Ущелье барсов

Но однажды случилась беда. К полудню, когда за седлами охотников уже висели две лисицы и волк, беркут, разгорячившись, стремительней, чем обычно, кинулся на очередную свою жертву — старую волчицу. Мощный удар нанес он ей в спину, но, хватая морду зверя второй лапой, чуть-чуть промахнулся. Волчица, лязгнув зубами, рванулась дальше, а беркут тяжело взмыл вверх, но тут же упал на землю, волоча перекушенную ногу. Через месяц беркут поправился, но для охоты уже не годился. Усену, не знавшему, что делать с птицей, колхозники посоветовали отдать ее в зоопарк.

Странно было видеть седого человека, который прощался с птицей, как с родным ребенком…

Наша экспедиция ехала вниз по реке Или. Быстрое течение стремительно несло лодку. Если не грести веслами, не шуметь и не разговаривать, то много интересного можно увидеть, плывя по реке у самых ее берегов. Так было и с нами. Выехав из-за какого-нибудь мыска, мы неожиданно заставали на песке стаи уток и гусей. Тогда поднимался птичий крик, гогот, шум крыльев, а иногда раздавались и наши выстрелы… Ехали дальше. Снова тишина. Из-за крутого поворота мы наехали на волка, который спокойно лакал воду, забравшись по брюхо в реку. Серый разбойник поплатился своей головой за эту встречу.

После целого дня пути приятно провести ночь на берегу. Раннее утро. Около костра дежурные готовят завтрак. Солнце уже поднимается над горизонтом, и безоблачное небо снова обещает жаркий, душный день. Вдруг громкий всплеск привлекает наше внимание: огромный орлан-белохвост упал в воду и бешено бьет крыльями. С каждым взмахом он на миг поднимается над водой, но тотчас падает обратно, едва его крылья опускаются для нового взмаха. Приплясывая на одном месте, орлан сплывал вниз по течению среди каскадов брызг. В бинокль видно, как широко открыт его клюв. С каждым новым ударом крыльев орлан намокал все больше, делаясь тяжелей, и его взлеты становились все ниже.

— Он схватил тяжелую рыбу и не может теперь вырвать из нее когти. Скорей в лодку, иначе мы упустим хорошую уху! — крикнул наш проводник.

Через минуту мы гребли изо всех сил, направляясь на середину реки, лодка быстро набирала скорость. Орлан уже лежал на воде, распластав крылья и хвост. Временами он вздрагивал и начинал тонуть, но ударом крыльев опять удерживался на поверхности. Лодка подошла к орлану сбоку и проводник схватил его за крыло: птица бешено забилась, обдавая нас брызгами. Размах ее крыльев достигал двух метров. Но вот один из нас ловко схватил другое крыло. Проводник замотал голову птицы рубашкой, и она сразу затихла. Огромный осетр, в котором застряли когти орлана, вдруг забурлил около борта, вспенивая воду и чуть не вырвал из наших рук птицу. Я схватил орлана за ноги у самой спины рыбы и начал тянуть. Это была досадная ошибка — я вырвал из осетра когти орлана и он нырнул вглубь. С пленным орланом, но уже не предвкушая ухи, мы вернулись на берег.

Наша моторная лодка несется по Иссык-Кулю, легко рассекая слабую встречную волну. Яркое солнце так греет, что мы сняли шубы и едем в одних ватниках. В горах, покрытых снегом, — зима, а на озере — осень: оно не замерзает. Кругом по воде чернеют стаи диких уток, зимующих здесь. Недалеко плавают, вытянув шеи, лебеди.

Поворот руля — и лодка устремляется на одинокого лебедя. Расстояние быстро сокращается. Вот до птицы остается уже не более ста метров. Лебедь, распуская крылья, бежит по воде, громко шлепая лапами. Через несколько десятков метров он отрывается и летит над самой водой, медленно махая крыльями. Пролетев километр, лебедь грузно опускается на воду. Наша моторная лодка снова в ста метрах от него. Теперь лебедь бежит по воде вдвое быстрее, опять поднимается в воздух, но пролетев всего полкилометра, снова шлепается на воду, подняв каскад брызг.

Я устроился с длинным удилищем на самом носу лодки. На конце удилища петля. До лебедя всего тридцать метров, но он опять пошел на разбег. Наконец, измученный погоней, лебедь уже не в силах подняться на воздух: пробежав несколько десятков метров, он поплыл в сторону. Лебедь больше не пытался взлететь. Испуганно вытянув шею, раскрыв клюв и косясь на нас одним глазом, он плыл вперед, а моторная лодка тихим ходом шла за ним на коротком расстоянии. Вскоре я поймал петлей птицу. Она не могла улететь от нас не потому, что была ранена или больна. За зиму лебеди так жиреют на богатых кормах, что весной долго упражняются, прежде чем начать перелет через горы на север.

Несколько лебедей было поймано на Иссык-Куле в течение одного зимнего дня. Всех их мы доставили на зоологическую базу, а оттуда в зоопарк.

Песчаные барханы и щебнистая равнина сменяют друг друга. Дорога уходит серой полоской далеко вперед. Ни кустика, ни деревца, где можно было бы укрыться от солнца. Разве могут здесь жить какие-либо животные? Ведь на многие десятки километров кругом нет ни капли воды!

Но рано утром, пока нет ветра, тысячи следов покрывают пески барханов, как рябь от крупных капель дождя. Следы «степных кенгуру» тушканчиков показывают, что они всю ночь прыгали здесь на задних лапках, ставя их при прыжке не рядом, а одну за другой, как мы при ходьбе. Следы песчанок, черепах, ежей, каких-то жуков и ящериц видны повсюду. Извилистые полосы говорят, что тут ползали змеи. Все эти животные совсем не пьют: обитатели здешних мест довольствуются только влагой в пище.

Вот крупные свежие следы дрофы-красотки. Эти птицы тоже могут обходиться без воды.

Следы дрофы пересекают песчаный бархан и теряются. В бинокль хорошо видно все на несколько километров кругом, а дрофы нигде не заметно. Впрочем, это еще не значит, что поблизости ее нет. Окраска оперения дрофы сливается с цветом окружающей скудной растительности и щебня.

Несколько десятков шагов в том направлении, куда шли следы, — и мы невольно вздрагиваем от неожиданного шумного взлета большой птицы. Молодая дрофа взлетела совсем рядом; медленно махая крыльями, она летит над землей и вскоре опять садится на землю.

Хорошо видно даже без бинокля, как она бежит, но вдруг исчезает, словно кто накрывает ее сказочной шапкой-невидимкой: дрофа легла и совершенно слилась с окружающими предметами.

Молодая дрофа редко взлетает второй раз. Я машу шоферу. Вдвоем мы подходим к тому месту, где она села, но ее не видим. Нас обоих начинает разбирать охотничий азарт. Степь кажется совершенно безжизненной, а между тем крупная птица где-то рядом с нами. Мы напряженно вглядываемся в степь, точно в загадочную картинку.

Вдруг опять шумный взлет — шофер чуть не наступил на дрофу, и она поднялась вторично. Но на этот раз она отлетела недалеко и легла. Теперь ей не провести нас! Ее хорошо видно — вот она вытянула шею по земле и лежит неподвижно. Без особых предосторожностей мы подходим к дрофе с двух сторон и бросаемся вперед. Она взлетает, но мы успеваем ее поймать в воздухе.

Солнце только что поднялось над степью. Пышные травы еще сверкают капельками росы. Наша автомашина уже несется по дороге, оставляя клубы пыли и разрушая узоры ночных следов животных.

Впереди двигаются какие-то птицы. Когда подъехали ближе, стало видно, что это журавли ловят кобылок. Холодная роса сковывает движения насекомых, и вялые кобылки делаются по утрам легкой добычей птиц. Вот журавли высоко подняли головы, а один из них пригнулся и быстро побежал по степи. Остальные присели, как по команде, подпрыгнули и поднялись в воздух. Медленно махая крыльями, они полетели над самой землей. Тот журавль, что не полетел вместе с другими, быстро убегал все дальше и дальше к тростникам большого степного озера.

Дорога шла тоже к озеру, и наша машина понеслась со скоростью пятидесяти километров в час. Через несколько минут она поравнялась с птицей.

Оказывается, журавль линял и потому не мог лететь: его маховые перья выпали, и он недели на две уподобился наземному животному. Машина отрезала журавлю путь к тростникам, в которых он мог легко скрыться. Птица остановилась, подняла голову, посмотрела на нас и вдруг бросилась бежать обратно в степь. Пришлось свернуть с дороги и нам. Грузовик запрыгал по мелким кочкам, резко сбавив скорость. Беглец сразу начал удаляться от нас. Еще немного — и журавль убежал бы, но дальше от озера степь сделалась ровнее, и машина набрала скорость.