Страница 31 из 47
Обследовав все площадки, мы обрабатывали записи для отчетов. Продовольственников больше интересовали прочность тары, ее стойкость к световому излучению, защитные возможности от радиоактивной пыли и наведенной радиации. Здесь нужна особая точность - с продуктами питания связано здоровье, да и сама жизнь людей. Мы понимали, что человек может заболеть лучевой болезнью не только от проникающей радиации, но и от радиационной пыли, мельчайших частиц продукта взрыва, которые выпадают из облака.
В районе взрыва на многие километры, особенно по следу движения облака, вода, почва, воздух, жилье, техника и предметы обихода непременно заражались. Но на какой срок? Уже в то время мы знали, что радиоактивные продукты взрыва поражают кожные покровы, прежде всего слизистую оболочку глаз, носа, рта.
Весьма опасно попадание радиоактивных веществ внутрь организма через рот, дыхательные пути, раны и с пищей. Они разносятся кровью по всем органам и тканям. Часть их откладывается в суставах, почках, долго оказывая пагубное влияние на организм. Даже незначительное попадание в него радиоактивных веществ способно привести к лучевой болезни. Безопасных количеств излучения и мелких частиц радиоактивного вещества не существует. Это доказали на полигоне исследователи-медики на примере многих животных. И нашим специалистам продовольственной службы требовалось очень тщательно проверять защитные свойства продовольственной тары.
Офицерам службы горюче-смазочных материалов надо было не только зафиксировать, на каком удалении разбиты и сожжены емкости, но и проверить безопасность сохранившегося топлива, определить его качество после взрыва. А затем, как и продовольственникам, дать рекомендации о пригодности существующих емкостей и предложить наиболее стойкие к ударной волне.
Полезные заключения сделали и пищевики, и механизаторы, и военные железнодорожники, и строители мостов. Все выводы нуждались в убедительных доказательствах, поэтому мы выставляли много разнообразных объектов на нескольких площадках, удаленных от эпицентра на разные дистанции.
Специалисты научно обосновали свои предложения расчетами, сообразуясь с техническими особенностями подопытных агрегатов, физическими свойствами и химическим составом конкретных продуктов питания, горючего, тканей, материала, тары. Одному обобщить все это практически невозможно.
Возникали у нас и теоретические споры. Темпераментно обсуждали, например, почему в эпицентре взрыва водородной бомбы в радиусе пяти - семи километров ничего не горело? Даже горючее и смазочные материалы не воспламенялись, хотя рядом куски металла оплавились, земля спеклась, а дерево и продовольствие вместе с тарой исчезли полностью, словно испарились, не оставив пепла. Почему так?
Одни утверждали, что сначала все воспламенилось, но сильная ударная волна, скорость которой вблизи эпицентра взрыва превышала три - четыре тысячи метров в секунду, а затем и волна сжатия погасили, сбросили огонь. А на удалении двадцати - тридцати километров, где скорость ударной волны уже упала и она была бессильна сбить пламя, где облачность оказалась не сплошной, загорелся высохший травяной покров. Другие говорили, что гореть было уже нечему, потому что пламя в миллионы градусов все мгновенно проглотило.
Я имел и до сего времени имею другое мнение: в эпицентре взрыва и вблизи него предметы не горят, а лишь обугливаются, потому что там совершенно нет кислорода. Он полностью поглощался взрывом. И если оставался, то сжатой бескислородной стеной атмосферы мгновенно отодвигался от эпицентра. На удалении же от эпицентра, где давление ослабевало и в воздухе имелся кислород, огненный шар еще способен был воспламенить все, что могло гореть. Если это не так, то все пылало бы и в районе эпицентра. Пусть на мгновение ударная волна сбила пламя, но температура светящегося облака после прохождения ударной волны еще настолько велика, что ее вполне достаточно для воспламенения остатков предметов и техники.
Специалисты, занимавшиеся замером светового излучения и изучением его свойств, могли бы разрешить наш спор, зная немало другого интересного и важного, но опять же секретность не позволяла нам выходить за рамки своей группы. Когда же я все-таки высказал свои предположения офицеру, исследовавшему вопросы светового излучения, он заметил: "Да, ты прав..." Но тем не менее об этом не было сказано ни в одном пособии по противоатомной защите.
Лишь в личных беседах мы могли подсказать что-либо другим группам. Было, например, такое. Подопытные животные без привязи выживали гораздо ближе к эпицентру, чем удаленные, но посаженные на цепь. В чем причина?
Биологический сектор возглавлял талантливый молодой ученый подполковник В. Н. Правецкий, впоследствии ставший крупным руководителем научных работ в одном из московских НИИ. Энергичный, беспокойный и интеллигентный офицер. Беседуя с ним, я как-то высказал предположение:
- Причина гибели привязанных животных проста: их настолько сильно бросает ударная волна, что рвутся шейные позвонки.
Правецкий улыбнулся и потряс меня за плечи:
- Ты прав, артиллерист! Как-нибудь поговорим...
Не знаю, пришел ли он к такому же мнению до моей "подсказки", но деликатный медик не отрубил, как иные: "Знаем без тебя!" Скорее всего, медики это учли: в дальнейшем они шили для животных шлеи из тесьмы.
На подопытных животных после взрыва нельзя было смотреть без содрогания. Мы нашли раненую слепую собаку в разрушенном сооружении, где оставались ящики с печеньем и сухарями. Она скулила и лизала нам руки, прося воды. Другого пса со спекшейся шерстью я видел сразу после взрыва. Он, ослепший и оглохший, не реагировал на зов и бежал подальше с этого адского поля...
В виварии полигона было около шестисот собак, несколько верблюдов, овец, свиней и других мелких животных. А сколько прыгало в поле птичек с опаленными крыльями... Очень жаль было животных. Но как иначе можно определить эффективные средства для лечения лучевой болезни, защиты людей от радиоактивных веществ? На бывшем полигоне, не исключено, когда-нибудь поставят памятник нашим братьям меньшим...