Бонжур, Антуан !

- Мой пиджак! - вскрикнул он. - Мои ключи!

Ключи - это неплохо.

- Мой паспорт, мой билет! Он стоил сорок две тысячи!

Паспорт и билет - это замечательно, это как раз то, что надо! Хороший был у тебя билет - на сорок две тысячи, это же восемьсот долларов, дальний билет - и весьма. Я постарался припомнить расписание рейсов, которые видел в "Паласе", там стояли и цены. Нет, сегодня ты уже не улетишь, Щеголь!

- Мой адрес! - продолжал он взвизгивать все громче.

Я что-то не понял, как тут реагировать - радоваться или дивиться. Вот когда все сцепилось до последнего камушка. Вопли над затхлым каналом сошлись со знаком Альфреда. Я подошел к Антуану.

- У него был билет на рейс КЛМ - 843 Амстердам - Сидней. Спроси-ка у него, Тото, про этот адрес. Но... с подходцем.

Антуан всегда понимал меня с полуслова. Он сунул руки в карманы, вразвалочку подошел к Щеголю.

Потом нагнулся над ним и ласково шепнул:

- Если ты забыл адрес, Щеголь, я тебе помогу, но только - молчок! Запомни раз и навсегда: Веллингтон-стрит, двенадцать.

- Тридцать четыре, - машинально отозвался Щеголь.

- Привет от Чарли! - Антуан щелкнул его по кончику носа. - А телеграмму ты уже дал? Не забыл ли ты пароль, Щеголь? Могу напомнить. Каково-то тебе сейчас, "дружочек"?

- Мне очень плохо! - И только тогда до него дошло, что он сболтнул. Он закрыл лицо руками и, наверное, попробовал проглотить свой язык, но у него и это не вышло. Колени его подогнулись, и он присел в натекшую с него лужу.

Я подошел, чтобы рассмотреть его поближе. Я глядел на него даже с нежностью. Слабоват ты стал, Щеголь. В тираж пора. А то что же получается: Луи на пенсии, Антуан ишачит на тебя, как вол, бедного Ивана ты прижимаешь. А сам позваниваешь колокольчиком и шатаешься по всему свету вплоть до иностранного города Сиднея? Да здравствует неравенство! Да? Так больше не пойдет, мой миленький!

Констант ничего не поняла из разговора Антуана со Щеголем.

- Привет от Виля, господин инспектор.

- Кто это такой? - спросил он.

- Мне, право, неудобно, господин инспектор. Я же иностранец... Спросите у своих соотечественников, об этом Виле вся Бельгия знает.

Констант захлопала в ладоши. Я подошел к Щеголю и приподнял его за подтяжки.

- Примите, господин инспектор, этот ценный груз. Перед вами четвертый участник ограбления льежского банка, совершенного в сентябре сорок четвертого года полковником Вилем. Не так ли, мсье экс-президент?

Тот помалкивал.

- Се ля ви, - сказал Антуан.

- Папку "кабанов", похищенную из архива генерала Пирра, вы можете взять в портфеле, господин инспектор. У кого есть вопросы?

- Но мотив, мотив? - с улыбкой подивилась Констант.

Я просвистел ей песенку "Как прекрасно пахнут ананасы". За меня ответил Антуан.

- Он очень хотел разбогатеть. Сорок лет, а он все еще рядовой учитель. И война уже кончается. На войне он тоже не стал героем. И тут он узнает, что полковник Виль собирается совершить налет на банк, но вся четверка уже укомплектована. Двое рядом с Вилем, они ближайшие его помощники, их не тронешь. А четвертый, Альфред Меланже, в лесу. И он предает "кабанов" вместе с их командиром, чтобы занять вакансию. Заодно он получает самое надежное в мире алиби - могильную плиту, потому что тут ему еще раз повезло: в день освобождения Льежа погибает его кузен Поль Делагранж, и Мишель берет себе его имя, надежно и казалось бы навеки прикрыв свое преступление могильной плитой. О том, как он переменил имя, я уже рассказывал, для большей безопасности он разделил чужую фамилию на три части. И полковник Виль безбоязненно оставляет его в Бельгии, потому что ему надо иметь тут своего человека. Мишель заработал свою долю: тридцать семь миллионов двести пятьдесят тысяч. Капитал требует вложений, и тогда он вступает в сговор с бароном Мариенвальдом... Остальное, как говорится, дело техники. Я надеюсь, что наш инспектор достойно справится с этой задачей.

- Ну что, ж друзья, - я обнял Антуана и Виллема, - дело о "кабанах" можно считать завершенным.

- Дело об особом диверсионном отряде "Кабан" и полковнике Виле только начинается, - возразила Констант, деловито защелкивая футляр аппарата. Это будет лучший заголовок года, но я вам его не скажу.

- Мерси, сударыня, - я поклонился.

- А теперь мы пойдем в кабачок, - предложил Антуан. - Я знаю тут одно местечко, куда, бывало, хаживали Тиль и Ламме Гудзак. Там и поговорим. Кажется, мы сегодня еще не завтракали.

- Сначала вы пройдете в полицию, - сурово заявил инспектор, - и я составлю протокол.

- Кончай тянуть резину, инспектор, - сказал я ему. - Мы приглашаем.

- Все-таки вы хулиганы, - сказала Ирма по-русски, но ее никто не понял.

ГЛАВА 28

- Салют, Серж! С бонжуром, ребята...

- Чао, Витторио. С благополучным.

- А-а, привет! Выражаю тебе свое полное. Как съездишенз?

- Банзай гезунд, Витю-сан. Кахен твейн делахт?

- Комси комса, или, по-нашему, абсолюман. А каки васи делаете?

- Токанава тояма, что означает в переводе: на том же уровне плюс пять процентози.

- Значит, у тебя все о'кэй?

- Ах, ребята. Если бы вы только видели! Этого ни в сказке сказать, ни пером написать, вы никогда не поверите, вы никогда не узнаете. Это надо видеть, это надо чувствовать, это надо обонять; какие шампиньоны я ел в сметане, это же умереть!

- Смотрите на него - он уцелел!

- Как же ты выжил, бедненький? Аж осунулся. Просто глядеть на него невозможно, до чего он осунулся.

- А нам оставил?

- Нам он выдаст сухим пайком.

- Честно говорю, ребята. Какие шампиньоны! Такие и в сладком сне не приснятся. Сюзанна, жена Антуана, готовила.

- Я всегда знал: в нем погиб великий чревоугодник.

- Значит, он еще и насюзанился? Вот это парень!

- А что? Осанка у него вполне. Сразу заметно: человек ел шампиньоны.

- Клокочете мелкой завистью? Насчет Сюзанны ты мимо дал, Сержик. Я же вам от души рассказываю. Этот Антуан, знаете, какой парень! Антуан - это человек.

- Партизан?

- Что за вопрос!

- А как по-ихнему партизан?

- Так и будет - партизан. Это же французское слово.

- А я-то думал, что партизаны только у нас были. Выходит, мы их у французов позаимствовали?

- Что же сие означает?