Дела амурные

- Да, дела...

* * *

- Гаечка, я сегодня ужинать не буду. Был небольшой фуршет, выход на пенсию одного старшего преподавателя, ты его не знаешь. Так я уже и сыт.

- Авгурчик, а может быть, покушаешь немного? Ведь от университета добирался до дома почти два часа, немного хоть перекуси. У меня котлетки, картошечка и огурчики соленые.

- Ну, Гаечка, ты как всегда меня совращаешь, я не могу устоять. У тебя всё такое вкусной, а я посмотри, как растолстел в последнее время!

- Глупости это. Ты - мужчина видный, тебе полнота идет.

- А здоровье? Я же по университетской лестнице в два приема поднимаюсь!

- Вот это потому что ты перестал обедать дома. Хватаешь там, на ходу какие-то куски, откуда же силы возьмутся? Авгурчик, съешь хотя бы огурчик.

- Авгурчик, съешь огурчик... "Мусик, где же гусик?"

- Что? Какая-такая Мусик?

- Да нет, Гаечка, это я так, к слову.

- Э-э-эх! Посмотрите на этого кобеля! У него уже какая-то Мусик завелась! Эти студентки, им бы только найти преподавателя поглупее, да охомутать, чтобы он зачеты все поставил, и у других преподавателей слово замолвил. Вот так и пролезают в аспирантки, не мозгами, а ногами! А ты и рад, глаза выпучил, челюсть отвесил, козел старый!

- Гаечка, ну что ты такое говоришь? Ну откуда ты всё это взяла?

- Знаю!

- Ну откуда?

- Сама была студенткой.

- И ты так поступала?

- Что ты, с чего ты взял? Нет, конечно, но такие были и на нашем курсе.

- Помнится, ты же собиралась тебе в аспирантуру к Хохлову...

- Ну, так ты будешь есть или убирать все?

- А что там?

- Я же говорю: картошка, котлеты, огурчик.

- Ах, да... Но ты меня сбила! Я сейчас думал о чем-то важном.

- Поешь, и будешь думать. Никуда от тебя не уйдет твоё важное.

- Да, конечно...

- Аванс получали?

- Да, Гаечка, сейчас принесу.

- Сиди, ешь, я сама возьму. В правом кармане пиджака ведь у тебя кошелёк?

- И когда ты перестанешь шарить у меня по карманам?..

- Что? Не слышу! Погоди, сейчас подойду.

- Нет, ничего, я так, про себя... Гаянэ ты моя, Гаянэ... "Оттого, что я с севера что ль?" ... И ничего-то в тебе хорошего нет, кроме имени...

- Ты что-то говорил, милый?

- Нет, дорогая, это я Есенина вспомнил.

- Вот это что такое? Я укололась об это. У тебя в кармане лежала это вещь.

- Да, я забыл совсем. Надо отдать Глафире.

- Какой ещё Глафире?

- Техничке нашей.

- Старый ловелас, он уже и с техничками шашни водит!

- Ну что ты такое говоришь?

- Что вижу, то и говорю!

- Во-первых, я не понимаю твоего тона, во-вторых, я не принимаю твоих обвинений, в-третьих, техничка - тоже человек!

- "Техничка - тоже человек!" Ну вот, так и есть! И после этого он будет говорить, что он не принимает моих обвинений. Техничка стала ему тоже человек, а я, значит, никто. Со мною можно так обращаться... Так тиранить... Так обижать... После двадцати лет супружеской жизни... Я ему отдала лучшие свои годы... А он!..

- Ну, успокойся, душечка, отдала лучшие, отдашь и худшие...

- Что? Нет, так издеваться над собой я не позволю! Ты на что намекаешь? Что я уже некрасивая, да? Что меня надо списать в утиль, да? Теперь у нас, видите ли, есть техническая женщина Глафира? Ну и как её техничность? Старый! Развратный! Кобель!!! И обжора, к тому же! Правильно мне мама говорила... Ты эгоист! Ты меня никогда не любил, а я тебя ...Ой! Что это? Авгурчик, родненький, сердце что-то бьется так сильно...

- Гаечка, что с тобой?

- Отпустило. Всё хорошо... Теперь хорошо стало. Сладко так. Милый. Какая же я всё-таки мегера! И как ты только меня терпишь, родной ты мой, замечательный? Как же я тебе жизнь-то порчу!

- Гаечка, ты главное, не беспокойся, вот ляг, отдохни. Я и посудку сам помою.

- Да от чего же мне отдыхать? Это ты на работе был, а я-то ведь и не устала нисколько. Сама не понимаю, что это я на тебя взъелась? Ты у меня такой славный! Я тебя люблю. Слышишь? Я тебя просто обожаю, мой родной, мой самый замечательный в мире человек! Поцелуй меня. Иди ко мне. Я тебя ... Ну, иди же!

* * *

- Скорая? Срочный вызов. Сердечный приступ. Адрес? Записывайте...

* * *

- Что же вы, батенька, неотложку вызываете, а супруга ваша ни на что не жалуется, здоровехонька?

- Доктор, тут такое дело, она жаловалась, что сердце сильно бьется.

- Ну, и бьется сильно, так что же тут плохого? А вы вспомните-ка свою молодость. Ведь поди-ка влюблялись? Так что же сразу в неотложку звонили?

- Влюблялся. Но при чем тут сердце?

- Билось оно у вас по-особенному?

- Я уж и не помню, доктор. Давно это было. Так вы полагаете, что моя жена влюблена?

- Я вам сообщаю по секрету точный диагноз, да она и сама мне сказала.

- Не может быть, доктор!

- Случай у вас, признаюсь, довольно редкий, я бы даже сказал исключительный. Рад за вас. Не всякому удается похвастать, что жена сохранила пылкость чувств к своему мужу на протяжении двух десятков лет.

- Да что вы, доктор! Какие два десятка пылких чувств! Одни упреки да брань все эти годы! Я уж и сам не знаю, было ли когда такое, чтобы она меня любила?

- Помилуйте, но ведь вы как-никак женаты!

- Ну и что с того? Мало ли женатых? Что же все друг друга любят, по-вашему?

- Не могу утверждать такого и про половину, ну да мне пора. Вот будете давать витаминчики, я вам выписал на всякий случай. Желаю здравствовать. Счастливчик.

- Спасибо доктор. Вот ведь как бывает...

* * *

- Авгурчик, родной мой. Успокой меня. Скажи мне всю правду.

- Ты о чем, Гаечка?

- Скажи, что у тебя с ней ничего не было. Скажи мне, что она старая, толстая и некрасивая. Скажи, что ты её не любишь. Скажи, что любишь меня, а не её, Авгурчик.

- Да ты о ком, душенька?

- Да о ней, о техничке твоей. О Глафире.

- О Глафире? Да ты что?! Она ведь совершенно не в моем вкусе... Хотя... Ой! А ведь, действительно, никто никогда не видит в ней женщину, лишь только потому, что она - уборщица. И ведь не старая она. Ей лет тридцать - тридцать пять, не больше.

- Авгурчик, что ты такое говоришь? Одумайся.

- Такая вежливая, приветливая всегда. И работу свою любит, и делает ею быстро и качественно. Почему мы порой не замечаем, что рядом с нами сосуществуют такие очаровательные женщины?

- Нет, я больше не выдержу! Ты смерти моей хочешь!

- Ты меня всю жизнь пилила, а я, как последний осел боялся развода с тобой. Что ты мне, собственно, дала в жизни? Неуверенность в себе и отменное питание, стремление к карьере и пренебрежение научной истиной. Ещё бы ты была привлекательна для меня как женщина, так ведь нет! Давно уже нет.

- А ты жесток, Авгур. Я изменюсь, Авгурчик, у нас всё будет хорошо, только не говори больше о ней.

- Если бы мне встретить такую женщину! Да что говорить - вот она, кусок золота, а не женщина, и одинока... Если бы мне похудеть, я бы, возможно, ещё мог понравиться... Кусок золота. Да, Золушка - вот она кто! Как же это я не разглядел за столько лет!

- Авгу-у-ур!!! Ты меня слышишь? Ты делаешь мне больно!!! Перестань!

- Поздно. Я любил тебя, возможно, хотя теперь мне кажется, что настоящей любви я никогда не знал. Но теперь-то я точно знаю, что я люблю не тебя.

- Какой удар! И это теперь, когда ты мне нужен как никогда!

"...Неподготовленная боевая единица вызывает непредсказуемую направленность действия".

* * *

- Авгур Саймурадович, полно вам шутить. Успокой меня. Скажи мне всю правду.

- Я не шучу, Глафира Гавриловна. Я искренне говорю: я вас люблю. Влюблен, как мальчишка, влюблен до потери здравомыслия, по уши, что называется, втрескался. К чему скрывать? Я, извините, Глафира Гавриловна, не в тех годах, чтобы по ночам подушку орошать слезами, но я готов всё - жизнь свою, свободу свою к вашим ногам, так сказать, кладу, вот.