Бонжур, Антуан !

- Партизан - это буквально соратник.

- Значит, мы твои партизаны?

- Нет, ребята, это я ваш партизан.

- Смотрите, как скромничает! Я его буквально не узнаю.

- Перед нами новый человек!

- А что? Нашампиньонился и сделался скромным - закономерная деградация.

- Скромность украшает даже штурманов.

- Наш Коля, к примеру, третьего дня не то что шампиньоны. - Комара съел. И ничего - помалкивает.

- Коля съел Комара? И вы молчите?!

- Наш Коля теперь в финале. Об этом знает весь мир и ближайшие планеты.

- Так он же в деревню ездил?

- Виват, Николя! Как же это произошло? Чистая или по очкам?

- По чистой положил его наш Коля. В третьем раунде. Комар и пикнуть не успел.

- Вот это номер! Коля в финале, а я про шампиньоны вам заливаю.

- Скромность, скромность...

- Комар для меня не проблема. А вот теперь в финале с Эдиком придется, это уже кое-что.

- Эдик - это штучка. Он гармоничен.

- Неужто в финале с Эдиком? А кто его сейчас тренирует? Когда финал?

- У Эдика правосторонняя стойка. И реакция у него на уровне. Берегись его левой.

- И вообще Эдик гармоничен.

- Зато с Эдиком интереснее. Будет на что поглядеть.

- Что вы, ребята? Коля самого Комара уложил. Да после этого Эдик сразу лапки поднимет. Он сдаст психологически.

- Эдик психологически не сдаст. Эдик гармоничен.

- Заладил. А Коля наш что - не гармоничен?

- У Коли коронка - встречный прямой. Садись на него в ближний бой, Коля, и все будет в ажуре.

- А чего же ты про Веру не спросишь? Скромность заела?

- Спрашивается, где Вера?

- Очнулся. Верочка отгул взяла по уходу за отцом.

- Волнующе и непонятно...

- Отцу операцию делали. "Излишки" какие-то вырезали. Так она теперь у него днюет и ночует.

- Сплошные чудеса. Что же толкнуло ее на этот героический шаг?

- Ты и толкнул, дольче Вита. Уж больно она задумчивая стала, когда ты ее в щечку чмокнул.

- О чем нашептывал ей у трапа? Признавайся открыто.

- Ребята, вы меня знаете. Я вас тоже. И я со всей ответственностью заявляю: я славы не ищу. Я рядовой советский труженик. Зачем я буду присваивать себе то, чего не совершал?

- Вот к чему приводят поцелуи в запрещенном месте.

- Здравствуй, Тиль.

В дверях стоял Командир, и в руках у него брюссельская газета. Я вскочил.

- Разрешите доложить, Командир. Штурман Виктор Маслов явился из краткосрочного отпуска. Готов приступить к своим обязанностям.

- Вы только поглядите, товарищи, что пишут тут про нашего штурмана. Командир развернул газету. - Узнаете?

Там я стоял в рост и сурово указывал пальцем. Фотография занимала два столбца. А по соседству в таком же формате был выставлен обмокший Щеголь. Он стоял на полусогнутых, изо всех сил закрываясь от меня руками, смешно у него получалось. Даже на застывшем снимке видно было, как у него поджилки трясутся.

- Так это же наш Витторио. Напартизанился он у них, как я погляжу.

- Насюзанился, напартизанился, наобонялся...

- "Русский Тиль мстит за отца", - с выражением сказал Командир, указывая на заголовок, набранный аршинными буквами.

- Смотрите, и медаль на кителе какая-то.

- Что вы, ребята, это не он. Он в это время питался шампиньонами.

- Первый раз вижу, ребята, честно говорю. Я тут совершенно ни при чем. Это все Антуан.

- Предварительный диагноз отменяется. Это не скромность, это корень кубический из скромности. Это святой наив.

- Я же говорил: перед нами другой человек. Перед нами - Тиль Уленшпигель.

- И мы ему верили...

- Ну зачем вы, ребята... - взмолился я. - Да еще при Командире.

- Приедем - разберемся в твоем поведении, - отрезал Командир. Доложишь в экипаже, что ты там творил...

- Я больше не буду, Командир, - ответил я. - Ведь и повода больше нет, отец-то у меня был один...

- Борт ноль сорок один слушает, - сказал Николай. - Командир, порт запрашивает вылет.

- По местам, - приказал Командир.

- Правый готов, - сказал Виктор-старший.

- Левый готов, - сказал Командир.

- Приступить к проверке системы, - сказал Сергей.

- Вас понял, - продолжал Николай. - Видимость пять километров, ветер северо-северо-западный, до трех баллов.

- Скорректировать маршрут, - сказал командир.

- Ветер северо-северо-западный, до трех баллов, маршрут принимаю, ответил я.

- Выходим на ВПП, - сказал Командир.

Ведомая тягачом машина беззвучно качнулась и тронулась с места, заносясь правым крылом. Мы разворачивались, и я увидел здание вокзала с галереей. Антуан стоял в стороне от прочих, у меня сердце защемило, когда я увидел его одинокую фигуру на верхней галерее, вот так и мать стояла на краю поля, провожая меня.

Антуан заметил, как мы тронулись, и поднял руку.

Машина продолжала разворачиваться, вокзал проплыл и начал уходить за срез иллюминатора. А мы пойдем с полосы прямо на север, и я не увижу Антуана сверху, там только вата облаков и общие планы.

Я на секунду оторвался от карты, чтобы последний раз глянуть в окошко:

- Оревуар, Антуан!

1968-1971