эс-эров заняли места трое эн-эсов и несколько депутатов "национально-буржуазных" групп.

Среди них бывший депутат Думы латыш Гольдман, сионист Ю. Д. Бруцкус в форме военного врача, эстонец Сельяма. Слева к эс-эрам примыкают "национальные" депутаты - социалисты-мусульмане и социалисты-украинцы. Еще левее - наши недавние злополучные товарищи, левые эс-эры, из которых многие прошли в Учредительное Собрание по общим кандидатским спискам с нами. И, наконец, главные "герои дня", они же и главные враги Учредительного Собрания и всея России, - большевики. Среди них, как и в нашей среде, несколько женщин: среди эс-эров В. Н. Фигнер, А. Н. Слетова, О. А. Матвеевская. У них - А. М. Коллонтай, будущий следователь по политическим делам Е. Ф. Размирович, будущая чекистка В. Н. Яковлева, левая эс-эрка М. А. Спиридонова. На эстраде командующая верхушка и служилые советские люди. Рослый, с цепью на груди, похожий на содержателя бань, "жгучий брюнет" Дыбенко, Стеклов, Козловский. В левой от председателя ложе Ленин, сначала прислушивавшийся, а потом безучастно развалившийся то на кресле, то на ступеньках помоста и вскоре совсем исчезнувший.

"Владимир Ильич, - вспоминал Бонч-Бруевич, волновался и был мертвенно бледен, как никогда. В этой совершенно белой бледности лица и шеи его голова казалась еще больше, глаза расширились и горели стальным огнем... Он сел, сжал судорожно руки и стал обводить пылающими, сделавшимися громадными, глазами всю залу от края и до края ее". Троцкого нет, - он в Брест-Литовске налаживает ни мир, ни войну...

Ровно в четыре часа из эс-эровских рядов поднялся Лордкипанидзе и предложил, чтобы старейший из членов Учредительного Собрания открыл Собрание, не дожидаясь появления отсутствующих большевиков. "Старейшим" фактически был Eг. Eг. Лазарев. Но по предварительному соглашению он уступил свое старшинство С. П. Швецову. Последний, не спеша, поднялся на трибуну, сопровождаемый звериным аккомпаниментом, который, раз начавшись, уже продолжался непрерывно с промежутками только на секунды - в течение всех последующих 12 с лишним часов.

Стенографический отчет отмечает кратко и сдержанно: "Шум слева. Голоса: "Долой". "Самозванец". Продолжительный шум и свист слева". На самом деле было много ужаснее, гнуснее и томительней. С выкриками и свистом слились вой и улюлюкание, топание, хлопание пюпитрами и по пюпитрам. Это была бесновавшаяся, потерявшая человеческий облик и разум толпа.

Особо выделялись своим неистовством Крыленко, Луначарский, Степанов-Скворцов, Спиридонова, Камков. Видны открытые пасти, сжатые и потрясаемые кулаки, заложенные в рот для свиста пальцы. С хор усердно аккомпанируют. Весь левый сектор являл собою зрелище бесноватых, сорвавшихся с цепи. Не то сумасшедший дом, не то цирк или зверинец, обращенные в лобное место. Ибо здесь не только развлекались, здесь и пытали: горе побежденным! Один из наиболее циничных мемуаристов, бывший редактор "Дела народа", участник переговоров в Брест-Литовске, словом "левый эс-эр" Масловский-Мстиславский так и пишет о себе и о своих: "Мы собирались в этот день на заседание (Учредительного Собрания), как в театр, мы знали, что действия сегодня не будет - будет только зрелище". И сам же кончает описание "зрелища", - "уже не жуть над залом. Пахнуло безумием". ("Пять дней", стр. 140 и 159).

Старейший не перестает орудовать председательским звонком и сквозь шум и неистовство объявляет Учредительное Собрание открытым. В тот же момент появляются на трибуне, сзади Швецова и рядом с ним, несколько фигур. Секретарь ЦИК-а и будущий чекист Аванесов вырывает звонок из рук Швецова. Борьба за звонок как бы предвосхищает и символизирует последующую борьбу. Из рук Аванесова звонок переходит к Свердлову, и тот вторично объявляет заседание открытым.