Страница 5 из 6
Я грешным делом подумал: а что если Владимир подыгрывает мне, чтобы не противоречить задуманной концепции? Что если он, пусть даже бессознательно, подстраивается под схему идеального героя, каким тот представляется по литературе? Испытание славой является одним из самых искупительных, к тому же человеческий организм начисто лишен защитной реакции против такого испытания. И люди, не выдержавшие этого экзамена, не склонны сознаваться в провале, даже когда он очевиден для всех. Но у Затворницкого не было причин таиться от меня. Слишком хорошо мы знали друг друга, чтобы подыгрывать под схему. И он словно угадал мои суетные мысли.
- Вот что скажу, - продолжал Владимир. - Я ею скоро накушался, славы той. Вкусил, как говорится. Через что понял? Да через собственный карман. Непонятно? А я быстро сообразил. Слава моя по карману бьет. Я выступать еду, опытом меняюсь, а мои ребята тем часом вкалывают. Им прогрессивка, а мне только среднемесячная. И моральный момент. Они работают, а я по клубам катаюсь. Ребята мне ничего не говорят, но я же сам понимать должен. Другое дело, когда на общество работаю, депутат там или еще кто.
Разговор получался доверительным, безутайным, и я решил завершить его на той же степени откровенности. Только один вопрос и оставался у меня: почувствовал ли Затворницкий какие-либо преимущества, получив Золотую Звезду Героя?
- А как же? - с улыбкой отозвался он. - Началась спокойная жизнь, особенно дома. Полина больше верить стала. Раньше, бывало, задержишься на вечере, придешь позднее обычного, она в упреки, не верит, что я по делу отсутствовал. "Заседал, а пришел с запашком". У мужчин-то разные заседания случаются, а она ни в какую. Или рыбалка. "Где рыба?" - спрашивает. А зачем мне рыба? Я ее раздавать люблю. Но как началось недоверие, пришлось привозить с собой. Так я нарочно самую мелочь выбирал или с другими менялся, пусть она с этой мелюзгой возится. А с героем сразу полегчало. Чувствую - верит. Мне-то рыбалка не для рыбы нужна, а для тишины и сосредоточенности. Мне эту рыбу домой даже лень везти. А у других не ловится. Отчего тут не посочувствовать. Ребята на берегу удивляются. "Как же ты всю рыбу раздаешь? Не боишься скандала?" - "А мне моя верит", отвечаю. Ребята вздыхают: "Повезло тебе".
Рыбацкая история порядком смахивала на охотничьи рассказы, но я-то верил: Затворницкий не преувеличивает, разве что на жену чуть наговаривает. Какие еще нужны ему привилегии от геройского звания? Как-то мы отправились в совместный поход в кино. Картина была ходовая, хвост очереди выполз на улицу. А за стеклянными дверьми на нас призывно глядело объявление, которое во многих местах общего пользования красуется: "Герои... получают билеты вне очереди". Я толкнул было в бок своего героя, но тот прикинулся неграмотным и мужественно выстоял весь хвост. Только после кино обронил: "Зря стояли, смотреть не на что".
Вот и получается, что главная привилегия славы - доверие. Не только от жены, но и от всего общества. Но ведь и не может быть привилегии более высокой, какой разговор. И мне кажется, Владимир Затворницкий отчетливо сознает это.
Тут я остановился в некотором раздумьи: имею ли я право печатно и, следовательно, многотиражно рассказать о тайной слабости Владимира Затворницкого, которая, кстати заметить, также является привилегией славы? И решился - скажу. Тем более что Затворницкий и не таился передо мной. Я прямо ахнул, когда увидел эту туго набитую коробку. Вырезки из газет и журналов, грамоты, печатные благодарности, отслужившие срок удостоверения, листки и брошюры, а в них призывы и описания починов, фотографии, обязательства и прочая, прочая - вся трудовая и общественная биография героя в концентрированном виде уместилась в старой коробке из-под деда-мороза. Но только не дед-мороз принес ее в подарок, а трудом она добывалась. Первая грамота помечена пятьдесят третьим годом, на углах сохранились дырочки от кнопок (висела на стене). Я не видел той стены в общежитии на Истоминке, но могу представить себе ее многокрасочность: материала для этого хватало. За иными вырезками Владимир гонялся с настойчивостью заядлого коллекционера, другие сами давались в руки. В любом случае коллекция могла значиться уникальной.
- Больше для детей собирал, чем для себя, - пояснил Затворницкий с несколько виноватой улыбкой (хотя какая тут вина?). - Мне-то они теперь ни к чему, а им, может, пригодится для будущего интереса. - И посмотрел на маленького Андрея, который углубленно играл в углу на ковре, не подозревая о редкостном своем наследстве.
Поскольку мы уж в гостях у Затворницких, придется пройтись по квартире. Андрей уже перекочевал в соседнюю комнату, надувает голубой шар. Люда сидит в третьей комнате за учебниками. Она появилась на свет чуть позже первой грамоты, кончает десятый класс, значит, начинаются новые заботы с институтом.
Полина Николаевна жарит на кухне цыплят. Коль я краем пера уже задел ее, придется и ей дать ответное слово. Прослушав рыбацкую историю в моем пересказе, Полина Николаевна расхохоталась:
- Да он просто рыбак никудышный, оттого и приходится цыплят жарить. Бегает всюду за заграничной леской, поедет сам туда, обязательно крючки привезет какие-нибудь самые новейшие. А что толку? Не знаю, как он там дома ставит, а насчет рыбы это уж точно, не умеет он ее брать.
Кому же теперь верить? Припомнились два случая, когда я был зван на уху, и оба раза давался отбой по причине нехватки сырья. Или рыба перевелась в Подмосковье? Другие что-то не жаловались.
- Рыбалка в наше бурное время нужна не ради рыбы, а ради отключения, это я говорю, на зарумянившихся цыплят поглядывая.
Полина Николаевна продолжала улыбаться:
- Если я рыбы в магазине не куплю, то и не будет ухи.
- В доме назревает семейный конфликт, - так я продолжаю, надеясь вызвать Полину Николаевну на разговор.
И дождался.
- Значит, пожаловался он вам на меня? Тогда и я отвечу. Вам-то он не скажет, но я-то вижу. - Полина Николаевна уже не улыбалась, тень сосредоточенности набежала на ее лицо. - Все у него для работы, для бригады. А для дома? Людочке в институт поступать, а он отмахивается: сами решайте. Сколько у него нагрузок: депутат, делегат, член президиума в профсоюзах, член горкома, заседания, конференции, съезды. Разве можно на одного человека столько наваливать? Вижу его полчаса в сутки. Придет домой - и с ног валится, посидит с маленьким Андрюшкой, гляжу, сам с ним заснул, опять ни о чем не поговорили, а завтра опять подниматься в пятом часу разве это жизнь? Два года в театре не были...