Страница 35 из 41
-Привет, я рад видеть тебя! Неплохо бы по такому случаю почесаться!
Ласково урча потерся головой о ноги и получив ответную порцию ласк, удалился.
Старец сидел под деревом и смотрел на тропинку.
-Чуял, что ты сегодня придешь. Возмужал! Долго ходил. Тебя там темные нехристи в свою веру языческую случаем не завлекли,
-Они может и темные, но люди честные, добрые и бесхитростные.
И он в подробностях поведал деду об этом небольшом народе. О их простых нравах, обычаях, о том, как они живут в ладу с природой. Особенно поразил деда рассказ о слепом охотнике.
-Вам, деда, они премного благодарны за те премудрости лекарские которым вы меня обучили.
-Душа радуется, что наука моя на пользу людям пошла.
Что-то нежное, теплое коснулось ноги Корнея. Космач! Уже лежит рядом, легонько бьет по земле хвостом и внимательно смотрит на друга.
-Тоже послушать хочет. Я ему тут за зиму всю летопись нашего скита прочитал. Так что он теперь тоже нашей веры и язык понимает совсем как человек. Я как запою псалмы, так он нота в ноту подпевает. Чисто дьякон!.
Я вам деда привез диковенный камень. У вас такого еще нет,- Корней достал из кармана красивый, гладко отполированный водой зеленый окатыш весь перевитый причудливыми разноцветными прожилками.
-Красивая штучка. Спасибо! Я рад, что ты доволен походом, что достойно перенес испытания, ощутил ценность и прелесть жизни. Каждый человек, сознающий бесценность данного ему Господом таинственного дара жизни не может не понимать, что дар этот непродолжителен во времени и надо попытаться успеть употребить его наилучшим образом и со значимым для всего человечества смыслом, чтобы через его осуществление продлить свое присутствие на земле.
Корней прогостил у отшельника три дня. Разговаривали они мало. Старец в одиночестве отвык от многословья. Скажет слово, улыбнется и опять длинно молчит. Зато улыбка у него была удивительная. Одна такая улыбка стоила хорошего сердечного разговора. А когда старец молчал, если смотреть ему в глаза, возникало ощущение, что он продолжает молча говорить.
Не надолго хватило Корнею спокойной, размеренной жизни в скиту. В нем ведь текла не только кровь оседлых основательных старообрядцев, но и кровь вечных лесных бродяг - эвенков.
Его путешествие принесло живущим без исхода во Впадине скитникам определенную пользу. Во первых, они узнали последние мирские новости, а во вторых, и это было самое главное, он принес боеприпасы, которых они не имели уже много лет.
Корней рвался отправиться еще куда-нибудь, но дозволения старца Маркела на новый дальний поход удалось получить только через три года благодаря тому, что на общем сходе решили искать ближние скиты единоверцев. Из-за родственных браков могло захиреть нарождающееся потомство и, чтобы не допустить этого, нужна была свежая кровь.
Кроме Корнея не было в скиту человека способного исполнить эту трудную миссию. Он, к тому же, теперь немного знал эвенкийский язык и мог, в случае необходимости, пораспрашивать на кочевьях где стоят староверские скиты.
Поскольку на востоке и юго-востоке от Впадины про скиты эвенки ничего не говорили решили, что Корнею лучше обследовать земли за Южным хребтом.
Новый поход.
Рано утром, перебравшись по галечному перекату через речку, Корней начал подъем по склону Южного хребта, с другой стороны хребта ему навстречу поднималось солнце. Подобие тропы ввело его в тесную ложбину с довольно крутым подъемом загроможденным щербатыми камнями. Большие скопления обломков черных пород напоминали крепости воздвигнутые для защиты подступов к перевалу. На гребне хребта путник и солнце встретились и радостно улыбнулись друг другу. Голый от земли гребень хребта покрывала мелкая щебенка каменной трухи и разбросанные тут и там бесформенные обломки гранита. В сравнении с речными валунами сразу бросалась в глаза разница между ними. В горах камни все острые, угловатые; поверхность у них шершавая, покрытая узорчатым лишайником, а на речке камни гладкие и все совершенно голые. Оно и понятно: вода веками шлифует их друг о друга, волоча по дну.
Не успел Корней хорошенько оглядеться и спланировать маршрут, как черным вороньем надвинулись брюхатые тучи на хребет стремительно поглотили все вокруг. В памяти скитника осталась только общая картина: широкие просторы таежного плато, испещренного темными прорезями ущелий.
Спускаться пришлось по межгорной расщелине, полагаясь только на интуицию, без четкого представления о местности. Но черные грозовые тучи, проседая все ниже и ниже, догоняли его. Корней двигался при видимости не более пяти сажен, надеясь, что скоро минует нижнюю размытую границу туч и сможет определиться с месторасположением.
Вопреки его ожиданиям, чем ниже он спускался, тем гуще становилась серо-фиолетовая влажная муть и вскоре он пробирался уже почти на ощупь, ориентируясь только на сердитое ворчание ключа. Рисковый, но не лишенный осторожности Корней понимал, что дальше, при такой видимости, идти становиться опасным, а главное, бессмысленным, из-за малой скорости передвижения. Поэтому он воспользовался для временного привала удобной скальной нишей. Выгреб из угла ниши нанесенный весенним паводком древесный хлам и вместе с красноязыким другом приготовился спокойно переждать непогоду.
Когда совсем стемнело он вызвал огнивом костерок. Маленькие язычки затрещали по сухим веткам и слились в трепещущую от радости встречи огненно-рыжую собаку. Вокруг сразу стало еще темней. Послушав энергичный треск возившегося в хворосте друга и баюкающий рокот горного ключа Корней, помолившись перед сном, пробормотал:"Извини, друг, я устал", и свернулся калачиком. Уснул сразу и крепко.
Но то, что началось вскоре могло поднять на ноги и покойника. Дело в том, что скитник имел несчастье расположиться на отдых в самом чреве вызревшей к тому времени грозы.
Первые же грозовые раскаты грома были настолько мощными, что оглушили его. Он подскочил на сотряснувшимся под ним гранитном монолите и ошалело завертел головой. Мутная чернота перед ним озарялась белыми вспышками. Они следовали одна за другой: то ослепительно яркие, то чуть видимые. Раскаты грома не затихали ни на секунду. Хлынул ливень. а по склонам застучали то ли смываемые ливневыми потоками, то ли срывавшиеся от сильных раскатов грома, камни.