Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 44

Несколько секунд Шутова спасала растерянность немцев. Но вот один из фашистских летчиков заметил легкую добычу и ринулся к ней.

Затем второй, третий немец пошли в вираж, устремляясь за самолетом в погоню.

Теперь секунды решали жизнь и смерть Шутова.

А земля жила своей жизнью. Как только наши истребители спугнули стаю фашистских пикировщиков, пехотинцы поднялись и с громким "ура" ринулись за танками. Они ворвались в окопы, захватили доты и вражеские танки, зарытые в землю, и полностью овладели опорным пунктом.

Неожиданно внимание пехотинцев привлек самолет, с бешеной скоростью скользнувший в снег и покатившийся по ровному месту, вздымая снежную пыль. На самолете были красные звезды.

Когда машина остановилась, из кабины выкарабкался летчик. Все лицо его было окровавлено.

Он запрокинул голову к небу и, сорвав с себя шлем, что-то кричал.

- Ты что, ранен? - спросили подбежавшие.

- Нет, нет, смотрите, там же Тимур! Один против всех!

В небе продолжалось непонятное пехотинцам мелькание самолетов.

Вдруг о мерзлую землю гулко ударился горящий "мессершмитт".

- Вот этот меня хотел сбить! - крикнул Шутов.

По небу чертил кривую дымную полосу другой подбитый фашист.

- А это который его хотел сбить! - добавил Шутов и вдруг закричал: Тимур, держись, сейчас придут наши! Тимур, набирай высоту!

Фрунзе не мог услышать своего командира. Среди множества мелькающих в воздухе "мессершмиттов" трудно было заметить "ястребок" Тимура. Лишь иногда он давал о себе знать вспышками огня, словно стальное кресало высекало искры из кремня. Вся свора вражеских самолетов поднималась вверх спиралью, и Шутов понял, что Тимур, как орленок, не боящийся взглянуть на солнце, уходит все выше и выше под защиту ослепительных лучей. В небе ни облачка. Только там, наверху, фашисты потеряют его и разлетятся ни с чем.

И, наблюдая маневр друга, Шутов успокоился, захватил горстями снег и погрузил в него разбитое при ударе о щиток окровавленное лицо.

Он попытался глядеть на солнце, но оно слепило глаза. Все самолеты исчезли, словно растворились в пламенных лучах.

Вернувшись в полк, Шутов долго ждал возвращения своего друга. Не верилось, что он мог погибнуть.

Что там случилось - высоко под солнцем, - никто не знает. Никто не видел последнюю борьбу Тимура с врагами. Как громом поразило однополчан известие, что Тимур найден на земле мертвым.

Боевые друзья и товарищи с почестями похоронили его в березовом парке старинного русского городка Крестцы. В боях с вражескими самолетами летчики правили по нем суровую тризну. А вскоре Тимуру Фрунзе было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Так прославил свое имя достойный сын доблестного советского полководца.

ТАЛИСМАН

Удивительное дело - все летчики, как правило, попав под обстрел, стараются вывести самолет из-под огня, а этот летит себе прямиком в сплошных облачках разрывов.

Пройдет раз благополучно, возвратится, и еще раз идет под огнем, точно по ниточке, не дрогнув, не свернув в сторону. Бывало, пехотинцы обеих сторон, задрав кверху головы, следили за судьбой бесстрашного летчика.

Даже гадали: "Собьют, не собьют".

Немногие тогда знали, что в воздухе был знаменитый воздушный разведчик лейтенант Плотник. Вот уж действительно обладал выдержкой человек - не каждому дано точно вывести машину на намеченный для фотографирования и ревниво оберегаемый противником объект. Снимки, привозимые экипажем Плотника, никогда не бывали холостыми; каждый раз на пленке обнаруживались то змеи автоколонн, то пауки скрытых аэродромов, то скорпионы огневых точек. Особенно он любил фотографировать их дважды - "до" и "после": до того, как накрыла наша авиация, и после бомбовой и штурмовой обработки.

У него был даже альбом, подаренный дешифровщиками на память о выслеженном им фашистском зверье. На больших снимках можно было полюбоваться и скорпионами, раздавленными до того, как они успели ужалить, и удавами танковых колонн, разбитыми до того, как успели развернуться, и пауками аэродромов, приколотыми темными кнопками разрывов. Как мухи с оторванными крыльями, просматривались в паутине взлетных дорожек разбитые самолеты. Но однажды между ним и дешифровщиками возникла тяжба.

Лейтенант доложил:



- Нашел действующий аэродром!

Дешифровщики рассмеялись:

- Давно выведенный из строя, заброшенный, как старое решето! - и показывали воронки на взлетных дорожках, свалку старых побитых машин на краю, у самого леса. Некоторые самолеты с поломанными плоскостями и отбитыми хвостами так и торчали посреди летного поля, где их застала бомбежка. Какой же это действующий аэродром?

Но Плотник был упрям. Еще и еще привозил он снимки разбитого аэродрома и требовал рассмотреть точней. Здесь разгадка! Иначе почему же истребители противника встречают его на подходах к этому "заброшенному"? Почему внезапно дают букет огня скрытые в лесу зенитки, надеясь сбить?

И вообще, где приземляются самолеты, снабжающие по воздуху окруженную в лесах и снегах зарвавшуюся группировку вражеских войск?

Чутье не обмануло Плотника. Однажды он явился на спорный объект перед вечером и сфотографировал его при косых лучах заходящего солнца.

И что же - у многих бесхвостых и бескрылых самолетов тени не совпали с очертаниями.

Тени поврежденных машин, брошенных в беспорядке на летном поле, имели нормальные крылья, хвосты. А воронки - те совсем не имели тени, хотя у каждой ямы западный край при заходе солнца должен отбросить темную полосу.

Ларчик открывался просто: воронки на взлетных дорожках немцы изобразили при помощи сажи, а увечья самолетов - при помощи белых холстов, закрывающих то часть крыла, то хвост.

Сконфуженные дешифровщики спешно доложили командованию результат, и внезапный налет наших бомбардировщиков быстро сравнял разницу между предметами и их тенями.

- Везет вам, Плотник, - говорили лаборанты, - просто везет!

- Ой, не сглазьте! - шутливо пугались лаборантки за своего любимца, веселого лейтенанта.

- А я "глаза" не боюсь, у меня же талисман есть! - отшучивался он.

- А ну какой, покажите, дайте посмотреть, Плотник!

- Черный кот? Обезьянка? Кукла?

Летчик вытаскивал из кармана часы. Большие, луковичные, с массивными золотыми крышками. Девушки-сержанты с любопытством брали в руки талисман и рассматривали какую-то картинку и надписи на золоте.

- Да это же именные, вот на них - ваша фамилия. "Лейтенанту Плотнику за чудесное спасение вороны!"

Насладившись девичьим смехом, лейтенант отбирал часы и, взвешивая их на руке, говорил:

- Единственные в мире... Не каждому доводится такое.

- Ну расскажите, Плотник, расскажите!

- История эта случилась перед большими летными маневрами. Я вывозил на тренировку парашютистов. Сбросил очередную партию, смотрю - один за мной тащится. Раскрыл парашют раньше времени и зацепился стропами за хвостовое оперение самолета.

Указал на него штурману. Стали отцеплять. И так и сяк - ничего не выходит. А парашютист подтянулся к самому костылю, завернул стропу вокруг стойки и катается себе, как на карусели, - ловко устроился. Кружились мы до последней капли бензина. Пора садиться.

Смотрю на него и думаю: "Ах ты ворона несчастная, ведь тебе жизни осталось две минуты, тебя же костылем пришибет!"

Штурман спустил ему ножик на бечевке: режь, мол, стропы, у тебя же запасной парашют. Он поймал ножик и сунул в карман.

Никогда в жизни я так не сердился. Решил идти на посадку, смотрю народу полон аэродром, все смотрят на нашу "ворону". Знаю, что среди командиров сам Ворошилов. "Неужели же, - думаю, - на глазах у всех убивать человека? Неудобно". И тут я выкинул фокус.

У границ нашего аэродрома накануне канавокопатель вытянул большую траншею для водопровода, вот я на нее и пошел. И так точно прицелился вдоль траншеи, что при посадке костыль повис над канавой.