Страница 39 из 41
К всеобщему удивлению выяснилось, что ученый происхождением из доброго дворянского рода и отец его являлся двоюродным братом почтенного князя Константина. Хоть и велика земля Российская, да тесно переплетены в ней людские судьбы. Горечь от того, что южные скиты обезлюдели сменилась радостью от появления в их общине близкого родственника всеми почитаемого великомученника и первооснователя скита.
В ученом обнаружилось в высшей степени приятное сочетание добрых свойств верного набожного старообрядца с глубокой и всесторонней просвещенностью и знанием современной жизни в миру.
Беседа затянулась допоздна пока наконец, наконец, Лука не предложил:
-По русскому обычаю, по старому завету, гостя в бане парят. Пойдемте прочистим жаром грешную плоть свою.
Баню вытопили сухими березовыми дровами. Дали выстояться. Диву дался ученый войдя в баню. Такой баней сроду никто не угощал его. Пол в предбаннике устлан пахучим сеном. Пышущая жаром печь завалена горой речных валунов. В бане на полках лежали обданные кипятком благоухающие травы: мята, чабер, донник. В углу стояла большая бочка с водой.
Запарили березовый веник вместе с багульником и кедровой хвоей. Черпанул ковшом и плеснул темный настой на каменку. Стало нечем дышать и словно огнем охватило тело. мужиков проняло потом.
Таким макаром, неспеша поддавая парку, разогрели баньку до того, что засмолились стены. Словно глаза затеплились и увлажнились навернувшимися слезинками тягучей смолы, сучки потолочных плах. Тело погрузилось в приятную истому.
Хлестались изо всей силы жарким, как огонь веником.
-Поддай, поддай еще! - в восторге покрикивал отцу Корней, - Прибавь парку! У-у, хорошо!.
Раскалившись до нутра он спрыгнул с полка и стремглав вылетев из бани бросился в яму ниже родника. Поостыв вбежал назад и принялся хлестаться пуще прежнего.
После бани все выпили по жбану настойки брусники. Долго сидели на лавке в предбаннике без конца вытирая спину и грудь. Еще выпили. И еще потели и все легче дышалось телу. Оделись во все чистое.
Ночью Корнея разбудила неясная тревога. Сначала смутная, словно тихий невнятный шепот, а перед рассветом он уже совсем не мог найти места от беспокойства.
-Дед? Неужто что случилось?
К притулившейся к серой, покрытой лишайниками скале лачуге деда он почти бежал. Пес поднялся навстречу тяжело и неуклюже. Для приличия вяло махнул хвостом. Сердце придавило гнетущее предчувствие.
Деда Корней нашел лежащим на нарах. Вид вытянувшегося костлявого тела не оставлял сомнений. Корней пощупал лоб - холодный.
-Опоздал! Деда, а я ведь привел в скит племянника твоего князя. Как жалко, что ты не дожил до этого! А посмотрел бы ты какое нетленное око я тебе принес.
В лачугу бочком, по-стариковски медленно прошел Космач. Потерся о ноги и сочувственно заглянул Корнею в глаза.
-Как тебе одному, Космач?
- Плохо друг, ой как плохо, но охраняю. Служба есть служба, - говорила его поза и грустные глаза.
-Надо идти за людьми. Ты пока здесь жди, не оставляй хозяина.
Корней направился по тропинке в скит, но не пройдя и пятидесяти сажень вернулся вспомнив про агат, лежащий кармане. Зайдя в каморку он застыл, крестясь:
-Чур, чур меня!
Старец сидел на шкуре с открытыми глазами. Увидев Корнея, чуть слышно произнес.
-Дождался я тебя, слава Богу!
Корней со слезами бросился обнимать деда и захлебываясь сказал:
-А я тебе нетленное око принес, - и с этими словами протянул старику камень с голубым глазом, - я тебе, деда, все, все расскажу...
-Погоди, сынок. Чую, мой срок земной истекает. Ждет Мать Сыра Земля. Прошу тебя, сохрани мои записки. Тут летопись нашей общины, мои умозаключения о жизни, лекарские наставления, полный травник. Ты их читал. Людям тоже пригодится. Богомольные книги в скит снеси. Пусть они там хранятся. Космача не оставьте. Старый он уже. Ухода требует. Мой наказ тебе - Худого во всю свою жизнь не делай. За нашу веру стой с твердостью непоколебимой. Старое православие духовная основа для счастия человека. Наш храм не церковь, а творения Божьи: горы, тайга, ее обитатели. Живи в ладу с ними и с заповедями Христа. Мертвого на Земле- матушке ничего нет. Все живые, а живому любовь и милосердие нужны. Через них и счастие повсеместно настанет. В мыслях не греши, злобу, да кривду гони из сердца. Душу в чистоте держи. Без креста, без молитвы и шагу не ступай, ни одного дела не твори. Тогда жизнь твоя и на небесах благодатью продлится. Плоть бренна. Бренны и дела людские, хотя они часто надолго переживают плоть. Дух лишь вечен. О нем заботься.
-Деда, а я знаешь кого нашел? Прямого наследника , племянника князя Константина. Очень ученый человек. Глубоко нашу веру знает.
-Не зря, сынок, именно ты его нашел. Для того тебя Бог и наделил любовью к странствиям.
Сказал, лег и тихо умер. На этот раз по-настоящему.
Корней безмерно скорбел по деду Никодиму. Он любил старца. Любил нежно и глубоко. Дед был ему настолько близок, что внук ясно сознавал, что потерял самого близкого по духу человека. И как только начинал думать о нем, на него тут же накатывалась такая неизбывная тоска, что он никого не мог видеть, ни с кем не желал разговаривать. Все валилось из рук. В голову лезли мысли о том, что на самом деле вполне мог бы воротиться из похода немного раньше и хоть несколько последних дней побыть с дедом. И, может быть, даже вылечить его , но если бы и это не удалось, то просто быть рядом. Эта горькая мысль не давала ему покоя.
Видя такое состояние сына Лука, пытаясь отвлечь его, предложил:
-Сынок, сходил бы ты к своим водопадам. Ты же знаешь, вода сможет тебя успокоить.
Обычно, придя к водопадам, Корней под них никогда сразу не вставал. Он любил постоять сначала на береговом уступе, полюбоваться красотой каскада. И сейчас он встал на свое обычное место. Порыв ветра, налетевший с речки, несколько раз обдал влажной пылью, тело каждый раз вздрагивало и постепенно стало наполняться жизненной энергией.
С этого места хорошо было видно, как речка, достигнув края уступа беззвучно срывалась в бездну загибающейся сплошной лентой. Которая, в падении, также беззвучно распадалась сначала на крупные, а чем ниже, тем более мелкие гроздья и с многоголосым шумом погружалась в кипящий котел, покидая его вся в пене. Объемные клочья, словно белоснежные парусники, с панической торопливостью устремлялись прочь от клокочущего котла по бурунистому течению до следующего водопада.