Ущелье барсов

ОПАСНЫЙ СОСЕД

Все утро я бродил по густому и темному лесу. Наконец, впереди показался просвет, и я вышел на опушку.

На крайнем дереве чернело гнездо орла. Из него слышался писк птенца. Взрослых орлов не было.

Недалеко от дерева с гнездом рос шиповник. Я лег за куст в густую траву, достал из подсумка бинокль и записную книжку: хотелось выяснить, чем орел кормит птенцов.

От опушки уходило вдаль поле. Правее виднелись заливные луга большой реки. Оттуда доносился скрипучий крик коростеля. Ему вторили перепела. Над рекой кричали чайки, белыми точками мелькая над прибрежными песками. В траве трещали кузнечики.

Несмотря на жару, в густой, высокой траве было сыро и прохладно. Кое-где еще не высохла роса, и в ее капельках сверкали солнечные разноцветные огоньки. Я долго присматривался к населению травянистых дебрей. Большая улитка медленно ползла по стеблю, оставляя мокрый серебристый след. Зеленые паучки куда-то спешили, пробираясь вглубь травы, подальше от света, который хлынул сюда после того, как я смял траву. Два полосатых полевых клопа встретились на одном листе, пощупали друг друга усиками и поползли каждый своей дорогой.

В гнезде громко закричал птенец. Я поднял голову над травой и увидел летящего орла с добычей в лапах. Хищник быстро приближался: это была крупная самка большого подорлика. Она несла водяную крысу.

Подорлик уже подлетел к гнезду, как наперерез ему из леса вылетел маленький сокол-чеглок. Подорлик часто замахал крыльями, но чеглок быстро догнал его, взвился вверх и с громким криком кинулся на огромного пернатого хищника, намереваясь ударить его в спину.

Подорлик, отражая удар, заклекотал, перевернулся вверх брюхом, выставив когтистые лапы, и уронил водяную крысу в траву.

Чеглок сделал полукруг и опять атаковал подорлика. Так продолжалось несколько раз подряд. Потом подорлик улетел на луга за новой добычей. Чеглок покружился над полем и скрылся в лесу. Недалеко от опушки раздался крик двух чеглоков. Конечно, там было их гнездо, и чеглока-победителя встретила самка.

Через полчаса все повторилось снова. На этот раз к своему гнезду пытался прорваться подорлик-самец. Чеглок и его заставил перевернуться вверх брюхом и уронить добычу в траву. Пока подорлик не улетел на луга, чеглок беспрерывно бросался на него сверху, совсем как маленький самолет-истребитель на тяжелого бомбардировщика.

Близился полдень. Голодный птенец кричал в гнезде. Мне было видно в бинокль, как зеленые мухи лезли ему в глаза и открытый от жары клюв.

Со стороны лугов показались оба подорлика. Они летели друг за другом и каждый нес в лапах по водяной крысе. Из леса черной тенью мелькнул сокол. С боевым криком он кинулся на первого подорлика и заставил огромную птицу перевернуться вверх брюхом. Добыча опять полетела в траву.

Второй подорлик, отчаянно махая крыльями, прорвался вперед, но в десяти метрах от гнезда чеглок заставил и его перевернуться на спину, а водяная крыса упала рядом со мною.

Жалобный писк птенца, клекот подорликов, крик сокола долго нарушали тишину летнего знойного дня. Затем все стихло. Подорлики улетели на луга. Они не пытались искать уроненных крыс в траве. Чеглок вернулся к своему гнезду.

Когда я взобрался на дерево, держа водяную крысу за хвост, то поразился видом птенца: это был скелет, обтянутый кожей! Он уже давно голодал и поэтому мгновенно вырвал у меня из рук крысу.

Через две недели я проезжал мимо этого места. С дороги было видно знакомое гнездо на дереве. Интересно, что случилось с птенцом?

Вот и шиповник, за которым я лежал в прошлый раз.

Снова прилег за куст. В бинокль было видно, что птенец покрылся перьями и бодро сидит на краю гнезда. Вскоре подорлик принес водяную крысу и накормил птенца. Ему никто не помешал.

Я уже хотел пойти разыскать гнездо чеглоков, но неожиданно увидел одного из них. Он летел с птичкой в лапах. Все стало понятно: у соколов вылупились птенцы, и чеглок не охранял больше около гнезда самку. Теперь ему было не до преследования «врагов». Нужно с утра до вечера добывать пищу для своих птенцов.

ЗАЩИТА

Скалистые безлесные горы Таласского Ала-Тау сильно нагрелись. Когда слабый ветерок проносился по ущелью, он обдавал лицо жаром накаленных камней. А по дну ущелья в белой пене стремительно неслась бурная Аксу.

За поворотом ущелье расширилось и впереди показалась крыша кордона, едва заметная в густой роще грецкого ореха.

Лесника не было дома. Входная дверь оказалась приперта лопатой. По неписанным законам гор, хозяина полагалось ждать, не входя в дом.

Я привязал мокрого коня в тени под навесом и с наслаждением растянулся на траве под деревьями. Райская мухоловка уселась над головой, свесив свой длинный хвост. Я впервые видел так близко эту птичку. На тот же самый сучок, где сидела мухоловка, потребовалось сесть гималайской синице. Мухоловка поспешно уступила ей место и улетела. Синица держала в клюве небольшую серую гусеницу. Она начала энергично колотить ее о сучок и сбила все волоски. Гусеница обратилась в мягкий мешочек, наполненный жидкостью. Синица вспорхнула и полетела с добычей вглубь рощи.

Журчание речки, прохлада в густой тени, аромат каких-то цветов, на которых жужжали пчелы, — все это успокаивало и я задремал.

Разбудило меня ржание лошади. Под навесом лесник привязывал своего коня.

Широкоплечий, с небольшой черной бородой, он всегда удивлял меня своими голубыми спокойными глазами, которые казались большими на его загорелом лице. Обычно он всегда был рад приезжим и любил послушать новости. Но сейчас лесник смотрел куда-то в сторону.

Он вскинул на меня глаза и сказал:

— Век прожил в этих горах, но такого не видывал. В третьем отщелке, вверх по Аксу, есть родник в самой вершине. Знаете, за поворотом?

Я удивленно посмотрел на лесника и кивнул головой.

— Так вот, туда ходят на водопой архары. Барс задавил уже двух. Приходит и лежит за камнем. Совсем отвадил архаров от водопоя. А близко воды нет. Вечером я поставил на этом месте волчий капкан. Сегодня утром поехал проверить. Привязал коня внизу и стал подниматься. Подошел к скале, за которой родник, слышу, что-то звякнуло, словно подкова о камень. Но ведь я один тут езжу. Никто не может попасть сюда, прежде чем не заедет ко мне. Так, думаю, почудилось. И пошел вперед.

Внезапно в десяти шагах, из-за камня поднялся на дыбы медведь, гремя железом!

«В капкане!» — мелькнула мысль, и я сдернул с плеча ружье.

Небольшой медведь беспомощно стоял передо мной. Его задняя лапа была в тяжелом капкане. Я поднял ружье к плечу и прицелился медведю между глаз. Медведь закрыл глаза передней лапой. Как человек…

Я вздрогнул и опустил ружье. Медведь тоже опустил лапу и смотрел на меня без всякой злости, топорща свои круглые уши.

Мне приходилось убивать много медведей. Но такого «ягненка» пришлось встретить впервые. Не он ли это подкарауливает архаров? И я снова поднял ружье к плечу, медведь опять закрыл голову лапой.

Очевидно, рука у меня все-таки дрогнула, когда нажимал спуск, и пуля только обдала ветерком правый висок медведя. Он мотнул головой влево, рявкнул каким-то плаксивым голосом, бешено рванулся назад, оставив в капкане два пальца. Миг — и зверь исчез за скалою.

Я стоял, опустив разряженное ружье. Если бы медведь бросился не назад, а вперед, то не рассказывать бы мне сейчас вам об этом… Неужели зверь понял, что я ему сейчас всажу пулю и поэтому закрывал свою морду лапой? — взволнованно закончил лесник.

— Все это нужно понимать гораздо проще, — объяснил я леснику. Медведи, в особенности молодые, играя или повздорив, наносят удары друг другу по голове лапой. Мне не раз приходилось наблюдать в зоопарке, как молодой мишка защищает голову передней лапой. Видно, поднятое ружье медведь принял за лапу.