Страница 1 из 2
Федор Зуев
ХИТРЫЙ МИЛАВКИН
Ни день, ни два - целую неделю дул северозападный ветер. Дул порывисто, со свистом, катал водяные горы. Яростно трепал верхушки деревьев, срывал листву.
"Кто в такую пору захочет разбойничать, даже на осетров?" - думал я, поджидая на катере участкового инспектора рыбоохраны Бориса Прокофьевича Милавкина.
Но он явился в полной "боевой". Высокий. В плечах косая сажень. В мокром от дождя прорезиненном плаще. С "вальтером" и неразлучной кожаной планшеткой. Прикрыв за собой дверь рубки, с сожалением проговорил:
- Если не утихнет, ехать опасно. Может "положить" сразу же, как только отвалим от причала.
- Что же, подождем часок, - согласился я с предложением инспектора, тем более что Бориса Прокофьевича поддержал и капитан катера.
За разговором просидели до полуночи. Уже хотели возвращаться в город и капитан уже начал выключать свет, как вдруг к берегу подошла на веслах лодка.
- Кто? - спросил Милавкин у сходивших на берег людей.
- Ты, Борис Прокофьевич ? - вместо ответа спросил мужской голос.
- Я, а ты кто?
- Зайцев. Не узнаешь?
- А, председатель. Ты что-то не своим голосом говоришь, - заметил Борис Прокофьевич, узнав в одном из подъехавших председателя Вольского рыбколхоза Зайцева. - Где это ты в такую бурю бродил?
- В Тупилкинской бригаде на собрании. В Иргизе было тихо, а выехали на Волгу - думал, концы отдадим. Такой ураган...
- Один?
- С бухгалтером. А ты куда собрался?
- Хотели посмотреть планы.
- У приверха не то плавают, не то охонят. Да только не советую в такую. Им за островом тихо, а ты вряд ли доберешься.
С погашенными огнями катер шел по взъерошенной Волге. Обгоняя друг друга, волны яростно обрушивались на катер, перекатывали через рубку. Вода застилала лобовое стекло. Капитан злился, как злятся все в шторм.
Войдя в приверх острова, заглушили дизель. Судно, подхваченное ветром, бесшумно шло к тому месту, где должны были быть браконьеры. Вскоре катер навалило на кусты. Пересев в спущенную на воду лодку, мы по течению спустились вниз.
Встали у берега. Тут было тихо. Ураганный ветер, смятый крупными деревьями острова, еле долетал сюда. Здесь он только морщил рябью воду. А напротив широких прогалин, как бы злясь на свое бессилье, срывал белые барашки волн и яростно швырял их на песчаные берега и прибрежные кустарники.
Была глубокая, наполненная ветром и шумом взбудораженной воды ночь. И, несмотря на бушующий над островом ураган, чуткое ухо инспектора уловило глухой скрип уключин, обрывки голосов ничего не подозревавших браконьеров. С каждой минутой голоса их росли, приближались. Уже слышны удары весел о воду. Вот и лодка выплыла на середине, против нас, остановилась. Разговор на ней стал громче. Донесся смешок. Борис Прокофьевич, всматриваясь в силуэт лодки, легонько тронул меня за плечо и прошептал:
- Шашковую перебирают.
- ...а здорово будет, когда вернемся домой, - долетел с лодки голос.
- Не загадывай. Сначала дело сделай, - проговорил другой.
- Сделаем. Не трусь. Он не дурак, чтобы в такую...
Под "он" браконьеры имели в виду инспектора рыбоохраны. А Борис Прокофьевич сидел рядышком в лодке и слушал разговор ничего не подозревавших осетрятников.
- Да он тоже хитрый. Не выйдет сюда, так на берегу подцепит. Табань! крикнул один из браконьеров.
Лодка подошла еще ближе, и нас теперь отделяли лишь кудрявые кусты тальника. Мы уже хорошо могли различить не только силуэт лодки, но и сидящих в ней людей: один из них подавал лодку веслами в нужном направлении, другой, на корме, держал спускавшийся в воду
конец шнура. Вот он сделал несколько перехватов, и последовал рывок. Сбоку яростно выбросилась крупная, упористая рыба и накренила лодку на бок.
- Один есть! - донеслось с кормы лодки. Выскочив еще раз в воздух, осетр снова ушел в глубину. Затем круто повернул в сторону и, оставляя пузырчатые буруны, начал медленно, но упорно кружить по протоке.
То подтягивая шнур к себе, то с придержкой отпуская его, сидевший на корме человек терпеливо, без рывков выматывал рыбу. Конечно, силы были неравными. За несколько минут отчаянного поединка осетр утихомирился. Перевернувшись белым брюхом вверх, он показался над водой, словно плавающая колодина. Человек осторожно подвел его к лодке.
Сидевший за веслами другой с кошачьей гибкостью перегнулся через борт и с невероятным проворством подцепил рыбу острым крючком багорика. На браконьеров шарахнулись тысячи колких холодных брызг.
- Бал-да! - донеслось с лодки. - Багрить не научился! Бей под жабры! И еще раз переметнул на лодке скользкий шнур. - Еще один сидит. Готовь багорик.
- Вот это улов, - проговорил человек с ба-гориком, переваливая через борт второго осетра. Килограммов тридцать потянет!.. Третью снасть тоже проверим или на сегодня довольно?..
- Довольно! - Это усиленный мощным динамиком мегафон разнес над водой басовитый властный голос инспектора. Глухое эхо отдалось на острове, звонко отскочило обратно в воду, звук гремел и шарахался из стороны в сторону.
Браконьеры на мгновение замерли.
- Заводи мотор, - прохрипел злобный голос с лодки. - Заводи!
Послышалось глухое урчание стартера. Второпях мотор не заводился.
- Заводи же!! - орал стоявший с веслами человек.
- Поднажми, - торопил меня участковый. Я успел сделать несколько взмахов веслами.
До браконьеров оставалось двадцать-тридцать метров. Пронзительный луч прожектора ослепительно ударил с катера, воткнулся в борт лодки, отпечатал на ней чуткие тени двух метавшихся людей.
В этот миг взревел газовский мотор. Лодка рванулась птицей и полетела в темноту.
- Стой!! - заревел в мегафон Милавкин. Браконьерская лодка развивала скорость, но шквальный ветер трепал ее на крупных волнах.
Чувствуя, что от катера им не уйти, браконьеры круто свернули в разливы, где по отмелям катер не мог ее преследовать. В небо взвилась ракета. Но на воде уже никого не было.
- Упустили! - не скрывая огорчения, высказал я инспектору.
- Не отчаивайтесь, - спокойно заметил Борис Прокофьевич, браконьеры-то известны! Сами придут. Поворачивай, Ваня, к при-верху рыбного острова, - распорядился инспектор. - В заливе против огорода Куприянова остановишься.