Страница 76 из 90
И вдруг сама жизнь все решила-вырешила.
На самое последнее заседание ворвался вдруг начальник ЧОНа* Климаков. Он всегда врывался. Его вопросы не терпели отлагательства. То восстание кулаков в мордве, то нападение кулацких банд на Шацк, то приближение антоновцев к линии железной дороги. И всегда дело кончалось поголовной комсомольской мобилизацией и выездом в угрожаемый район с оружием в руках.
_______________
* ЧОН - части особого назначения, составляющиеся из партийно-комсомольских работников для борьбы с бандитизмом.
Итак, врывается Климаков в кожаной фуражке, в красных галифе, бьет себя по сапогам плеткой и хочет что-то сказать, но приостанавливается, заслышав интересный разговор.
- Так-так, продолжайте, продолжайте, - говорит он сдержанно, винтовочки есть у них, гранаты и даже будто бы пулемет?.. Так-так, нам нужны такие разбойнички... Сшиби-Колпачок, Сшиби-Колпачок... очень подходяще!
- Да что ж тут подходящего? - возмутился наш секретарь Потапычев.
- А то подходяще, - сказал, отчеканивая по-военному каждое слово, начальник ЧОНа неустрашимый Климаков, - что угрожает нам не какая-нибудь лапотная банда, а части регулярной бывшей красно-казачьей дивизии изменника Миронова! Получена депеша. Вот!
И с треском вынул из-за обшлага бумагу.
- Вот так камуфлет, - сказал, закусив губу, Потапычев, - а все наши главные силы на помощь саранским коммунистам отправились.
- Ему дал жару наш бронепоезд в Саранске, а он решил дать нам жару здесь. Вы читайте, читайте. Уходит, гад, от разгрома тремя колоннами. Уводит своих казачков на Дон кружными путями, по-волчьи... И одна конная часть рванула через темниковский лес... По разбойничьим местам. Мимо Сшиби-Колпачка. Да и завернет как раз на нас...
Все притихли, воображая коварный план мироновцев, - на станции у нас поживиться было чем. И фураж, и мука, и прочее довольствие на складах... И прямой путь на Тамбов в объятия к Антонову. Волк волка чует издалека!
Выждал Климаков и предлагает - он всегда предлагал:
- Прошу полномочий использовать революционный энтузиазм вышеназванных красномольцев для борьбы с казачьей контрреволюцией. Других вооруженных сил у меня под рукой нет!
Мы призадумались.
А товарищ Горбунов тихо произнес:
- Что ж - используйте против стихии стихию!
- Вот-вот, как при лесном пожаре - будем гасить огонь встречным огнем! - подхватил весело Климаков, любитель опасных дел.
И тут же, окинув взглядом нашу молодежь, остановил свой взор на мне.
- Представителем укома поедешь? - ткнул он в меня указательным пальцем.
Конечно же, как не поехать, какой комсомолец откажется побывать в деле с самим Климаковым. Позор трусу, слава герою. Я вскочил с места и очутился у него под рукой.
Пока нам заготавливали мандаты, Климаков носился по двору укома, покрикивая:
- Бекетов - зыбку! Катя - гранаты! Федя - листовки!
Бекетов - это был шофер удивительного автомобильчика, который слушался одного его. За зыбкость прозвал его Климаков зыбкой. У Кати, нашей уборщицы, хранил он в каменной нише гранаты. А Федей звался старый типографщик, у которого были припасены листовки, на все случаи подходящие.
Вот и сейчас он принес охапку желтых, как осенние листья, листовок с огненными словами:
"Трепещите, тираны! Вооруженный народ не пощадит вас!"
И еще что-то такое. По какому случаю она была напечатана, все давно забыли.
Нам все равно, что там ни написано, - была бы погрозней. Как же это проезжая на автомобиле, не разбрасывать по селам листовки? Без этого нельзя.
В одночасье машина была укомплектована, и мы помчались.
- Ну, держись, парень, поехали с орехами... - хлопал меня по плечу Климаков радостно, словно вез на свадьбу. - Так ты говоришь - разбойнички? Лихие, удалые, молодец к молодцу! Знаю-знаю сшиби-колпачковцев. Народ там статный, рослый, красивый и озорной - я те дам! Там деды и прадеды век пошаливали, при царе живали по принципу "грабь награбленное", как же им в революцию не пошалить!
И, прикусив язык на ухабах, выжидал ровной дорожки, чтобы сказать еще какую-нибудь шутку.
Он весь горел от нетерпения. Для него было мучительно ожидание драки - такой уж был характер. Если надо подраться, то уж поскорей, да и дело с концом.
По каждой встречной деревне проносились мы в дыму и треске мотора, в лае собак. И долго по нашему следу в клубах пыли ловили детишки разлетающиеся листовки.
- Для главного дела-то оставь, - удерживал мою щедрую руку Климаков.
Вскорости вскочила наша зыбка на гать, ведущую к Сшиби-Колпачку. Тут мы слезли и пошли пешком. Думаю, не нашлось человека, который пережил бы тряску по неотесанным бревнам на автомобиле.
Вот он, шатучий мостик, вот она, часовня, вот и ореховый куст. И, здрасте, - навстречу дежурные красномольцы.
- Наше вам с кисточкой!
Наверное, это от знаменитого колпака у них пошло.
- Революционный привет! - гаркнул Климаков таким зычным голосом, что потомки разбойничков оценивающе засмеялись.
Меня, конечно, обняли, как давно своего, бражника. Как по обычаю - с кем пображничал, с тем побратался. Ведь и главный-то ковш называется "братина".
Долго ли, коротко ли, очутились мы на паперти церкви, а перед нами все население Сшиби-Колпачка. Все пришли, начиная от старых стариков, слезших с печек, до младенцев на руках у матерей.
За красным столом - президиум. Со звонком, графином - как полагается. И товарищ Климаков разъясняет текущий момент революции.
Слушают - не пискнет младенец. Тишина. Только эхо отзывается на пламенные слова Климакова. И среди них такие:
- И идет тот изменник белый офицер Миронов по старой катерининской дороге. Громит Советы. Грабит церкви. Не щадит мужицких дворов. Известно, белые казаки - грабители. У них за каждым воякой в обозе телега с награбленным добром следует. И запасной конь...
При этих словах по толпе словно ветерком подуло, загудела толпа будто лес.
Ну, а потом Климатов бросал лозунги, я кидал листовки. Неслись крики "да здравствует" и "ура".
А к вечеру в результате нашей работы у церковной ограды выстроилось пешее ополчение сотни на две. Командовали им видавшие войну старые солдаты. Отдельно построился молодежный конный отряд под командованием Рубцового Носа.
С правого фланга стоял пулемет. Тот самый, про который ходила легенда. Он в грозный час оказался налицо. Чистенький, смазанный, заправленный пулеметной лентой.
Климаков не спрашивал, откуда он взялся, а только любовался его тупорылой мордочкой.
Воинственным здесь оказался народ - даже бабы вооружились косами да вилами.
Поповы дочки обрядились сестрами милосердия.
* * *
Подъезжая к чернореченским гатям, мироновцы и не думали не гадали, какая им уготована встреча. Деревни по пути попадались тихие, мирные. Никаких красных отрядов, никаких стычек. Приободрились казачки-изменники и ехали как на ученье, с песнями.
Так, убаюканные тишиной, втянулись они в темниковские леса, и вскоре застучали кованые копыта военных коней по бревнам знаменитых гатей.
Справа заболоченный непроходимый лес, слева топкая лесная трясина. Впереди узкая просека, и по ней одна-единая дорожка из набросанных поперек дубовых бревнышек. Неприбитые, непритесанные, все, как живые, ходят ходуном. Дробным говором под копытами говорят.
Непривычные к таким дорогам, казацкие кони ушами прядают, оступаются. Всадники песню бросили, по сторонам озираются. Строй сломался. Растянулись цепочкой попарно. Тишина сердца томит. Сороки, слетевшиеся к дороге, бормотаньем души тревожат.
Людей будто нет. Опасности ждать неоткуда, а становится изменникам как-то не по себе, и чем дальше в лес, тем все более сумно.
Неизвестная опасность хуже всего.
Закралось в души набедокуривших изменников нехорошее предчувствие. И недаром.
Товарищ Климаков - старый солдат, хватка у него воинская. Диспозицию такую, применяясь к местности, составил, что любой стратег позавидует. Потому что к воинскому уменью присоединил он революционный энтузиазм.